Глубокая охота - Михаил Александрович Лапиков

Разворот на обратный курс запланировали самую малость позже астрономического рассвета. Отрабатывать нормативы «тёмной», на одних родовых чкарах, посадки Такэда собирался уже на перегоне, в десятимильной коробочке вокруг борта, когда получится сделать это столько раз, сколько понадобится.

Для экипажа Пшешешенко – Пщолы по тем же причинам времени на облёт квадрата и поиск и вовсе почти не осталось. Две неудачи с ложным обнаружением цели хорошему настроению экипажа тоже не особо способствовали.

– Есть цель! – Яська Пщола взволнованно дёрнулась на своей металлической табуретке. – Справа на час!

– Ты и в прошлый раз говорила, – раздражённо начала Марыся и осеклась. Внизу действительно что-то темнело. Бесформенный силуэт тяжёлого сампана – насколько это слово вообще применимо к едва стотонному деревянному судёнышку – полз на шести узлах в более или менее указанном квадрате. В паре кабельтовых за ним колыхался на волнах плот с парой метеозондов на символической мачте. Означала вся эта утлая конструкция из бамбука и конопли рубку имперской подлодки.

– Не попадаем, – сказала Яська. – Поздно вышли, угол не тот.

– Будет тебе угол, – пообещала ей Марыся и положила самолёт в широкий вираж. Лимит времени над целью в упражнение не включили. Только отстреляйся раньше, чем наступит рассвет. На это времени теперь осталось с запасом.

Щёлкнула тусклая лампочка подсветки чек-листа.

– Есть прицельный угол. – Кокпит заполнили негромкие подтверждения. – Есть контакт тестового срабатывания вкладыша прицела. Есть перевод контактов прицела в боевое положение. Высота тридцать пять. Скорость двести. Шаг винта установлен. Воздушный тормоз раскрыт.

«Казачок» покачнулся и клюнул носом.

– Рысь, мы же плот должны атаковать! – пискнула в последний момент Яська.

– Ку-урва… – Поправка оказалась как нельзя своевременной. Курс ещё получилось исправить.

– Тумблер автомата сброса включён, торпеды взведены. – Бортстрелок следила за контрольными приборами. – Медленнее десять. Медленнее семь. Держи… ещё держи…

Самолёт вздрогнул. Первая, а за ней через несколько секунд и вторая торпеды ушли в тщательно спланированную «на кончике пера» спираль.

Рысь щедро накинула подачу и под торжествующий рёв двигателя повела самолёт в горизонтальный облёт сампана. Минутой позже тот откликнулся частыми вспышками моргалки.

– Поражение цели подтверждено. – Яська уверенно считывала код. – Есть рывки на сетях. Есть замыкание контрольных цепей. Двойное попадание в подводный силуэт условной мишени. Оценка высшая.

– Ятта! – Совершенно искренний вопль из глубины души экипажа прозвенел в кабине громче рёва двигателя.

– Удачного возвращения! – блеснул напоследок фонарь и погас.

– Кто лучшие флайт-станичницы? – демонстративно спросила Марыся Пшешешенко.

– Мы лучшие флайт-станичницы! – на два голоса грохнуло в кокпите.

«Казачок» уносился в небеса. Выше и выше. К облакам и звёздам. Клубящееся серое марево наливалось светом. Ещё совсем немного – и самолёт, прорвав облака, выскочил под яркие переливы авроры. Над архипелагом бушевала очень ранняя и очень слабая, но всё же магнитная буря.

– Ку-урва, мать, ну ты посмотри, какая тут красота! – выдохнула Яська Пщола. Над её головой на полнеба разливались разноцветные переливы эфемерных бастионов тропического сияния.

– Да, Ясь, красиво, – согласилась Пшешешенко. – Так что там с курсом?

– Ой. – Бортстрелок как-то нехорошо завозилась на своём рабочем месте.

– Что ой? – требовательно уточнила Рысь.

– Аврора же, – растерянно откликнулась её напарница. – Ориентиров почти не видно. Я не все звёзды учила, только самые удобные…

– Ну хотя бы с листа? – мрачно вздохнула Пшешешенко!

– Я сейчас пересчитаю всё! – клятвенно пообещала ей Пщола.

– Это хорошо, что ты пересчитаешь, но рулить-то мне сейчас куда? – отчаянно спросила Рысь. Чувствовала она себя при этом так, будто ей на шумном боярском журфиксе за шиворот вывернули мятно-медовое ледяное месиво коктейля «Елена Глинская» и теперь оно неторопливо расползалось по всей спине. – Ты хотя бы помнишь, откуда мы на цель заходили?

– Слева, – немедленно откликнулась Пщола голосом отличницы. – В руководстве требуют всегда заходить слева!

– Да это понятно, что на деревяшку слева заходили, курсом она каким при этом шла? – требовательно уточнила Рысь.

– Наверно… ой. Я сейчас, – Пщола снова повела рукой по линейкам навигационного компьютера. – Две минуты!

– Две минуты, – вздохнула Пшешешенко. Задание, почти выполненное, снова нанесло подлый удар в самооценку и компетентность экипажа. Две минуты превратились в пять. Затем в семь.

– Три-один-пять! – голосом наконец-то справившейся троечницы радостно выпалила Пщола. – Держи курс три-один-пять!

– Поправку учла? – требовательно спросила Пшешешенко. – Я держала курс триста, десять минут плюс ветер.

– Да, – подтвердила ей подруга. – Три-один-пять. Точно.

Чем ближе самолёт подбирался к ожидаемому сроку прибытия, тем сильнее росло напряжение Рыси. Она буквально не могла найти себе места.

– Рыся, а Рыся, – несмело начала из-за её спины Яська Пщола. – Чисто гипотетически. Как наш командир. Скажи, нам только радиомолчание соблюдать нужно, так? Дорогу спрашивать не запрещал никто? Просто не подумали, что мы найдём у кого спросить, верно?

– Это ты к чему? – нервно спросила Пшешешенко у напарницы.

– Давай у армейца уточним? – отчаянно решилась та. – Он же даже если посмеётся, так у своих, а наши-то и не узнают никто!

– У какого ещё армей… – Рысь осеклась. На сходящемся курсе в нескольких милях ползла хорошо различимая мошка армейского гидроплана тактической морской разведки. – Ку-урва!

Самолёт накренился и послушно двинулся на сближение.

– Смотри, какой хорошенький! – выпалила Яська, когда до гидроплана оставались последние десятки метров. – Молоденький! Красивый! Почти как девчонка!

– Такое счастье, и не для нас. – Рысь вздохнула и старательно нацепила самое жалобное выражение лица, которое могла себе представить.

Армейский пилот – действительно очень молодой, совершенно безусый и с такими женственными чертами лица, будто всю жизнь готовился играть в театре развратных гоморян и споспешествующих их проискам коварных содомитов, осмотрел пару девчонок в кабине, задержал взгляд на исчерканном лётном планшете и невозмутимо отбил курсовой угол в три приёма на пальцах.

Марыся изобразила самый искренний поклон, на который только хватило места в кабине в плену ремней пилотского кресла, и сменила курс. При минимальных настройках обогащения смеси и шага винта экипаж Пшешешенко – Пщолы даже успевал вернуться вовремя.

* * *

На палубе их уже ждали.

– Ну! – требовательно спросила за всех Анна Тоя-ма. – Как?

– Двойное в силуэт! – торжествующе отчиталась Пшешешенко. – Оценка высшая.

Полыхнула вспышка.

– Этот кадр я назову, – мурлыкнула Кривицкая, – «Радость встречи». Минна-сан, вас не затруднит обнять подруг на камеру?

– Ни капли. – При всей неприязни к вольной журналистике, волшебство момента пересилило. Флайт-станичницы послушно заняли многократно отрепетированные ещё в семейных особняках на занятиях по этикету позы стойки «неформально радостно».

– И вот ещё что, – продолжила Кривицкая. – С меня эти кадры. Для каждой. А с вас – полная ерунда. Изобразить то же самое для последнего борта на сегодня.

– Это для кого ещё? – с подозрением в голосе поинтересовалась Газель Стиллман. – Наши все здесь.

– Пока вас не было, приняли шифровку, –