Две жены для Святослава - Елизавета Дворецкая

– Христос может помочь в чем угодно. Главное, говорить, что сделанное тобой сделано во славу Его.

– Но Святше и так будет непросто одновременно ходить в походы и удерживать уже завоеванное. Пока мы с тобой живы – поможем. Но мы не вечны. Что будет после нас?

– Для того ты и собираешься его женить. Если у него будет жена-христианка, это поможет дружбе с христианскими народами. Его дети смогут породниться и с чехами, и с болгарами, и с греками. Насчет болгар я бы очень сильно подумал…

– Но это не поможет дружбе со своим народом! Горяна не хочет «женить серпы» и вить Велесовы бороды. Я могу ее заставить… – Эльга замолчала и задумалась. – Но будет ли толк? Народ возмутится, если увидит над собой княгиню чужой веры. Если бы хоть это была я… Когда Святша женится и служить богам будет молодая княгиня…

– Если бы молодая княгиня служила богам, князева матушка могла бы сесть в духовную лодью, как говорит Ригор, и отправиться на поиски Небесного Царства? – подсказал Мистина.

Эльга промолчала. Впервые она хотя бы намекнула вслух о чем-то подобном. Мистина единственный годился для такого разговора. Он не станет заламывать рук, ужасаться, возмущаться, ибо на все смотрит здраво, трезво и исходя из соображений пользы. Не будет, как Ригор и другие христиане, ликовать о спасении души, не принимая в расчет последствия на земле – или радуясь невзгодам, что сужают путь земной жизни и выводят в Царствие Небесное.

– По-твоему… это не совсем безумие? – спросила она наконец.

– Для матери князя – не совсем. Народ смутится, но переживет это, если у них будет молодая княгиня, чтобы благословлять серпы, и все такое. А ты станешь сестрой всем христианским князьям и, возможно, даже духовной дочерью василевсов. Это еще не обретение звания василевса Руси, но некий шаг к тому.

– Ты думаешь, нам вообще стоит… ступить на этот путь? Как болгары, мораване, чехи…

– Я не знаю. Я ведь не вещун. Не знаю, принесет ли нам это пользу. Но попробовать стоит. И сделать это должен тот, кто имеет власть и влияние, но отвечает только за себя. И это – скорее мать князя, чем его жена. Понимаешь?

– То есть если Святша сам не хочет креститься…

– А я не думаю, что он этого хочет, – вставил Мистина.

– Его жена христианкой быть не должна?

– Кто-то же должен шить «божьи сорочки»! – развел руками воевода.

Эльга еще помолчала, походила по избе, пытаясь освоиться с этой мыслью. Мистина молча поворачивал голову вслед за ней. Он знал эту женщину двадцать лет и понимал: она способна на куда большее, чем двадцать других жен.

– Вот… я только сомневаюсь… – Она остановилась перед ним. – Удастся ли нам объяснить это Горяне?

Глава 9

– Ты говорила, что ваш род – потомки Харальда Прекрасноволосого?

Прияна подняла глаза от огня. Обратно из Полоцкой земли в Смолянскую обе дружины двигались неспешно: вверх по течению Двины приходилось подниматься на веслах, поэтому на то же расстояние требовалось в два, а то и в три раза больше времени. К тому же от летней жары понижался уровень воды, обнажая больше мелей, что тоже замедляло движение. На ночь Святослав и Равдан разбивали каждый свой стан, каждый выставлял свои дозоры. Тем не менее нынче вечером, когда все уже поужинали и младшие потащили котлы на реку мыть, к шатру Равдана, где у костра среди отроков сидела Прияна, явились все старшины киевлян: Святослав, Улеб и их вуй Асмунд. Причем Святослав даже надел свой красный кафтан: днем в лодье Прияна видела, он был просто в рубахе, как все. Поздоровались, сели на бревна, покрытые плащами – вот уж перед кем не приходилось извиняться за столь неудобное сиденье! – и замолчали с чинным видом, показывая, что пришли просто так. В гости.

Равдан и Асмунд перебрасывались какими-то необязательными словами. Прияна видела, что оба брата не сводят с нее глаз, но молчала. Она так и не поняла, кем ей считать себя: невестой или пленницей? До сих пор Святослав лишь объявлял ей свою волю, не спрашивая: а хочет ли она ехать с ним в Киев? Давний уговор на этот счет вроде бы избавлял его от необходимости спрашивать, но своей попыткой сбежать в Полоцк она ясно дала понять, что передумала. И вот чем он считает ее теперь – своей добычей? Равдан предпочитал не обсуждать это, пока они не окажутся у Станибора в Свинческе. Прияна подавила вздох: вот уже дважды она уезжала из дома, пытаясь выйти замуж, и второй раз возвращается ни с чем. Недоля привязалась, хоть плачь! Или Кощеюшка ворожит…

Но вот Святослав все же придумал, о чем с ней поговорить.

– Так и есть, – ответила она, без спешки переведя на него взгляд. – Моя бабка Рагнора, мать отца, была дочерью Харальда. У него родилось девять дочерей, но она пережила их всех. Она прославилась как колдунья, умела насылать страшные проклятья, заранее предсказала час своей смерти. Мне сравнялось восемь лет, когда она умерла. Гибель ее была жуткой: темной весенней ночью ее утащил к себе в могилу недавно похороненный мертвец и проломил ей голову. Так их и нашли: он сидел на своем сиденье в могильной яме, а она, тоже мертвая, лежала у него на коленях. Бабку похоронили, но через несколько месяцев она сама начала ходить к нам в избу по ночам…

Озаренная отблесками костра среди вечерней тьмы, Прияна рассказывала в нерушимой тишине; слушали не только киевляне, но и свои отроки, которые уже хорошо знали эту жутковатую повесть. Сосредоточенно и задумчиво слушал Равдан, держа руку на рукояти своего знаменитого варяжского топора со змеем на лезвии. Но и Прияна не ощущала обычной досады – в этот раз ее ведь никто не просил «рассказать про Кощея», но рассказ как-то сам запросился наружу. И с удивлением она ощутила то самое вдохновение, которое, должно быть, ощущал Сверкер, впервые повествуя об этом в гриднице перед смолянскими боярами. Ей есть что рассказать светлому князю русскому, чем удивить. И это грело сердце.

– Мертвые по-прежнему считают меня за свою, и я часто слышу духов. Это происходит на грани сна и яви: когда я должна вот-вот заснуть, в моей голове звучат голоса, предупреждающие о близком бущущем. Они не всегда говорят о том, о чем я хотела бы узнать, но никогда не обманывают… – закончила Прияна. – Вот так я узнала, что твой стрый Хакон должен умереть. Но духи не открыли мне его имени, и я подумала, что они говорят о тебе.

– Обо мне? – встрепенулся Святослав, который заслушался, как ребенок, безотчетно глядя в пламя. – Почему обо мне?

– Мне же требовалось как-то объяснить, почему ты восемь лет не присылаешь за мной. – Прияна ехидно прищурилась. – Что, кроме смерти, могло оправдать, если князь нарушит слово?

– Я не нарушил! Я приехал за тобой! – Святослав взмахнул руками, будто показывая, что находится здесь, а не в Киеве. – Мне мать о тебе не рассказывала… совсем ничего.

Под его пристальным взглядом Прияну пробрала дрожь. Блеск его глаз ясно говорил: то, что увидел он сам, ни мать, ни кто-то другой не мог ему поведать.

– Если бы я знал… – начал он снова, – прислал бы за тобой раньше. Я много слышал о Харальде – у нас в дружине есть нурманы. Но кто бы мог подумать, что его родная правнучка живет у смолян! Я тоже буду как Харальд. Он завоевал весь Норэйг, а я объединю и буду владеть всеми странами, где говорят на нашем языке. Мой отец собрал всех славян, что живут между Полуночным морем и Греческим. Я пойду еще дальше. Возьму все земли между Днепром и Хазарским морем. Моим сыновьям пригодится мать, которая принесет им кровь Харальда! – усмехнулся он.

– Мы ведь говорим о том, что я стану твоей княгиней и матерью будущих русских князей? – Прияна требовательно взглянула ему в лицо.

Она знала, что Равдан не хочет начинать этот сложный разговор сейчас, пока они среди чиста поля и у них меньше людей. Но молчать означало бы соглашаться и на другое – на что Прияна решительно не собиралась соглашаться.

– Да, – так же прямо ответил Святослав. – Мы говорим об этом.

Асмунд выразительно подвигал бровями. Улеб толкнул брата в бок.

– Чего пихаешься? – Тот обернулся, недовольный, что его отвлекают.

– Святко, ты что? – зашептал Улеб. – Нас зачем посылали? Княгиня…

– Отстань! – отмахнулся Святослав с досадой. – Я – князь, я жениться буду, а не княгиня. Мне и решать. И ты умеешь ходить в Навь? – снова обратился он к Прияне.

Сейчас она занимала его куда больше, чем мысли о матушке, и это было хорошим знаком для будущей жены.

– Обычно… До сих пор духи сами приходили ко мне, когда хотели, – призналась она. – Но однажды… Именно тогда, когда умирал Хакон… Я держала его за руку, когда он уходил… Я так хотела его удержать, но не могла…

Она запнулась, вспомнив свою тогдашнюю тоску. И обнаружила, что сейчас воспоминание о той жуткой ночи уже не приносит прежней боли. Хакон ушел навсегда, но судьба восполнила ее потерю. Неподалеку от нее сидел Святослав – в красном кафтане, с блестящими в свете огня светлыми волосами, и его лицо с немного вздернутым носом, оживленное увлекательным разговором, уже не казалось замкнутым и суровым. Каким счастьем будет доверие этого человека, столь грозного к врагам, но столь любимого своей дружиной! То неделимое, единственное в своем роде доверие, которым мужчина дарит только истинно любимую супругу! Святослав не похож на Хакона, как она когда-то надеялась, но может дать ей столько, сколько Хакон никогда бы не смог.