Грязная работа - Кристофер Мур

Он вытянул длинные ноги на три сиденья и в проход, закрыл глаза и затылком уперся в окно, бритым черепом ощущая ритм лязгавшего поезда сквозь холодное стекло. Ох, нет — так не получится. Перебор сакэ и что-то вроде вертолетов в голове.

Он отдернул затылок, открыл глаза — и тут заметил, что в двух вагонах от него погас свет.

Свеж резко выпрямился и стал наблюдать, как лампы гаснут уже в соседнем вагоне… нет, не так. Там двигалась тьма — текучим газом, будто высасывая из плафонов энергию.

— Ой блядь, — сообщил Мятник Свеж пустому вагону.

В поезде он даже не мог выпрямиться во весь рост, но все равно встал, чуть ссутулившись, упираясь головой в потолок, но лицом — к надвигавшейся тьме.

Дверь в конце вагона отворилась, и кто-то вошел. Женщина. Нет, не вполне женщина. Скорее тень женщины.

— Эй, любовничек, — произнесло оно.

Низкий голос, прокуренный.

Мятник уже слышал его раньше — или тот голос был на него похож.

Тьма обтекла два дальних плафона в полу, и женщина осталась лишь силуэтом, отражением пушечной стали в чистом мраке. С тех пор как Мятник только пробовал силы в торговле смертью, он не помнил такого страха, но теперь очень боялся.

— Я тебе не любовничек, — ответил он голосом ровным и уверенным, как бас-саксофон, не выдав ни ноты ужаса.

«Кризис во всяком миге», — подумал он.

— Черную возьмешь — домой не придешь, — сказала она, шагнув к нему, и теперь ее иссиня-черный силуэт обволакивал Мятника со всех сторон.

Он знал, что в нескольких шагах за спиной — дверь, запертая мощной гидравликой, а за нею — черный тоннель в двухстах футах под заливом, и по дну бежит смертоносный электрический рельс. Но сейчас почему-то казалось, что там очень уютно.

— Да брал я черных, — ответил Мятник.

— Нет, не брал, любовничек. Ты брал смуглых, темно-шоколадных и кофейных — это может быть, но даю тебе честное слово: черной ты никогда не брал. Потому что черную возьмешь — домой не придешь никогда.

Мятник смотрел, как она придвигается, скорее — течет: из кончиков ее пальцев выросли длинные серебристые когти, на них играли тусклые отблески аварийных лампочек, и с них капало такое, что, ударяясь об пол, взрывалось паром и шипело. На флангах послышалась какая-то возня, там что-то перемещалось во тьме — низенькое и быстрое.

— Ладно, к сведению принял, — сказал Мятник.

20

Вторжение наймита-крокодила

В городе стоял жесточайше жаркий вечер, и окна у всех были открыты. С крыши дома по другую сторону переулка лазутчику было видно, как маленькая девочка радостно плещется в ванне, полной мыльной пены, а два гигантских пса сидят рядом, слизывают шампунь у нее с пальцев и отрыгивают пузырьки. Девочка при этом визжит от счастья.

— Софи, только не корми собачек мылом, хорошо? — Голос лавочника из другой комнаты.

— Ладно, папуля, не буду. Я уже не маленькая, знаешь, — ответила она и, налив в ладошку еще клубнично-кивиевого шампуня, предложила одной собачке полизать.

Зверь изверг облачко ароматных пузырьков, они проплыли сквозь прутья решетки в неподвижный воздух и разлетелись по всему переулку.

Псы — это незадача, но лазутчик вроде бы рассчитал время правильно: он сумеет разобраться с ними и заполучить ребенка без помех.

В прошлом он был наемным убийцей, телохранителем, кикбоксером, а в последнее время — сертифицированным установщиком стекловолоконной изоляции. Все эти навыки могли сослужить ему хорошую службу при выполнении текущего задания. Лицо у него было крокодилье — шестьдесят восемь остро заточенных зубов и глаза, сверкавшие черными стеклянными бусинами. Вместо рук лапы раптора, отвратительные когти покрывала запекшаяся кровь. Он был одет в шелковый смокинг, но ходил босиком: на нижних лапах у него имелись перепонки водоплавающей птицы и еще когти — выковыривать добычу из грязи.

Лазутчик подкатил большой персидский ковер к краю крыши и стал ждать; вскоре, как он и планировал, до него донеслось:

— Солнышко, я вынесу мусор, сейчас вернусь.

— Ладно, папуля.

Забавно, как от иллюзии безопасности мы становимся небрежны, подумал лазутчик. Никто не захочет оставлять маленького ребенка одного в ванне без присмотра, но ведь общество двух крупных собак — это не совсем без присмотра, не так ли?

Лазутчик подождал еще, и вот лавочник с мусорными мешками в обеих руках толкнул стальную дверь черного хода. Казалось, его на миг обескуражил тот факт, что контейнер, обычно стоявший у самой двери, передвинули шагов на двадцать дальше по переулку, но он пожал плечами, пинком распахнул дверь пошире и, пока она, закрываясь, шипела пневматикой, бросился к контейнеру. Вот тогда лазутчик и скинул ковер с крыши. Пролетев четыре этажа, тот развернулся.

А развернувшись, с немалой силой ударил лавочника и поверг его наземь.

Собаки в ванной насторожились. Одна предостерегающе гавкнула.

Первая стрела уже стояла на взводе у лазутчика в арбалете. И лазутчик эту стрелу выпустил — нейлоновый линь зашипел, и стрела глухо ударила в ковер, пробив его и, возможно, икру лавочника, действенно пришпилив его — вероятно, к земле. Лавочник завопил. Огромные псы выскочили из ванной.

Лазутчик зарядил еще одну, присоединил к свободному концу линя и прострелил ковер с другой стороны. Лавочник продолжал кричать, но тяжелый ковер прижимал его, и жертва не могла шевельнуться. Когда лазутчик заряжал третью стрелу, псы выскочили из черного хода в переулок.

Третья стрела никакой линь за собой не тащила, но у нее был хитрый наконечник с титановыми шипами. Лазутчик навел арбалет на цилиндр пневматики на двери, выстрелил, попал, и дверь захлопнулась. Собаки остались в переулке. Лазутчик тренировался в уме десятки раз, и теперь все шло точно в соответствии с планом. Передние двери в лавку и в жилой дом были накрепко заделаны суперклеем еще до того, как лазутчик поднялся на крышу, а сделать это было непросто — действовать требовалось скрытно.

Четвертым выстрелом он всадил стрелу в оконную раму на лестничной площадке. Прутья решетки в окне ванной были слишком часты, но лазутчик знал, что лавочник не закрыл дверь в квартиру. К нейлоновому линю он подцепил карабин и тихо соскользнул на подоконник. Отстегнулся, протиснулся сквозь решетку и приземлился на пол.

Передвигался он, прижимаясь к стенам, делая осторожные преувеличенные шаги, чтобы когти не цеплялись за ковер. В соседней квартире, судя по запаху, жарили лук, а из двери прямо по коридору доносился детский голосок. Лазутчик видел, что дверь приоткрыта, хоть и слегка.