Принц для Сумасшедшей принцессы - Татьяна Устименко

Перекресток не пустовал. На соединяющей порталы площадке возвышалась небольшая, скромная часовенка, вытесанная из цельной глыбы черного чарнокита[54]. Нарочито-невзрачная непритязательность архитектурных решений этого стандартного здания с завидной лихвой компенсировалась вызывающей роскошью редчайшей горной породы. Камень отливал всеми мыслимыми и немыслимыми оттенками радуги, исходящими из серебристо светящихся кристаллов, словно бы наложенных на темную основу. Свет, вкрапленный во тьму. Тьма, служившая декоративным фоном и поддержкой свету. Ничего прекраснее я в жизни не видывала. Вычурные усыпальницы моих венценосных предков не шли ни в какое сравнение с этим примитивно вытесанным зданием, напрочь лишенным отделки и орнамента. Красота камня затмевала уродство внешних очертаний. Возможно, именно этим демиурги пытались намекнуть на что-то важное, пока ускользающее от моего восприятия… Душевно и зрительно утомившись от тяжкого груза свалившихся на меня впечатлений, я ухватилась за простое медное кольцо, укрепленное на дубовой, потемневшей от времени створке, открыла дверь часовни и вошла внутрь…

Лучи света перекрещивались и снова разбегались на двухцветных мраморных квадратиках, выстилающих пол часовни. Проникая сквозь цветные витражи, внешний свет причудливо окрашивался в сиреневые и красные тона, гармонично дополняя черный и белый мрамор. Достигнутый оптический эффект придавал погруженному в полумрак помещению гнетущий налет инфернальности, навевая мысли о бренности попавшего в часовню существа и его незначительности перед властью великого фатума. Я мгновенно ощутила себя крохотной песчинкой, случайно угодившей в вечный жернов бытия. Сила демиургов угнетала и подавляла, заставляя упасть на колени и униженно вымаливать хотя бы каплю снисхождения, мельчайшую частицу их милости…

Я возмущенно тряхнула головой, отгоняя навязчивое наваждение.

– Дешевый трюк, – громко выкрикнула я, осмелившись посмеяться над могильной тишиной, царящей под сводами часовни. – Вам меня не сломить и не запугать…

Кса-Бун с грохотом уронил топор, моим протестующим криком насильно выведенный из овладевшего им оцепенения. Мы дерзнули бросить вызов самим великим творцам, нагло нарушив их многолетнее отшельничество.

– А ты смела, девочка! – Рокочущий голос шел из пустоты, колокольным набатом отражаясь от черных стен и заставляя быстрее забиться мое готовое к любым неожиданностям сердце. Ведь Хранитель предупреждал меня о негаданных встречах, поджидающих храбреца, отважившегося достичь Перекрестка. – Я ждала, хватит ли у тебя решимости посетить мою скромную обитель… – Голос стал мягче, наполнившись дружелюбием и симпатией. – Хватило! Ты воистину нечто необычное, еще не виданное в этом мире и достойное звания моего лучшего творения. И поэтому я говорю – добро пожаловать!

Сумрак растаял, уступая место теплому золотистому свету. И тогда я увидела статую, искусно выточенную из полупрозрачного белого халцедона[55]. То была высокая женщина, отличающаяся превосходно развитой мускулатурой и плотным телосложением. Крупная, правильной формы голова, увенчанная гривой длинных волос, плавно переходила в красивую шею и гордо развернутые плечи. Острые сосцы полных грудей придавали ей некоторую эротичность, а тяжелый, почти мужской подбородок говорил о властности и авторитарности. Шесть рук вскинулись в величественном жесте, но пять из них оказались пусты, и лишь последняя бережно хранила то, чего не уберегли прочие, – одну из Алатор. Торс женщины оканчивался толстым змеиным хвостом. Неживые глаза смотрели слепо, на лице запечатлелась высокомерная гримаса. На груди статуи зияло ничем не заполненное круглое отверстие.

Я почтительно преклонила колено, а затем, сняв со своей шеи медальон, несущий изображение перекрещенного меча и молнии, вложила его в отверстие. Ключ подошел идеально. Оружейница глубоко вздохнула, ее кожа затрепетала, порозовела, выпуклые глаза моргнули и обрели осмысленное выражение. Она упруго привстала на хвосте и скользнула на пол, покидая надоевший пьедестал. Статуя ожила…

Ее способ перемещения ничуть не напоминал змеиный. Не подползая, а словно бы паря в воздухе, Оружейница приблизилась ко мне, складывая алые губы в приветливую улыбку. Вблизи она еще меньше походила на человека, безмерно удивляя узкими щелевидными зрачками, нижней частью тела, покрытой стальными овальными чешуйками, и длинными пальцами, вооруженными кривыми когтями.

– Впервые я вижу вас так близко и отчетливо, – стараясь не выказывать волнения, почти равнодушно произнесла я, глядя ей прямо в глаза. – Вы сильно отличаетесь от всех прочих обитателей нашего мира…

– Еще бы, – хмыкнула демиург, хозяйским жестом погладив мой живот. – Но и твой сын тоже особенный. Мало кому ведомо, что он соткан изо льда и пламени, этот наш долгожданный малыш – демон. Ты не боишься, принцесса, что его рождение может стоить тебе жизни?

– Любовь не убивает. Даже несчастная! – уверенно парировала я, скрещивая свой взор с ее пронзительным взглядом. – Несчастная любовь делает нас сильнее, учит лучше понимать людей. Мне об этом королева Смерть говорила. А убивают только ненависть и разочарование в себе.

Шестирукая тварь запрокинула голову и пронзительно расхохоталась. Я с трудом подавила жгучее желание перерезать ее открытое, доверчиво подставленное горло.

– А ты умна, – отсмеявшись всласть, уважительно признала Оружейница. – И смела к тому же! Да, мы совершенно непохожи на вас. Мы уже разучились любить. Мы лишь наполовину состоим из живой плоти и крови. Тысячи лет назад на нашей планете разразилась ужасная война, стоившая жизни многим из нас. Наша родина – там, – она ткнула пальцем в потолок, мгновенно принявший форму прозрачного стекла, являющего нам изображение ночного неба, усыпанного интенсивно светящимися звездами, – в созвездии Лебедя. Планета называлась Антеей, а ее столица – Ундорой. Видишь, девочка, мы принесли с собой дорогие нашим сердцам имена, возродив на Земле величие погибшей расы. Нас осталось всего четверо – полусуществ-полумашин, сложнейших биокибернетических созданий, обладающих почти неисчерпаемыми возможностями и ресурсами. Но там, дома, мы утратили слишком многое, – Оружейница скорбно вздохнула, – то, чего, невзирая на все предпринятые усилия, мы так и не смогли спасти. Когда-то у меня была дочь… Ее звали Ульрикой…

Услышав свое имя, я затрепетала. Мне открылось обстоятельство, которое я ни за что не смогла бы постигнуть самостоятельно. Так вот в чем крылась причина странной привязанности, испытываемой Оружейницей по отношению ко мне…