Цитадель тамплиеров - Михаил Попов

— Они выходят!

— Вижу, — сказал де Ридфор.

Саладин принял вызов.

Де Труа оглянулся и вздрогнул. За шатром Великого магистра уже стояла плотным строем белая, хранящая молчание стена с лесом поднятых вертикально копий. Ветерок трепал ленты на их остриях. Тяжелая железная кавалерия подошла и построилась совершенно бесшумно. Шагом и молча.

— Карно, шлем! — скомандовал де Ридфор.

Шлем византийской работы был наготове. Тулья из вороненого железа несла восемь сходящихся под золоченый шишак позолоченных полос. Низ шлема обведен был золоченою же полосой с изображениями животных.

— Этот хорош для праздного выезда. Принеси мне простой.

«Рабочий» шлем, выкованный из единого куска железа, закрывая всю голову, упирался в плечи. Для зрения в нем были сделаны прорези в виде щелей. Сзади к шлему крепилась бармица — железная сетка, прикрывавшая плечи.

— Ну, что ж, де Труа, — сказал Великий магистр, прежде чем скрыться под железом, — прощайте. Может статься, мы не увидимся.

— Прощайте, мессир.

— Чем же вы займетесь, когда мы начнем?..

— Я поднимусь чуть-чуть вверх, у меня есть вопросы к одному человеку. Думаю их задать.

Де Ридфор мрачно усмехнулся.

— Меня не интересуют его ответы. Подвели коня. С помощью трех пажей граф взгромоздился в седло. Что-то сказал маршалу ордена — барону де Кижерю, отделившемуся от белой стены. Затем выехал к шеренге статуй в белых плащах, поднял свободную руку, перекрестился и крикнул:

— Гроб Господень, защити нас!

Раздался гул сквозь отверстия в шлемах.

— Гроб Господень, защити нас!

Лошади заволновались, перебирая передними копытами. И прилетел новый крик снизу.

— Они пошли!!!

Великий магистр прогудел в третий раз:

— Гроб Господень, защити нас!!!

Монолитная громада тронулась вниз по склону. Впереди перестраивалась пехота, освобождала проходы.

Из лагеря Саладина двигались клубы пыли.

Де Труа пошел к своей лошади, привязанной за шатром.

— Не нужна ли вам помощь, сударь? — спросил старик Карно.

— Нет, теперь уже не нужна ничья помощь, — загадочно ответил уродливый рыцарь, взобрался в седло и, удивив слугу, поскакал от поля боя.

Повозка брата Гийома стояла за передвижной кузницей, перед которой мастер и двое подмастерьев в кожаных фартуках, вытягивая шеи, прислушивались к шумам.

— Началось, сударь? — спросил мастер тревожно.

— Да, — кивнул де Труа, огибая телеги.

Объехав разросшуюся смоковницу, он увидел: повозка брата Гийома была на месте, и лошади выпряжены, а все четверо охранников — здоровенные, неразговорчивые мужчины — валялись, как пьяные, на земле в неестественных позах. Сердце де Труа заколотилось. Он обнажил кривую сарацинскую саблю — так и не полюбил назорейский меч — и, подъехав к повозке, полоснул матерчатую стену. Никакой реакции, внутри — пусто.

Охранники заворочались в пыли, один громко икнул. Что он с ними сделал? Нет следов драки, нет крови. Де Труа огляделся. Судя по всему, бежал он недавно. Раньше вокруг смоковницы было полно людей.

Брат Реми огляделся еще раз и понял, куда он двинулся. Направо нельзя, там мусульмане, налево нельзя по той же причине. Назад нельзя, там сражение. Значит…

Первые часы погони прошли в скачке по совершенно пустынной местности. Ни людей, ни животных. Армия все всосала в себя. Заброшенные усадьбы, разграбленные дома, разгромленные масличные жомы, обугленные кипарисы. Повешенные люди… Странно, что и на собственной территории армия без проблем находит кого повесить.

Де Труа не знал, почему он скачет в одном направлении. Что-то его вело. К вечеру он набрел на первый живой постоялый двор. Там сменил коня и навел справки о всаднике, одетом в сутану: не улыбается, глаза голубые, вернее — почти бесцветные. Несколько человек сказали, что видели такого, но не в сутане.

— Положим. Во что он одет?

Хромой старик призадумался, роясь в своей бороде. Де Труа бросил ему монету.

— Обычный кафтан у него, но пояс красный.

— Куда поскакал?

— По дороге между акаций.

На восток. Не в Иерусалим, озадаченно подумал де Труа.

— И давно?

— Еще овец не поили.

Брат Гийом забирал к востоку и, судя по свидетельствам разных людей, ехал быстро и не скрываясь. Но не во весь опор.

Самые темные часы ночи де Труа во избежание неожиданностей проспал в стороне от дороги, в опавших листьях. На рассвете парень-пастух, перегонявший отару овец, сказал, что видел такого всадника. Притом недавно. И, дескать, тот очень злой.

Де Труа пришпорил кобылку. При последней смене коней ему досталась каурая толстая тварь. Она бежала сперва неплохо, но стала вдруг задыхаться и припадать на правую переднюю ногу.

Завидев дома из белого камня и полосы масличных деревьев, поднимающихся по склону, де Труа повернул к имению.

Здесь дыхание войны не ощущалось. В загоне мычали коровы, требуя дойки. Заливались на привязи псы. Хозяин вышел навстречу, похлопывая по ладони тесаком для разделки туш. В глубине двора месили глину двое работников. Они стали медленнее двигать ногами, завидевши чужака.

— Мне нужен конь, — сказал без предисловий де Труа.

— У меня всех забрали на прошлой неделе.

— Я заплачу!

— Нет у меня лошадей.

— А следы у ворот? Если бы ваших коней увели неделю назад, дождь их бы смыл.

Хозяин угрюмо поглядел на работников. Они стали выбираться из месива.

Не говоря ни слова, де Труа швырнул волосяную веревку, и через мгновение хозяин, хрипя, валялся у ног каурой кобылы. Держа веревку левой рукой, де Труа достал правой саблю и показал ее работягам.

И все устроилось. Вскоре он мчался дальше на крепком жеребце. Коренастый работяга копытил землю.

В середине дня де Труа увидел спину того, за кем гнался. Это случилось на берегу Иордана. В этом месте отроги гор подходили к реке. От воды начинались каменные осыпи, дальше подъем становился круче. Тут росла ежевика.

Де Труа скакал в дырявой тени смоковниц, не подгоняя коня. Он хотел издали видеть врага и подготовиться к встрече. Заросли кончились. Де Труа натянул поводья. Конь был без всадника. И поблизости — ни души. Берега Иордана здесь заросли тростниками. Конь был брошен на небольшом участке песчаного пляжа. Где брат Гийом? Он превратился в рыбу?

Ах, вот где. На том берегу выбралась из воды фигурка. Де Труа похвалил себя за то, что остался в глубокой тени.

Брат Гийом пошел вверх по насыпи.

Де Труа спрыгнул с коня и обмотал поводья вокруг подвернувшегося сука. Теперь конь ему не понадобится. Он достал из-за пазухи кисет с монетами, вспомнил о яффском «кладе» и зашвырнул, усмехнувшись, кисет в кусты. А кинжал пригодится. Де Труа вынул из седельной сумки кусок вяленого мяса, позаимствованного на ферме, и сунул в рот.

Стал осторожно жевать. Погоня может продлиться, стоило подкрепить себя.

Брат Гийом, преодолевая осыпь, приблизился к полосе ежевики. Сейчас он оглянется напоследок, и — можно спускаться к реке.

Карабкаясь вверх по склону, прячась за выступами скал, замирая, когда какой-нибудь камень срывался из-под ноги, де Труа пытался угадать, знает или нет монах, что за ним кто-то гонится. Может быть, его ждут наверху? Очень уж безоглядно идет по распадкам.

Когда де Труа переплыл реку, он впервые подумал, что не знает, зачем гонится за этим человеком. Сражение под Хиттином, Саладин, де Ридфор, противостояние Запада и Востока… Все это стало несущественным, будто воды Иордана обновили его зрение и реальные размеры всего ему стали внятны.

Так зачем же он гонится за братом Гийомом? И что знает о нем? Например, что брат Гийом хотел его убить. А по естественным людским законам такой человек сам заслуживает смерти. Значит, направляясь к его повозке в обозе у Хиттинской долины, он хотел монаха? Да. Но не это было главным. Бегство брата Гийома было кстати. Что делал бы де Труа с его трупом и после того, как упрятал бы его в могилу? Сама жизнь шевалье пересохла бы, как мелководная река в июле. И вот он медлит вместо того, чтобы быстро догнать старика в горах. Словно боится его догнать или растягивает удовольствие погони. Или надеется, что тот его куда-нибудь приведет. Куда?..

Через несколько часов хода вверх одежда высохла, стало жарко. Монах двигался равномерно. Де Труа, вдвое моложе его, ощутил, что погоня его уже не так радует, как вначале. Расстояние до мелькавшей белой рубахи монаха не уменьшалось.

…Брат Гийом остановился на перевале, его фигурка вырисовалась на фоне замысловатого облака. Он оглянулся. Де Труа рассматривал его сквозь ветви елочки, выросшей как бы из виска округлого камня. Монах тяжко дышал, с виду был изможден и растерян. Да, его вид не понравился шевалье де Труа.

Глава xxiv. цитадель