Из Харькова в Европу с мужем-предателем - Александра Юрьева

— Кто вы такой и что вам здесь нужно?

Адвокат смутился и тут же представился по всем правилам, после чего сказал, что пришел поговорить с госпожой Квислинг.

— О чем вы желаете говорить с ней?

— Я адвокат и хочу поговорить с госпожой Квислинг без свидетелей.

Видкун пришел в ярость:

— Это возмутительно! Какое вы имеете право? Как вы смеете беспокоить члена моей семьи без приглашения!? Ей нечего вам сказать! Я требую, чтобы вы оставили ее в покое! Убирайтесь отсюда! — он трясся от ярости.

— Вы пожалеете об этом! — сказал мой незваный защитник, пытаясь сохранить свое достоинство. — Я предупреждаю вас, что вы подозреваетесь в похищении и в сговоре с целью нанесения вреда молодой беззащитной женщине. И с этого момента я могу лично подтвердить, что вы удерживаете ее здесь вопреки ее желанию и препятствуете ее общению с другими людьми. Рапорт о вас будет подан в полицию и государственному обвинителю!

По сравнению с Видкуном этот француз был невысокий и щуплый, но он продолжал угрожать капитану, даже когда ему пришлось пятиться назад от наступающего на него Видкуна, который продолжал кричать: «Вон! Вон!».

Пока мы с Марой безмолвно наблюдали за этим удивительным состязанием, Видкуну удалось вытолкать француза за дверь. К счастью, в приемной не было других людей, и казалось, что никто не заметил происшедшего.

Я чувствовала себя ослабевшей от изумления, и не только из-за только что увиденной сцены, но и от внезапно обнаруженных в течение последних нескольких часов совершенно незнакомых сторон характера Видкуна. К тому времени, как мы втроем молча вернулись наверх в комнату, настроение у Видкуна снова переменилось. Казалось, он совершенно забыл о своем эмоциональном срыве. У него был мрачный и невозмутимый вид, полный решимости, как будто схватка с французом вернула ему уверенность в себе.

— Ну, кажется, все наши планы рушатся, — сказал он, глядя на Мару. — Теперь мы должны действовать быстро! У меня есть план для такого экстренного случая. Это рискованно, но должно сработать. Мара, ты больше не можешь здесь оставаться. Немедленно собирай свои вещи, ты уедешь со мной сегодня вечером. А ты, Ася, должна остаться здесь и ждать меня. Я вернусь через четыре или пять дней. Ни с кем не встречайся и ни с кем не разговаривай. Вот немного денег на расходы — с гостиницей я расплачусь сам. Не беспокойся. Все будет хорошо.

Меньше чем через час Мара и Видкун ушли, не сказав мне, куда они отправляются и как я могу связаться с Видкуном в случае необходимости.

Сидя в этой крошечной комнатке отеля, я чувствовала себя, как единственная спасшаяся после кораблекрушения, цепляющаяся за зыбкий плот, который тонет в огромном бушующем море. Я могла только молиться и думать.

Я боялась пропустить приход Видкуна или его звонок, поэтому старалась выходить всего на несколько минут, чтобы купить себе еду или газету. Мои друзья из пансиона не звонили. Возможно, Видкун попросил дежурного не переключать на меня телефонные звонки. Сама я не решалась им звонить из-за запрета Видкуна, к тому же я не хотела навязываться после произошедшего накануне инцидента.

Как-то от нечего делать я стала рыться в своем сундуке и нашла альбом Види. Я прочитала в нем множество сентиментальных и старомодных записей в надежде найти в них какое-то утешение или руководство к действию, но, конечно, не нашла ничего подобного. Я также обнаружила небольшую адресную книгу, которую мне дал Видкун перед моим отъездом в Москву в 1922 году и в которую он попросил меня записать адрес норвежской миссии в Москве и его родителей в Телемарке в случае, если мы потерям друг друга. На дне сундука я нашла несколько рекомендательных писем от моих друзей, у которых были родственники и друзья за границей, письма от мамы и от моих старых друзей из России. В одном из маминых писем я нашла имена и адреса некоторых моих друзей и родственников, живущих за границей, включая двух моих теток и папиных двоюродных братьев, которых я никогда не видела. Тетя Женя (Евгения) Катрутца жила в Ницце, а ее сестра тетя Катя (бывшая оперная певица Екатерина Хертца) жила в Румынии с ужасно избалованной дочерью Лизой Пущиной.

Я написала письмо маме, моим теткам и моей дорогой Нине. Я не рассказывала им о моих нынешних проблемах, сказала только, что, хотя я сейчас и нахожусь в Париже, но в ближайшее время покину Францию. Я попросила их писать мне и отправлять письма на адрес пансиона мадам Глайз или на мой «постоянный» адрес в Осло.

Прошло несколько дней, но Видкуна не было. В один из таких ужасных, бесконечных дней ко мне пришел еще один неожиданный гость, на этот раз преподаватель Русской студии искусства Никитин. Его обычно учтивая и даже подобострастная манера поведения сменилась наглой дерзостью. Вместо того чтобы поздороваться со мной, когда я спустилась в приемную, он медленно и нахально осмотрел меня и скромную обстановку комнаты, а затем произнес:

— Так вот где твой знаменитый муж прячет тебя! Но он не удерет от меня так легко на этот раз!

Его необычное поведение на миг лишило меня дара речи, что его явно развеселило. Я вспыхнула от возмущения, не предложила ему присесть и сама тоже осталась стоять.

— Что это с вами? Как вы смеете так говорить со мной? — сказала я наконец.

— Ничего особенного, — ответил он небрежно с заученными манерами бывалого актера. — Просто скажите, где он и его хитрая подружка сейчас. Эта прелестная парочка обманула меня. Сначала они уговорили меня участвовать в очень странной сделке, обещая золотые горы и другие блага, а потом исчезли, не заплатив мне оговоренную сумму. Но теперь я все понял, поэтому они у меня в руках! Им придется заплатить сполна. Ну, скажите мне, где они сейчас!

Я предположила, что он имеет в виду план, по которому он должен был заключить со мной фиктивный брак, но я старалась не показывать ту боль и возмущение от мысли, что мои личные дела обсуждались с незнакомыми людьми. Я просто сказала, что Видкун и Мара уехали несколько дней назад, не сказав мне, куда направляются. Также я раздраженно добавила, что не хочу ничего слышать об этих сделках Никитина с ними и что ему придется решать все свои вопросы с капитаном и не беспокоить меня своими жалобами. Это, однако, не остановило его.

— Но как вы сами? Неужели он оставил вам достаточно денег для ваших нужд? Кто оплачивает ваши счета в гостинице? — спросил он с некоторой озабоченностью.

Моим первым порывом было желание сказать ему, что это не его дело, но я тут же передумала.

— Вам не нужно беспокоиться об этом. Мои счета в гостинице оплачены заранее, и у меня достаточно денег на жизнь до того времени, когда вернется мой муж, — сказала я как можно более холодно.