Иностранец ищет жену (СИ) - Багирова Марина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она ощутила, как утяжеляется его дыхание. Его прикосновения стали слегка напористее, он гладил её спину, иногда спускаясь на поясницу.
София не сопротивлялась — какой смысл? Сделает что хочет, но…
— София…
Мужчина навалился на неё сверху, придавил своим весом, погладил рукой лицо. Его рука слегка подрагивала, как у наркомана.
— София… как же ты желанна!
И поцеловал, глубоко проталкивая язык, пока его руки нахраписто овладевали её телом, лезли под кофту, под резинку спортивных брюк.
— Я осторожно, маленькая, — шептал в перерывах между поцелуями. — Не бойся, я не обижу, я осторожно.
Его акцент усилился, как и его нетерпение. А член упирался ей в бедро — хочет, причём, уже давно хочет. А если так сильно хочет, почему так долго сдерживался?!
— Софийка…
Он просунул руку под резинку штанов, коснулся чувствительной точки, да так внезапно, что она выгнулась. Не от удовольствия — скорее от неожиданности.
Его рука медленно поглаживала нежную кожу, и эти механические движения были… Да к чертям, они были приятными!
— София.
Он встал, затем заставил и её подняться. Обескураженная, София не понимала, что происходит, пока мужчина не уложил её животом на низкую стеклянную столешницу, а сам навалился сверху, пусть аккуратно, но до чего же получилась… животная поза.
— София, ты так желанна…
Он снял с нее штаны вместе с бельем. Его рука прикоснулась к клитору. Он осторожно погладил бархатную поверхность. В этот раз ей показалось, что это движение подобно взрыву.
Она инстинктивно дернулась, но Эрих так плотно прижимал её к себе, что движение получилось смазанным.
— Тихо-тихо… вот так, — и засмеялся ей в волосы, продолжая гладить между ног.
Ей стало жарко. Ей стало холодно. И некомфортно, на как-то по-особенному… она была вынуждена признать, что его действия скорее приятны, чем нет.
Эрих на мгновение отклонился. Звякнула пряжка. Нетерпеливое волнительное мгновение — он плавно в неё вошел.
— София, — прошептал на выдохе, начиная двигаться. — Как же ты желанна…
Голодного мужчину женщина видит сразу. Он может быть скромным скрипачам, или напористым водителям катафалка. Голод — это то, что ощущается в каждом мужчине, когда он дорывается до желанной женщины.
Она видела, что он сдерживается, и что ему это дается нелегко. Он старался действовать бережно, старался не давить. Но не только это… было в его движениях и нечто новое…
Эрих брал её сзади, не позволяя заглянуть в лицо. И всё же, София понимала, почему секс называет обменом энергии. Это он и был — энергетический обмен. И она как никогда ощущала его — мужчину, что в неё входил, и понимала смысл столь простого слова «обмен»…
— София…
Он продолжал гладить её клитор, вторая толчкам.
В какой-то миг она вцепилась руками в стол, а на языке замер крик восторга. Ей было так хорошо, что, казалось, голова вот-вот разорвется на части. Хотелось кричать от чувства, что наполняло тело.
«Как же хорошо!»
Это было не только возбуждение, это была энергия, что заполняла все иссохшие частицы её души. Это была пустыня, которая впервые ощутила на себе ласковое прикосновение дождевых капель.
— София…
Это был не оргазм — это было насыщение. Понимание совершенства мира, осознание себя — частью. Не было больше проблем, не было невзгод, не было лишений, не было злых людей. Она была здесь и сейчас, в состоянии кристальной нирваны.
Он снова лег на неё, оба тяжело дышали.
Она услышала, как он засмеялся.
— Я впервые себя не сдерживал… впервые за всю свою чертову жизнь!
Она не нашлась с ответом. Ну что тут скажешь?
Утро
Всё утро она уверяла себя, что не спит. Что картинка, которую воспринимают её глаза, реальна. А как в такое поверить?! Всё утро Нойман был непривычно… счастлив. Он делал немыслимое!
… Как только она проснулась, наткнулась на его довольное лицо.
— Просыпайся, одевайся — и бегом на кухню, — заявил мужчина своей сонной любовнице. — Я там завтрак готовлю.
Он вышел из комнаты, а София лишь протерла глаза.
«Приснилось мне, что ли?»
На сборы ей понадобилось пять минут. Она вошла на кухню, и увидела Ноймана, что сосредоточено переворачивал блины и подпевал попсовой немецкой песенке, что лилась из динамика.
«Я что, до сих пор сплю?».
— Доброе утро, Эрих, — и обтянула пониже майку.
Мужчина посмотрел на её удивленное дезориентированное лицо, и снова рассмеялся. София была уверена, что даже дом застыл в удивлении, пораженный самим фактом, что Нойман умеет издавать подобные звуки.
— Ты иногда бываешь такой очаровательной, — прокомментировал он.
— Да… бываю.
Он выложил на тарелку еще один блинчик, и поманил её к себе.
— Пробуй, — и вложил ей в рот кусок мягкого молочного блина. — Вкусно?
— Да, вкусно. — Она прожевала угощение. — Ты что-то пил?
— Пил.
Рывок — и он усадил Софию на столешницу.
— Тебя пил. Ночью.
А когда София залилась краской, он снова заразительно рассмеялся. Не мужчина, а довольный домашний кот, разнеженный, беззаботный!
— Ты будешь очень счастлива, София! — сказал Эрих горячо, сжимая её в своих объятиях. — Ты будешь просто безгранично счастлива со мной, я даю тебе свое слово!
Он привел её в свою комнату, раздел, и уложил рядом.
Они уснули рядом. Проснулись рядом… он снова её взял. Затем пошел в душ, и она услышала, как он — подумать только! — поет! Эрих Нойман пел!
Ну а София… она спрашивала себя, почему её отношение к Эриху так резко изменилось? В чем причина? В том, что Марк не рядом?
Рядом с Эрихом, казалось, все страхи затухали, и даже мистичная Сафрон больше не появлялась.
Появится, скоро она снова появится, весь слова своего Эрих Нойман не сдержал — неделю спустя он выгнал Софию из своего дома… а также из своего сердца!
Глава Двадцать Вторая: Изгнание Софии Коваль
Его руки не были ни спасением, ни наказанием. Она мирилась с существованием в его доме, так как не могла иначе. Переживала за семью, за мужчину, которого Нойман бросил истекать кровью на трасе.
Ей было страшно… Но!
Иногда ей казалось, что тело играет с ней какую-то злую шутку. София не могла найти более точного определения, кроме как: её тело любило Эриха Ноймана.
Видя в его глазах знакомый голод, внизу живота растекалось знакомое тепло, а в голове будто загоралась лампочка под названием «удовольствие».
Софии были стыдно за это чувство, за собственный комфорт, за покой, испытанный впервые. И где! С кем! Рядом с наименее подходящим из мужчин!
Однажды она проснулась, прошла в ванную комнату, и застыла. Оперлась руками об пузатый умывальник, и посмотрела на себя внимательно, будто впервые.
Она не любила утро, считала его грязным, серым, вечерние сумерки были её временем, а тут захотелось рассмотреть себя такую, утреннюю.
Женщина смотрела на себя в зеркало, и задавалась вопросом:
«Неужели я теперь — его? И так будет всегда?»
Так и стояла София у зеркала, думая о себе, об Эрихе, их будущем. Вспоминала, как он брал её в душе, а она поддавалась, ловила капли с его плеч, она помнила выражение удивления на его лице, когда она опустилась пере ним на колени.
Почему опустилась? Да потому что дурь в голову ударила, не иначе!
— С ума вы сходите, Софья, — фыркнула София.
Рядом мяукнул кот, видимо, соглашался с хозяйкой.
•• • ••
Ближе к обеду на улице потеплело. София на одела купальник, и пошла к бассейну — погреться под первыми по-настоящему теплыми лучами. Лето должно было вот-вот взять бразды правления в свои руки.
Эрих еще рано утром куда-то уехал. София легла на шезлонг, принялась что-то читать. Мысли постоянно возвращались к Эльзе. Было странно понимать, что остался на этой земле кто-то, кто помнит ту, умершую Тамару, кто видел её мир, жил в то же время, что и Тамара.
