Панцирь - Андрей Гардеев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Элиты во “дворе” насчитал – девять человек, с провожающим вместе. Ополченцев – три десятка.
Не нужно быть чатуром, чтобы понимать – только по лифтовым площадям собралось около ста шестидесяти солдат, не считая тех, кто несли дежурство на стенах, башнях и орудийных расчетах. Навскидку, по самым скромным подсчетам, сторожило Изот никак не меньше пяти сотен бойцов. А пять сотен бойцов нужно сменять. Выходила минимум тысяча. И сколько же тогда здесь мирных?
Могло быть и не так много, если промысловик имел стратегическое значение. А может быть какие-то площади охранялись лучше других. Может быть какие-то башни имели в дозорных лишь пару бойцов или были совсем пусты.
Сложно сказать.
***
Башенная пристройка – дозорно-пропускной пункт.
Нижний этаж скуден на обстановку. Тонкий стол из примитив-металла в центре. На нем стопки бумаг, письменные принадлежности, а с боку громоздкий черный “короб-прибор” с торчащими хтонами. Оператор в наушниках завис над сотнями кнопок, и во главе стола сидел офицер.
Крутая пристенная лестница вела на второй этаж. В дальней части помещения дверь, скорей всего, в башню.
Освещение обеспечивали хтонные лампы, вмонтированные в верхние части стен. Свет яркий, хоть и излишне отдавал синим.
Под лестницей еще один стол, занятый тройкой крупных синеформенных солдат. Сейчас они играли в кости, но это меня не обманывало: револьверы разложены на столе, у их локтей, к тому же, направлены на нас.
Я различал синеформенных по самым характерным деталям: Шрам, Бородатый и Носач.
Отчеты, готовые доклады – это место где собиралась первичная информация о пришедших и откуда она отправлялась дальше.
Впечатлила гермо-дверь, через которую провел дозорный.
Когда оказались внутри, оставшись позади нас, он потянул несколько рычагов и дальнейшее я воспринимал с удивлением: из выпуклостей по краям “выстрелил” бледный материал и тот забился в специальные пазы на стенах. Специфическая веерная прослойка закупорила помещения до герметичного состояния; в этот же момент над дверью застрекотали механизм-фильтры. А когда провожатый нас покинул, он просто захлопнул дверь, и та закупорилась автоматически. Никаких дополнительных потягиваний рычагов, ведь с внешней стороны их просто не было. И вновь звучал стрёкот механизмов…
Интересно.
Офицер, усач с залысиной, носил синий мундир. Он приказал отдать сумки, указав черным костистым протезом левой руки на тройку синеформенных.
Пришлось исполнять.
Бойцы отложили игру, начали досмотр. Не укрылось от меня и то, что делали они это явно без энтузиазма. Шрам позволил себе даже больше – недовольно морщился. Застарелые рубцы бродили по лицу. Никакого особого интереса или жадности не разглядел. Обычная рутинная процедура, изрядно всем надоевшая.
Моды работали исправно.
Сейчас я был пуст. Важно оставаться именно таким. Лишние эмоции – в мусор, лишние мысли – отрезать. Демонстрируем покорность, демонстрируем дружелюбие. Я миролюбивый механизм. И концентрируемся именно на этом.
Позиция слабости, позиция уязвимости. Для того чтобы это изменилось нужно пережить “переход”, обрасти денежным жиром и оружейными мышцами. В лучшем случае и соратниками.
Оружие людей, обмундирование, сытость и достаток – ощущал себя зверем-дикарём перед кулаком имперской машины. Опасное чувство. И ошибочное. Наша цивилизация пережевала бы их, не моргнув. А я ее отпавшее справедливое щупальце.
Жалость и самоуничижение – штрековые черви-паразиты. Уничтожать их в себе значит придерживаться единственного верного пути. Мои цели никто не выполнит. Живи, бейся, властвуй. Есть только воля.
Будь справедлив.
Успокойся, – сказал сам себе.
А затем – ожидание.
Рассмотреть были ли татуировки на правой руке у офицера не получилось: он носил серую перчатку. У оператора прибора на хтоннах были перчатки тёмно-красного цвета. У двух солдат метки такие же как у провожатого: двойные ленты и кинжал без рукояти. У третьего, того постарше – шрамированного, татуировка оказалась завершена – виднелась цельная рукоять. Ума понять, что он в какой-то мере выше или важнее остальных солдат у меня хватило, хотя их перешептывания и жестикуляция, используемые в общении между собой, большой социальной пропасти не предполагали.
Офицер заполнял бумаги. Я уделил внимание оборудованию на столе. Обилие хтонов поверху, расположенных в геометрическом узоре. Из основания торчали тяжелые канаты, сплетенные из сотен отдельных проводов. Они тянулись по полу, к лестнице и вверх, на второй этаж.
– Средство связи? –