Кощеевич и война - Алан Григорьев

От этих слов Лиса аж передёрнуло, и он процедил сквозь зубы:

— Я. Сказал. Сороку.

Стоило вспомнить о Мае, как его охватывал гнев, от которого голову сдавливало, будто железным обручем, — даже дышать больно. Май, к слову, ни за что не одобрил бы его опыты с вселением в птиц. Лис, помнится, обещал ему не делать этого без крайней нужды, но теперь считал себя свободным от всех обещаний. К тому же он собирался вселиться совсем ненадолго, чтобы не получилось, как с тем соколом. Просто проследит за налётом, полюбуется на переполох в дивьем стане, укажет упырям на нужного человека. Заодно посмотрит, достаточно ли рвения выказывают клыкастые, или надо их припугнуть не через Демьяна, а лично. Ох и тяжки дела упыриные, за всеми нужен глаз да глаз…

Хорошо, что хотя бы на Оджина можно было положиться. Спустя час тот уже доставил сороку, и теперь Лис вертелся как на иголках и маялся в ожидании, может, не очень славной, но всё-таки битвы.

Упыри вылетели на закате.

— Погнали, родимые! — скомандовал Демьян, и мышиная стая бесшумно взмыла в воздух.

Лис направил сороку следом. В этот раз всё ощущалось иначе: не как с Вертоплясом. Он осознавал, что сидит в шатре на мягких подушках и лишь смотрит глазами птицы, с которой их связало заклятие. Обидно, что былого восторга от полёта испытать не удалось. То ли у них с сорокой не вышло в достаточной мере настроиться друг на друга, то ли Лис давно потерял способность радоваться.

Дивий форт приближался. Уже можно было разглядеть дозорных на присыпанной снегом стене. Те тоже заметили надвигающуюся стаю, заволновались, забегали. Кто-то поднёс к губам рожок и затрубил тревогу.

Широкий двор мигом наводнили дивьи. Одни бодро бежали вверх на стену с луками наперевес, другие готовились мечами отразить атаку. Несколько дурней выскочили без оружия и в исподнем — может, подумали, что пожар? Они-то и стали первой добычей упырей.

Летучие мыши падали камнем с неба, ударялись оземь, превращаясь в клыкастых и когтистых тварей. Они больше не были бесшумными: рычали, визжали, хохотали, стараясь напугать врага. И многие дрогнули — никому не хотелось превратиться в упыря. Во дворе началась настоящая свалка. В конюшнях ржали и бесновались лошади, почуявшие присутствие кровососов. Чей-то гнедой жеребец вырвался и принялся топтать всех подряд. Лучники на стенах опасались стрелять: не ровён час, попадёшь в своего. И тут кто-то зычно заорал, перекрывая шум битвы:

— Почему защита не поставлена? Где чародеи, упырь их задери?!

— Дык, может, уже и задрал, — ответили ему.

Тогда обладатель зычного голоса рявкнул:

— Где, чтоб его, воевода Веледар?! — И, не дождавшись ответа, принялся отдавать приказы сам: — Лучники, чего рты раззявили? Готовьсь! Пли! Волчата, на стену! Сеть! Растягивайте сеть!

Лис наконец разглядел, кто там командует. Да вот же он, побратим царя! На ловца и зверь бежит. Мысленно он приказал сороке спуститься пониже, но глупая птица сопротивлялась. Её пугал шум битвы.

— Вперёд, ну же! — Лис скрежетал зубами. — Лети, кому говорят!

Пока он пререкался с сорокой, на стене появилась Северница и начала сплетать заклинание. С её пальцев сыпались золотые искры, это было даже красиво — княжич уже в который раз залюбовался. Тем временем дивьи воины построились и подняли щиты, не давая упырям приблизиться. И в этот момент проклятая сорока всё-таки соизволила спуститься. Лис закружился над головой Яромира, застрекотал. Один из упырей, услышав его зов, улучил момент, когда дивий воин отвлёкся на птицу, и прыгнул. Враг от неожиданности пошатнулся, они с упырём скатились кубарем по лестнице, и Лис потерял их из виду.

— Отступаем, родимые! — вдруг завопил Демьян.

Ни одной причины для отступления княжич не видел. Наоборот, нужно было дожимать дивьих, раз уж их удалось застать врасплох. Он понимал, что второго такого шанса не представится. В следующий раз дивьи приготовятся к налёту, заранее поставят защитные чары, воевода не проспит атаку. За сегодняшний подарок, скорее всего, следует благодарить Энхэ. Не зря же он что-то там говорил про бодряк-траву…

«Стойте, трусы!» — хотел крикнуть Лис упырям, забыв, что наблюдает за сражением глазами сороки. Та сумела издать лишь недовольное стрекотание, которого никто не понял. А потом их связь и вовсе прервалась — птица испугалась тучи летучих мышей, поднявшихся в воздух. Последнее, что успел отметить Лис: многие упыри действительно взмыли из кустов. Часть тварей попросту не участвовали в битве.

А потом его вышибло из сорочьего сознания — словно обухом по голове ударило.

Когда Лис пришёл в себя, на дворе была ещё ночь. Сквозь потолочное отверстие для дыма виднелись яркие звёзды. Хорошо. Значит, он пролежал без памяти совсем недолго.

— Дурная птица… — простонал он, массируя виски. — Проклятые упыри… Такую возможность упустили!

От злости и досады хотелось махать кулаками, бить посуду и крушить мебель. Перед глазами всё плыло, и мысли путались. Казалось, он сам изрядно отупел оттого, что вселялся в птицу. Впрочем, для того чтобы наорать на подчинённых, много ума не требовалось.

— Клыкастого — ко мне, как только вернётся! — рявкнул он.

И Демьян не заставил себя ждать.

Едва упырь вошёл в шатёр, Лис запустил в него чернильницей. Тот увернулся, но чернила всё равно плеснули на плащ, поставив некрасивую кляксу.

— Какого лешего вы отступили?! Как посмели?! Подлые трусы! Мышиное отродье! — Лис не сдерживался в выражениях, и от каждого его окрика Демьян вздрагивал.

Признаться, упырь выглядел неважно. Куда только девались гонор и привычная ухмылочка? Он посерел лицом и смотрел на хозяина полными ужаса глазами.

— Докладывай, был ли перстень?

— Никак нет, княжич.

— Хм… — Лис хоть и не ждал чудес, а всё равно почувствовал разочарование. Он сбавил тон — от opa голова разбаливалась ещё сильней.