Боевая рыбка - Джордж Грайдер

Поскольку в Мобиле нам предстояло участвовать в первом после войны праздновании Дня ВМФ, было бы вполне естественно организовать торжества как следует. Новый офицер Хэнк Драмрайт поступил на "Флэшер" в Хантерс-Пойнт и много раз демонстрировал свои недюжинные способности. Я послал его вперед, чтобы организовать все необходимое и сделать наше участие в празднике незабываемым. Хэнк превзошел самого себя. Как оказалось, в Мобил на этот праздник направлялись крейсер, авианосец и две подводные лодки, но наш "первопроходец" обставил их всех. Мы были первыми на параде, банкеты устраивались в нашу честь, а газеты пестрели сообщениями о "Флэшер". Это откровенно приводило в замешательство, особенно когда меня призвали выступить с речью. Возвращаясь мысленно во времена учебы в Военно-морской академии, я припоминал, что как-то говорил речь по такого рода случаю, для той я взял за основу выступление великого флотоводца прошлого. Но, к несчастью, я выбрал адмирала Фаррагута, героя союзных войск залива Мобил.

Мой друг Сэм Ники приехал из Мемфиса, и я пригласил его на борт "Флэшер", чтобы он составил нам компанию в пути до Ки-Уэст. Это было против правил, но я знал, что никто не будет особо тщательно проверять, и к тому же я хотел поквитаться с Сэмом за разного рода розыгрыши, которые он мне устраивал в прошлом. Однажды он отошел к кормовой части мостика на добрых двадцать пять футов от люка, я подождал, пока он повернется спиной, и дал звуковой сигнал к погружению. Но на самом деле он не был подключен. Сэм был первым, кто нырнул вниз в люк.

От Ки-Уэст мы пошли в Филадельфию, где провели несколько месяцев; там были сняты наши батареи и нас постыдным образом отбуксировали в Нью-Лондон, где "Флэшер" была поставлена на прикол. К тому времени с нами остались лишь немногие из членов экипажа и три офицера. Во время краткой церемонии отправки лодки на консервацию мы стояли и смотрели на ее старый корпус, с которым нам довелось пройти через столько испытаний, и у всех на глаза навертывались слезы. Не было сказано ничего знаменательного; мы просто зачитали приказ и спустили флаг нахождения в строю, а мне вручили ручку и набор карандашей; но это был один из незабываемых моментов в моей жизни. Я только сдавленно пробормотал "спасибо".

* * *

Я был откомандирован обратно в Ки-Уэст, принять командование над военным кораблем США "Кубера", субмариной нового типа. Я снова вернулся в мирное время на службе в военно-морском флоте. А теперь нам нужен был дом побольше, чем прежний, потому что кроме Энн и Билли у нас теперь была Гейл. С самого начала войны Энн развернула длительную кампанию по поиску ребенка, для которого мы могли стать приемными родителями. В то время было очень трудно для тех, кто был на военной службе, усыновить ребенка, но упорство Энн было наконец вознаграждено, и, когда мы были в Филадельфии, прибыла наша прекрасная трехлетняя дочка. Это была огромная радость, и, более того, Энн проторила дорогу для других супружеских пар, где мужья служили в подводном флоте. В последующие годы двадцать пять или тридцать подводников усыновили или удочерили детей через то же агентство, благодаря которому у нас появилась Гейл.

Война прерывает многие нити, связывавшие людей, но две из них были вновь соединены, когда мы прибыли в Ки-Уэст. Человеком, которого я должен был сменить в качестве командира, был Роджер Пейн, мой давний товарищ еще по "Уаху", который теперь уходил, чтобы стать экспертом по ведению атомной войны. А Джек Григгс, также с "Уаху", был теперь моим инженером-механиком.

"Кубера" была под моим командованием примерно год. За это время мы удочерили еще одного ребенка, Салли, и на наших глазах другие наши друзья обзаводились детьми, которых так долго жаждали. Режим работы на базе подводных лодок был идеальным, работа, которую мы выполняли, - интересной, а "Кубера" - прекрасным кораблем. Я немного беспокоился по поводу того, что мне казалось признаком того, что военно-морской флот скатывается к одной из своих прежних ошибок мирного времени - к растущей сверхосторожности, к возвращению к некоторым из отвергнутых будничных распорядков и к бюрократизму, без которых нам было бы лучше, - но полагаю, что такое происходит со всеми ветеранами войны, когда они привыкают к мирным будням. Я был доволен жизнью и своей карьерой на флоте, но, когда однажды вечером "Кубера" встала в док, у меня в груди появилась странная боль, отдававшаяся в руки и в шею. Она была не сильной, но необычной и очень неприятной.

Женщина, которая помогла нам взять приемных детей, была в тот день в Ки-Уэст, и мы устраивали банкет на лужайке для нее и для четырех семей подводников, которые также усыновили или удочерили детей. На эту вечеринку ждали и меня, но я сначала пошел в медпункт. Молодой врач осмотрел меня, нашел сердечный приступ и посоветовал лечь в больницу.

Однако я отнесся к этому довольно легкомысленно, и я решил, что он излишне дотошен в отношении меня. Вместо этого я пошел на банкет на лужайке, и через некоторое время боль исчезла. Она вернулась в ту же ночь, и на сей раз настолько ощутимой, чтобы заставить меня на следующий день отправиться в больницу. Врач простукал меня, послушал и сказал, что не похоже на то, что у меня сердечный приступ в моем возрасте - мне было тогда тридцать пять, - но не мешает проверить. Человек, который обслуживает электрокардиограф, сейчас в отпуске, сказал он, но вернется через десять дней, и тогда, по его словам, мне не помешает снова прийти к нему на прием. Я вернулся к повседневным делам - всю неделю управлял "Куберой", по выходным играл центровым в команде по софтболу (разновидность бейсбола) и почти забыл о своей боли. Но однажды вспомнил и прогулялся до больницы, чтобы провериться.

Что-то было не так с первой кардиограммой, и они сделали еще одну. Та оказалась еще хуже. Когда врач взглянул на нее, он выглядел обеспокоенным, и впервые я внутренне похолодел от внезапной слабости. Но после третьей пробы оператор вернулся с проявленной пленкой, и на его лице сияла улыбка.

- Эта получилась отлично! - сказал врач. - Она отпечаталась великолепно!

Я улыбнулся ему:

- Слава богу, а то я уже беспокоился.

Он с любопытством взглянул на меня из-за оттиска:

- Ну, похоже на то, что у вас и в самом деле был сердечный приступ. Но сейчас оттиск получился прекрасный.

Врач схватил кардиограмму, посмотрел на нее и сказал, что у меня и в самом деле серьезные проблемы с сердцем. Он прописал мне строгий постельный режим, предупредил, что любое волнение или любая активность могут стать для меня роковыми, предостерег, чтобы я не проявлял беспокойства, и ушел. К утру я дрожал как осиновый лист.