Бюрократия. Теоретические концепции: учебное пособие - Сергей Кабашов

И всякий раз инициаторы этих попыток терпели поражение от носителей охранительно-догматических функций в идеологии, выступавших под флагом «истинного» марксизма. В результате в советской и российской науке отсутствует марксистская или какая-либо иная удовлетворительная трактовка этого массива исторических феноменов.

Между тем можно предполагать, что именно на этом пути и именно отечественные историки и социологи приблизились к оригинальному пониманию закономерностей российской истории в рамках истории Востока, избегая пути между истматовским начетничеством и повторами клише американо-западно-европейской политической науки. Дискуссии об «азиатском способе производства», если бы они не были свернуты, выводили нашу науку к центральному «перекрестку» мирового социально-исторического знания, к проблемам, которые считали главными М. Вебер и А. Тойнби.

Одним из важных понятий, рожденных в ходе этих дискуссий, стало понятие «государство-класс», отражающее ту несомненную истину, что в социальном устройстве множества древних и средневековых деспотий государственные институты и бюрократический слой приобретали самодовлеющий характер и в таком своем качестве устанавливали и увековечивали определенный порядок вещей, противостоящий спонтанному развитию общества и самореализации общественных сил.

Однако установление ведущей роли товарно-денежных отношений и рыночных механизмов вместо преобладающих отношений господства-подчинения и традиционного нормативно-ценностного регулирования, могло произойти только там, где рыночные отношения не были подкреплены централизованной государственной мощью и тысячелетней этатистской идеологией.

Проблема бюрократической власти в отечественной литературе наиболее остро встала во второй половине 80-х гг. в связи с осмыслением природы государственно-политического устройства Советского Союза.

Интересна сама эволюция взглядов на эту проблему. Первоначально бюрократия мыслилась как деформация принципов социалистической демократии и советской системы управления. Однако в русле этой части публикаций пришло осознание неадекватности понятия бюрократии для раскрытия происходивших в СССР процессов, что повлекло появление таких новых понятий, как «административно-командная система» (Г. X. Попов), «этакратия» (М. А. Чешков) и т. п., призванных заменить или дополнить понятия бюрократии, поскольку само по себе оно не в состоянии отразить сложность той политической и социально-экономической реальности, с которой приходится иметь дело исследователям и аналитикам.

Концепция Г. X. Попова о формировании в СССР административно-командной системы, делавшая упор на экономические провалы советского режима, получила достаточно широкую поддержку в научной литературе, особенно в той ее части, которая рассматривала проблему бюрократии сквозь призму истории социально-экономического развития страны. Однако эта концепция подвергалась критике за упрощенный подход к исследованию внутренних социальных процессов, происходивших в советском обществе.

Менее известной, но достаточно интересной с точки зрения исследования глубины феномена бюрократии является концепция этакратии, сформулированная М. А. Чешковым. Он выступил против распространенного в западной политологии взгляда на бюрократию как особый класс в советском обществе, поскольку, по его мнению, при таком подходе природа класса подменялась проблемой его состава, а совокупное бытие класса — положением индивида в его структуре, причем в качестве классообразующих факторов принимались лишь статус, власть и род занятий.

М. А. Чешхов предположил, что в СССР соединение государственной собственности, государственной власти и общественных функций, имеющих объектом общество в целом (интеграция, регулирование, трансформация), образовало механизм, действие которого сформировало особую классоподобную социальную общность — этакратию. В этом механизме государственная собственность выступает как основа, государственная власть — как движущая сила, а общественные функции, вернее, их монополизация — как основной способ формирования этакратии.

Механизм, формирующий этакратию, определял и ее внутреннюю организацию, которая построена по иерархическому принципу и имеет тотальный, т. е. всеохватывающий характер. Иерархия по всем трем осям — собственности (технобюрократия), власти (политическая бюрократия), управления (административная бюрократия) есть не только способ самоорганизации советской этакратии, но и механизм ее господства.

В истории СССР М. А. Чешковым выделяется две основные разновидности этакратии — «грубокоммунистическая» и рыночная, или нэповская этакратия. В первой из них экономические отношения — не более чем экономическая реализация отношений власти; во второй — они обладают собственной автономной логикой, хотя и здесь сохраняется принцип примата политики (внеэкономических связей или надстройки).

В таком контексте сталинизм, по М. А. Чешкову, является особенным случаем «грубокоммунистической» разновидности этакратии. Для него характерны религиоподобная форма идеологии (культ личности), грубые формы господства-подчинения, доведенные до уровня личной зависимости производителей, и почти кастовая обособленность самой этакратии (номенклатура); полное подчинение экономики властным отношениям, а в структуре сталинской этакратии — абсолютная гегемония политиков. Эта разновидность этакратии в своем законченном виде может существовать и без крайностей сталинизма (советское общество 50–70-х гг.).

Анализ возрастания роли бюрократии в советском обществе потребовал применения системного подхода, который позволял связать воедино проблему внутренней самоорганизации бюрократии с воздействием окружающей среды. Наиболее концентрированно это влияние было выражено в понятии «бюрократическая, или административная власть».

Суть этого явления определялась тем, что бюрократия в СССР в силу своих профессиональных качеств и специфики работы оказывала непосредственное воздействие на все политические решения, принимавшиеся в стране. Некоторым диссонансом в общей направленности публикаций этого периода прозвучала мысль, высказанная известным политологом А. Миграняном, который, используя концепцию М. Вебера о плебисцитарной демократии, предположил, что отсутствие демократических институтов публичной власти в определенные периоды в авторитарно-тоталитарных политических системах делает харизматического лидера единственной эффективной управой на бюрократию. Такая позиция в начале перестроечного процесса середины 80-х гг. была воспринята чуть ли не как покушение на принципы демократизации общества.