Вкус подчинения (СИ) - "StilleWasser"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Спасибо, сэр, – пробормотала Гермиона, беря в рот сочный зеленый стебель и ненароком коснувшись при этом губами кончиков пальцев Снейпа. Однако он тут же убрал руку и потянулся за следующей долькой картошки, ясно давая понять, что не собирается включать какие-либо действия сексуального характера в меню ужина.
Снейп терпеливо и методично скармливал ей кусочек за кусочком, иногда своей рукой давая отпить домашнего лимонада из высокого запотевшего стакана, и Гермиона, ощущавшая поначалу напряжение от столь необычного действа, как поглощение еды с чужих рук, постепенно расслабилась. Когда картошка и рыба были наполовину съедены, осмелев, она спросила:
– А вы… ужинали, сэр?
Его рука замерла, не донеся до ее губ дольку свежего огурца, а исходящее от Снейпа молчание начало пощипывать тело мельчайшими электрическими разрядами.
– Да, – наконец отозвался он, и Гермиона, не понимая, что происходит и что она сделала не так, с удивлением осознала, как глухо прозвучал его голос. – У Кэрол с этим строго.
– Строже, чем у вас, сэр? – ляпнула Гермиона, не успев подумать, но Северус, казалось, этим вечером был настроен на мирный лад, словно не успел к начавшейся на день раньше сессии накопить свой обычный заряд угрюмости.
– Разве следы от розог зажили на ваших ягодицах уже полностью, мисс Грейнджер? – его губы почти коснулись ее уха, а дыхание согрело нежную кожу на шее. Если бы не пританцовывающее среди рокота его голоса веселье, Гермиона всерьез испугалась бы угрозы, которая явно вела в этом танце.
– Разве вы не посмотрите сами, сэр? – дерзко ответила она и, взяв в рот очередной кусочек рыбы, нагло сомкнула губы вокруг его пальцев, мимолетным движением языка слизав с них масло.
– А ты пришла за этим? – тон его голоса по-прежнему оставался слегка игривым, словно Снейп наслаждался их небольшой словесной перепалкой. – Показать мне свои покрытые синяками ягодицы и бедра? Или то, что находится между ними?
– Вы имеете в виду то, что находится между бедрами или между ягодицами, сэр? – Гермиона знала, что играет с огнем, и в любую минуту может получить вместо очередной лукавой двусмысленности строгую выволочку и болезненное либо унизительное наказание.
– А что бы тебе хотелось продемонстрировать больше? – Снейп продолжал как ни в чем не бывало кормить ее овощами и, казалось, совсем не обратил внимания, когда Гермиона поёрзала на его коленях, пытаясь унять уснувшее было, но резко встрепенувшееся после его слов возбуждение.
– То, что вы мне прикажете, сэр, – едва слышно отозвалась она, понимая, что капитулирует. Снейп ответил ей молчанием, но не ледяным, которое удавалось ему мастерски, а теплым и одобрительным, так что Гермиона смогла спокойно доесть и допить лимонад.
– Спасибо за ужин, сэр. И… за заботу.
– Это мой долг как Верхнего, мисс Грейнджер, – сухо отозвался Снейп. Вся веселость исчезла из его голоса, и Гермиона тут же собралась и напряглась, понимая, что пришла пора переходить к активной фазе их сессии. Плотное кольцо ошейника шевельнулось как живое, втягивая в себя звенья поводка, и в пустом пространстве, где он только что находился, повисло ощущение потери той тонкой физической связи между Верхним и нижней, что он создавал.
– Возвращайся в спальню, – скомандовал Снейп, аккуратно спуская Гермиону с колен. – Можешь больше не ползти. Встань в ту же позу, в которой ждала меня, руки сложи на коленях и приготовься к разговору. Я разберусь с посудой и скоро приду.
– Да, сэр, – подавив соблазн обернуться, чтобы взглянуть на него, Гермиона направилась в спальню и расположилась на коврике у кровати, как и было приказано. Из кабинета не доносилось ни звука: похоже, Снейп ушел на кухню, либо пришла Кэрол, и он наложил Заглушающее заклятие.
Внутренне вздрогнув, она прокрутила в голове события сегодняшнего дня, на короткий блаженный час отдалившиеся от нее, а теперь снова напрыгнувшие, словно весь день дожидавшийся хозяина пес. Теперь, когда ей удалось немного отвлечься от гнетущих мыслей, возвращаться к ним казалось пыткой. Хотя, надо было признать, сейчас, издалека, утренние события на совещании больше не казались таким беспросветным кошмаром, как она думала поначалу, а в голове даже начали мелькать идеи, как можно было все исправить и снова утвердить свой авторитет правой руки Кингсли в глазах коллег.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Резко громыхнула дверь, и Снейп по своему обыкновению ворвался в спальню и стремительно подлетел к кровати. У Гермионы проскочила залетная мысль, что даже без развевающейся за спиной, подобно черным дьявольским крыльям, мантии это все равно выглядело эффектно и устрашающе.
Однако Снейп, словно опровергая это, вдруг коснулся ладонью ее щеки и ласково погладил, а затем протянул руку, чтобы помочь подняться. Усадив Гермиону на кровать рядом с собой, он предложил:
– Располагайся поудобнее. Если хочешь прилечь, я не возражаю: с данного момента мы не на сессии, и ты можешь общаться свободно.
Под его пристальным взглядом Гермиона съежилась, ощущая себя нашкодившей ученицей, которую должен был отчитать злобный профессор, и Снейп, вздохнув, сделал мимолетный жест, превращая ошейник в колье, отошел к камину и начал смотреть на лениво тлеющие угольки, бросившие на его лицо зловещий красноватый отсвет. Он просто наблюдал за догорающими поленьями и молчал, и настороженно замершая Гермиона затаила дыхание, ожидая дальнейших действий. Но никаких вопросов и сверлящих насквозь душу взглядов не последовало: казалось, Снейп вообще забыл об ее существовании, погрузившись в собственные мысли.
Сидеть, вытянувшись по струнке, было неудобно, и Гермиона сначала нерешительно закинула одну ногу на кровать, а затем подтянула и вторую и, усевшись по-турецки, с облегчением потерла ноющие после стояния на полу колени.
– Я всегда знал, что ты далеко пойдешь, – донесся до нее тихий бархатный голос, и Гермиона уставилась на Северуса, решив, что ей показалось. – Ты была настойчивой и целеустремленной, и ничто не могло сбить тебя с намеченного пути. Даже те два оболтуса, что вечно ошивались рядом. Даже мои придирки и замечания, – Снейп повернул голову, и на его как никогда серьезном лице промелькнула тень виноватой улыбки.
Виноватой?! Гермиона заморгала, мысленно ругая царящую в спальне полутьму и красный отсвет от камина, бросающий на лицо Северуса тени и упрямо отказывающийся помогать ей точнее разглядеть и без того слишком быстро исчезающие за маской безразличия эмоции.
– Поэтому, узнав, что ты вскоре займешь место Альберта Сэйерса, я, признаюсь, нисколько не удивился. Оно тебе подходит: твоим амбициям, твоей… горячности. Твоей упрямой убежденности, что мир все еще возможно изменить к лучшему.
Гермиона сухо сглотнула, не веря своим ушам. Кем был этот человек, окутанный заревом дьявольского алого пламени, рука об руку с которым столпились тени прошлого? Почему он был так похож на ее бывшего профессора зельеварения Северуса Снейпа и… говорил такие странные, чуждые ему вещи? Ей показалось, или он только что сделал комплимент ее личностным качествам? Он похвалил ее? Но ведь профессор Снейп никогда никого не хвалил!
– Ты наверняка уже успела убедиться, что Министерство живет по законам улиц, – в задумчивости он сделал несколько шагов по комнате и остановился у изножья кровати, а затем, подняв холодный жесткий взгляд, продолжил: – И эти законы предельно просты: если хочешь выжить, бей первым и наверняка. А если соперник все-таки оказался быстрее, немедленно вставай, как бы больно ни было. Вставай и бей в ответ, иначе ты труп.
Гермиона, затаив дыхание, во все глаза смотрела, как его кулак на секунду сжался, и казалось, на острых бледных костяшках медленно проступили кровавые ссадины, оставленные от встречи с чьими-то скулами. Моргнув, она поняла, что это была снова всего лишь причудливая игра красноватого света камина, переплетающегося с ее слишком бурным воображением.
– Красивую сказочку о том, как сложна и запутанна жизнь, придумали бездельники от скуки, чтобы потешить себя и оправдать собственную праздность, – негромкий рокот его голоса ложился мурашками по спине, а жесткие слова вызывали необъяснимый трепет. – А на самом деле, мисс Грейнджер, жизнь настолько проста, что всегда сводится лишь к одному и тому же выбору: либо встаешь и даешь в морду, либо ты труп.