Вольное царство. Государь всея Руси - Валерий Язвицкий

Архиепископ Феофил со всем духовенством в праздничных ризах встретил великого князя крестным ходом с иконами и хоругвями, в сопровождении всех клиров церковных и монастырских. За духовенством шли густой толпой посадники, тысяцкие, бояре, житьи люди, купцы, всякие мастера, старосты концов и улиц и все черные люди.

Пред церковью Святой Софии великий князь принял благословение от владыки Феофила и вошел в храм вместе с клиром церковным. Здесь просил он отслужить молебен и приложился к образам Спасителя и Божьей Матери. После этого сам владыка торжественно совершил литургию. Великий князь, усердно молясь, отслушал ее до конца. После же окончания службы церковной поехал он со всеми своими князьями, боярами и воеводами обедать к архиепископу и был за столом владыки Феофила весел, охотно пил и ел у него. Многими дорогими дарами одарил его глава новгородской церкви и, окружив Ивана Васильевича великим почетом, проводил его на Городище с вином, а даров повез: три постава ипского сукна, сто золотых корабленников и зуб рыбий, да проводного – бочку вина красного и бочку вина белого…

На другой день, в пятницу, ноября двадцать четвертого, когда зима окончательно на санях приехала, повалили со всех сторон на княжой двор в Городище посадники, тысяцкие, бояре и житьи люди, и всяких сословий изветники и доводчики о злых делах челом ударить великому князю с вином и подарками посильными, жалобы принося на обиды и притеснения.

Продолжалось это и всю субботу. Множество новгородцев пришло с жалобами разными, среди них жалобщики от двух улиц – от Славковой и от Никитиной.

Обе эти улицы били челом государю о небывалом разбойничестве богатых и сильных Новгорода Великого.

– Не бывало сего, государь, от века, – говорили жалобщики, – неведомо такое от становления света и нигде не слыхано, чтобы власти градские народ свой били и грабили.

– Кто же сильники сии и грабители? – сурово спросил великий князь.

– Сии суть, господине, бояры великие: посадник степенный Василий Ананьин, Богдан Есипов, Федор Исаков, Григорий Тучин, Иван Лошинский, Василий Микифоров, Матвей да Яков Селезневы, Андрей Исаков, сын Телятьева, Лука и Семен Афонасовы, Мосей Федоров, Константин Бабкин, Лексей Квашнин, Василий Тютрюм, а с ними и люди Евфимьи Горшковой да люди Савелкова, наехав со всеми своими людьми на улицы наши, людей перебили, иных же и до смерти убили, а животов на тыщу рублев ограбили…

Жалобщики замолчали, ожидая, что скажет великий князь.

Иван Васильевич ничего не ответил и грозным взглядом оглядел бывших возле него – владыку Феофила, посадников Якова Короба, Василия Казимира с братом Яковом, иных бояр и житьих людей. Те переменились в лице от страха, но тоже молчали…

В это время Василий Иванович Китай ввел в переднюю князя новых жалобщиков.

– Государь, – сказал он, – сии бояре Лука да Василь Исаковы, дети Полинарьина, челом бьют на обиды.

– Сказывайте, – сурово молвил Иван Васильевич.

– Челом тобе бьем, господине, – начали братья, – на Богдана Есипова, на Василь Микифорова да на Памфила, старосту Федоровской улицы. Наехали они на двор наш, яко разбойники, со зброднями пьянчивыми, людей у нас перебили, а животы разграбили, взяли на пять сот рублев.

Великий князь опять грозно оглянулся на владыку и приказал:

– Хочу, чтобы ты, богомолец наш, и вы, посадники нашей вотчины, так рекли Великому Новугороду: «Дайте и вы своих приставов на тех самоуправцев, на коих великий князь своих приставов пошлет». Хочу яз дела сии сам разобрать. Пошлю яз бояр своих Федор Давыдыча да Ивана Борисыча к Новугороду, дабы дали им своих приставов на обидчиков и могли бы приставы их утром тут вместе с обиженными и обидчиками пред лицом моим стать.

В воскресенье, двадцать шестого ноября, после раннего завтрака прибыли на Городище в переднюю великого князя вместе с московскими приставами вечевые подвойские Назарий и Василий Анфимов, которых вече новгородское нарядило приставами, помогать во всем приставам московским.

Когда же великий князь вышел в переднюю свою в окружении знатных бояр, служилых князей, окольничих, детей боярских и дьяков, все обидчики и обиженные уже стояли перед ним.

На поклоны и шум приветствий Иван Васильевич ответил сурово и сдержанно. Он сознавал всю силу свою, зная, что его воеводы обступили уже Новгород Великий со всех сторон, заняли самые важные и крепкие места его обороны.

«Воеводы мои, – подумал он, – растянули господу, как борзые волка. Шевельнуться она не может и токмо ждет, куда ее ударят: кистенем ли по носу или кончаром под сердце…»

Прищурясь, великий князь поглядел на самого надменного из посадников, на Василия Ананьина, который на Москве был с ним дерзок и груб. Теперь этот богач новгородский хотя и был озлоблен, но, видимо, почуял, что земля из-под ног у него уходит, и потерял всякую уверенность и надменность.

Степенный посадник, как и все бояре великие, понимал хорошо, что силой господа ничего не возьмет. Нужно, как на тайном совете у архиепископа Феофила решено, обмануть Москву, выиграть время, найти союзников сильных. Взглянув на стоявших тут же уличанских старост Славковой и Никитиной улиц со своими почетными уличанами и на бояр Полинарьиных, понял он, что Великий Новгород ослабел, понял и то, что Москве ведомо, кого ей надобно поддержать в Новгороде, кого утопить…

Еще горше показалось ему присутствие на этом суде владыки Феофила и посадников. С ненавистью взглянул он на великого князя и беззвучно прошептал:

– Заставляет он нас самих на себя петлю накидывать.

Допрос обвиняемых, опрос жалобщиков вели дьяки государевы и Василий Иванович Китай, а Иван Васильевич, суровый и грозный, управлял следствием и порой только задавал резкие вопросы, словно стрелы вонзал.

Когда старосты Славковой и Никитиной улиц, а потом и Полинарьины подробно и точно, называя имена погромщиков, рассказали при всем собрании многолюдном о грабежах, убийствах, избиениях и хищении имущества, многие обвиняемые злобно пререкаться начали, укоряли старост во лжи и клевете.

Великий князь слушал молча, сдвинув брови, но вдруг сделал знак рукой, и все сразу стихло, и в тишине этой он грозно спросил:

– А где же при безрядье таком и беззакониях власти новгородские были?

Тишина в передней от сего совсем мертвой стала, и ответа ни от кого не было.

Великий князь остановил гневный взгляд страшных глаз своих на Василии Ананьине и заговорил четко и медленно:

– Посадник Новагорода, степенный, сам с дружиной своей разбойничал, а тысяцкий новгородский Василий Максимов в нетях был, ничто о сем не ведал! – Иван Васильевич смолк на один миг и, более возвыся голос, продолжал: – Зато Господа о сем ведала, и златопоясники, приятели посадника степенного Василья Ананьина, с ним вместе разбойничали. – Государь встал и молвил страже своей: – Сей же часец Василья Ананьина, Богдана Есипова, Федора Исакова да Ивана Лошинского в железа заковать, яко разбойников и татей.

Зазвенев оружием, окружила виновных стража великого князя и дети его боярские: Ананьина взял Иван Товарков, Богдана Есипова – Русалка, Федора Исакова – дьяк Микита Беклемишев, Лошинского – князь Иван Звенец.

Увели их всех в цепи ковать, а с товарищей их повелел великий князь своим приставам взыскать по иску ограбленных полторы тысячи рублей, отдав их на крепкие поруки – поручился за них архиепископ Феофил.

Князь великий, оглядев собрание, увидел изменников Руси православной Ивана Афонасова да сына его Елферия. Воспалился государь гневом великим и воскликнул:

– Поимать сих обоих немедля, увести вон отсюда и оковы на их наложить за воровство их, понеже мыслили от великого князя Новугороду датися за короля Казимира.

Взял Ивана Афонасова Василий Иванович Китай, а сына его Елферия – Юрий Шестак…

Еще три дня после этого великий князь судил обидчиков и многих осудил, а обиженных жаловал и оборонял.

На третий день, во вторник, прибыли к великому князю на Городище владыка Феофил и все посадники бить челом от всего Новгорода о взятых под арест боярах, чтобы пожаловал, смиловался он, казни им отменил и на поруки бы их дал.

Иван Васильевич принял ходатаев милостиво и с почетом, но, челобитья их не приняв, сказал резко:

– Ведомо тобе, богомольцу нашему, да и всему Новугороду, вотчине нашей много от бояр тех лиха чинилось, а ныне еще что ни есть лиха в вотчине нашей, то все от них чинится. Как же мне их жаловать?

Тут же простясь с челобитчиками, ушел из передней Иван Васильевич в покои свои и вызвал к себе князя Пестрого.

– Днесь же, Федор Давыдыч, – приказал он начальнику своей охраны, – ночью тайно пошли всех поиманных бояр в оковах и за крепкой стражей на Москву с приставами. Приставам же наказы борзо взять от Китая Василь Иваныча. Прикажи сей же часец прислать его ко мне вместе с дьяком Беклемишевым. С ними яз о наказах сих подумаю. Вотчины же их все идут за меня, великого князя.