Фальшивые червонцы - Ариф Васильевич Сапаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Салынь. Какое впечатление производит жар-птица?
Цаплин. Информация пока самая поверхностная. В 1919 году скрывалась в лесу, имела в связи с этим неприятности. В настоящее время известна своей активностью по линии местных церковников. Со знакомствами в Ленинграде, с опытом и сноровкой. Судя по способам разбрасывания перышек, действует вполне обдуманно, старается лично оставаться в тени...
Салынь. Да, скудновато у вас с информацией. Что предлагаете конкретно?
Цаплин. Прошу разрешения на срочный осмотр гнездышка. Думаю, что сделать это надо без промедления, сегодня же, потому что с ярмарки могут просочиться разговоры, и тогда картина здорово изменится. К полуночи, если не терять даром времени, успеем доехать до места.
Салынь. А вдруг ничего не найдете?
Цаплин. Уверен, что найду, товарищ начальник. Ради страховки предлагаю оформить осмотр, как мероприятие в порядке борьбы с незаконным самогоноварением. Поступил, мол, сигнал, и необходимо убедиться в его достоверности...
Салынь. Что же, это разумно. Именно с поиска самогонного аппарата и начинайте, а ежели результаты будут плачевными, никаких намеков на перышки. Извинитесь за беспокойство и сразу уезжайте. Понятно?
Цаплин. Понятно, товарищ начальник. Разрешите выполнять?
Салынь. То есть, как? Вы что же, в одиночку собираетесь действовать? Передайте трубку Василию Васильевичу, он окажет вам необходимое содействие.
Епифанов. Слушаю, Эдуард Петрович.
Салынь. Попрошу вас, товарищ Епифанов, пособить нашему представителю в этой неожиданной операции. Дайте квалифицированных людей, неплохо если и сами поедете. Ордер надо выписать в расчете на самогонный вариант, это Морозов придумал неплохо. По возвращении сразу информируйте. Желаю удачи, Василий Васильевич. Надо полагать, все будет в порядке.
Епифанов. Постараемся, Эдуард Петрович.
10
До деревни Дубно насчитывалось двадцать километров, да еще с гаком. Лишь половина из них по шоссе, а далее раскисшими осенними проселками по бездорожью. Автомобиль дирекции Волховстроя, на который рассчитывал Епифанов, оказался в ремонте. Пришлось ехать на лошадях.
К полуночи, насквозь промокшие и окоченевшие, они добрались до места. Деревня в столь поздний час уже спала, огней в окнах не было, и еще порядочно времени ушло на сбор понятых, необходимых для производства обыска.
Открыл им сам Биткин. С излишней резкостью гаркнул на рвавшуюся с цепи собаку, остервенело пнул ногой стоявшее у порога пустое ведро. Заметно было, что встревожен, изрядно нервничает.
Обязанности они распределили еще в дороге, и обыск взяли на себя милицейские товарищи. Сергей Цаплин сосредоточился исключительно на хозяевах. Встал в сторонке со скучающим, безразличным видом, ни во что не вмешивался, оценивающе примечал каждую мелочишку их поведения.
Узнав причину ночного визита милиции, Николай Сергеевич Биткин принялся негодовать и возмущаться.
Неужто начальство не изучило до сих пор здешних самогонщиков и лезет среди ночи к порядочным людям? Спросите у кого угодно в деревне, всякий объяснит, что человек он всеми уважаемый, трезвый, так что самогонный аппарат ему без надобности. При крайней нужде всегда купишь в Старой Ладоге бутылку-другую, разор не велик, А крушить все в доме, да еще в поздний, заполночный час, — грубое нарушение закона, за которое начальство по головке не погладит.
Странная, однако, получалась история. Чем громче негодовал хозяин, тем меньше верилось в искренность его возмущения.
Похоже было на другое. Похоже, что Николай Сергеевич доволен причиной вторжения непрошеных гостей. Грозится поехать с жалобой к прокурору, домогается сочувствия у застенчиво безмолвствующих понятых, а в душе небось злорадствует: ищите, ищите ветра в поле...
Обыск тем временем приближался к концу. Слазали с фонарем в подполье, где хранилась картошка, обшарили хозяйственные пристройки, сенной сарай и маленькую черную баньку, стоявшую на берегу реки. Ни змеевика, ни других хитроумных приспособлений самогонщиков обнаружено не было.
Вопросительно глянув на Сергея Цаплина, заместитель начальника милиции с недовольным лицом направился к столу. Пододвинул к себе лампу, достал из сумки бумагу и ученическую чернильницу-непроливайку. Результаты обыска надлежало зафиксировать актом, и они условились, что Василий Васильевич будет при этом изображать полнейшую неудачу.
Остановка теперь была за Сергеем Цаплиным, а он еще не принял окончательного решения, обдумывая, с чего же вернее начать. Фальшивки могли быть спрятаны в окованном железными полосками сундуке с одеждой, на котором, безучастно сложив руки на груди, восседала грузная, дородная хозяйка. Удобно их засунуть под перину или, к примеру, в икону с мерцающей перед ней лампадкой. Любой из этих вариантов вызовет, конечно, шумные протесты хозяев, так что желательно не ошибаться, надо бить наверняка.
Предпочтительнее все же начинать с иконы. Верующие нередко отваживаются на циничное богохульство, а этот ходит в членах церковной «двадцатки», этому и карты в руки.
— Иконка-то у вас, кажется, редкостная, — громко похвалил Сергей Цаплин. — Старинного, видать, письма, новгородского либо суздальского. Разрешите полюбопытствовать?
В глазах Биткина на мгновение вспыхнула растерянность, но он удержался, ничем не выдал своих чувств. Зато бурно отреагировала хозяйка. С неожиданной для ее комплекции резвостью сорвалась со своего насиженного места, кинулась наперерез, загораживая руками дорогу к иконе.
— Не позволю! — закричала она дурным, истеричным голосом деревенской кликуши. — Правов таких нету, не смеете трогать божий лик! Не позволю!
Спасибо Василию Васильевичу, сообразил усадить ее обратно на сундук да еще пошутил при этом, заметив, что самогонный аппарат в лампадке спрятать немыслимо, а любоваться искусством старинных богомазов никому не возбраняется, в том числе и работникам милиции.
Зябко ощущая на спине колючие взгляды хозяев и понятых, Сергей Цаплин медленно приблизился к освещенной тусклым мерцанием иконе. Постоял, как бы и впрямь любуясь потемневшим изображением Николая Чудотворца, не торопясь начал снимать икону с крючка. И тут к его ногам шлепнулся завязанный в тряпицу тугой узелок.
Догадка оказалась правильной.
В узелке были червонцы. Те самые, хорошо знакомые Сергею Цаплину. Двести сорок пять купюр. И все десятирублевого достоинства, все новенькие, нетронуто хрустящие.
Пока пересчитывали толстую пачку и составляли акт изъятия, Николай Сергеевич Биткин успел прийти в себя. От подписи под актом он отказался наотрез.
— Не мои это деньги... Подписываться не стану...
— А чьи же они? — рассердился Епифанов. — Не валяйте дурака, гражданин Биткин, все равно это бесполезно...
— Подсунул их кто-то... Не мои это червонцы, знать ничего не знаю...
— Да кому же взбредет подсовывать этакую уйму денег? Вы что, Биткин, в своем уме? Или нас всех считаете идиотами?
— Не стану подписываться... Хошь режьте меня, хошь стреляйте — нету моего согласия...
Пререкания грозили принять затяжной характер, и Сергей Цаплин решительно их оборвал:
— Подписывать акт или отказываться — добрая воля гражданина Биткина. Хочет ставит подпись, хочет