Позови меня трижды… - Ирина Дедюхова

Все думали, что после сокращения станет чуть легче морально, но стало только невыносимо глядеть на пустые столы и осиротевшие кульманы. Поэтому отделы безропотно снимались с мест и переезжали на уплотняемые верхние этажи. На войне как на войне. Сметный отдел был на самом верху, и его долго не уплотняли, поэтому только их кабинеты еще долго сохраняли прежний вид. Сначала Катя не поняла, почему к ним в отдел стало заходить так много народа на чаек с пирожками ласково сюсюкающих графинь, но, очевидно, ностальгия проектных акционеров по неспешным институтским чаепитиям прежних времен давала себя знать. Люди старшего поколения даже прозвали их отдел "На графских развалинах". И только дураки подсчитывали свои будущие акционерские дивиденды и прибыль от прежних и грядущих сокращений, только самые последние дураки твердо знали, что они-то останутся несокращенными.

Графини теперь каждый день уходили с работы с купленными в обед сигаретными блоками, хотя раньше они, вроде бы, не курили. Но к их чудачествам относились с сочувственным, с виноватым вниманием, все в отделе уже знали, что следующего сокращения им не пересидеть.

Разливая чай гостям из рекреаций, Катя с горечью выслушивала жалобы подавленных происходящим коллег. Но, в основном, жаловались мужчины, до которых тоже дошла очередь. По сути, они выражали только удивление перед короткой памятью людей власти, их поразительной неблагодарностью. Ведь в свое время они сами помогли сократить почти тридцать процентов персонала института, даже не предполагая, что может наступить и их черед! Хотя жизнь должна была уже научить их тому, что никому и никогда не помогало смирение перед властью. Рабская покорность всегда рождает желание ударить плетью и непередаваемое ощущение слепой, немерянной силы…

В новое сокращение людей намеренно старались вынудить уйти "по собственному желанию". В красивом когда-то здании, обвешанном теперь рекламными щитами с импортными магнитофонами и утюгами, было много уютных закутков по ходу коридоров, где раньше можно было спокойно поболтать в обеденный перерыв. Но сейчас Катя боялась проходить мимо них, потому что из темных аппендиксов неосвещенного из-за экономии электричества коридора нередко доносились чьи-то безутешные рыдания.

В этой жизни лучше ничего не чувствовать. Жить себе и жить до того момента, когда ни желания, ни жизни в тебе уже не останется. Графинь не просто сократили, их, как и Ленку, уволили по статье за "систематические опоздания и срывы сроков проекта". Работа давно валилась у них из рук. Из милости их пристроили на время в пододеяльную мастерскую, хотя все знали, что они не удержатся долго и там. Катя поливала пальмы, но острые кончики листьев после ухода Натуси и Ксюши стали стремительно подсыхать.

Странно, но только после третьего сокращения из холлов института убрали старые стенды, на которых расписывались достижения проектировщиков на ниве социалистического строительства и висели выгоревшие от солнца портреты вождей. Времена изменились.

Зарплату им вначале задерживали, ссылаясь на то, что в банках перебои с наличностью, а потом вообще перестали платить. Хотя все руководство вдруг пересело с черных «Волг» на красивые заграничные машины. И жалкие остатки их сметного отдела провожали машины внимательными сосредоточенными взглядами, как при контрольном обмере.

Денег из пенсии иногда подкидывала мама. И тут как раз из дома с концами исчез Вова. Катя знала, что у него она могла бы хотя бы занять денег, потому что, судя по оттопыренным карманам перебоев с наличностью у Карташева не было. Она даже звонила его маме, но та сухо ответила, что сын у нее не появлялся давно.

И, пересилив себя, она дважды ходила в мастерскую к Алексею и просила дать ей какую-нибудь работу, но он, конечно, ей отказал. Спасибо, что не посмеялся. Хотя его пространные рассуждения, что сейчас нормальные люди работают не по сметам, а по договорной цене, можно было посчитать и насмешкой.

Все складывалось, как в неприличной поговорке, которую любил повторять Терех, о том, что кое-что всегда всплывает на самый верх. Где-то теперь этот Терех? Помнит ли он еще о тех временах, когда они вместе строили с ним жизненные планы на помойке за домом? Интересно, какие теперь у него планы? Ау, Терех!

ОРУЖЕНОСЦЫ

Можно было до конца жизни вкалывать посменно на заводе, сознавать свою необходимость, ответственность за все. Можно было по звонку с матом срываться среди ночи на аварию. Можно было еще долгие годы только за стаканом водки задумываться над тем, чему же посвящен этот самоотверженный труд. И можно посмеяться над словами пьяного токаря, проработавшего здесь всю жизнь и сказавшего Тереху по случаю ухода на пенсию: "Знаешь, мы в мирное время делаем эти железки, которые приносят только горе и смерть. Как-нибудь все проклятья на нашу же голову и соберутся. Никуда от этого не деться…"

Но становится не до смеха, когда Валерка, твой сменщик и друг, занимает у тебя десять тысяч на молоко для сына до зарплаты, и ты знаешь, что отдать он все равно не сможет. Когда, чтобы расчистить площади, арендованные торгашами, сжигают секретные фонды оборонной технической документации. А вдруг нападет кто? О чем же эти жопы-то думают? И совсем хреново становится, когда простаивающие смены кадровых рабочих отправляют на строительство коттеджей для руководства, не вылезающего из пьяных попоек с бабами. И еще парятся, блин, прямо в их сауне в цехе. Работяги голодные, а они с полными сумками среди дня в баню прутся, колбасой воняют. А вокруг такая срань, а ты ждешь зарплату за сданную вовремя ракетную установку и поражаешься, почему же тебе еще ни одна б… не заплатила, если из твоей продукции уже кончили не одну сотню душ?

Все оседало вокруг, как кусочек сахара, брошенный в кипяток. И однажды Терех, промучавшийся без сна ночь до утра, сказал Валерию: "Баста, Валет, надо сваливать! Лучше водкой торговать, чем по полгода зарплаты ждать, а с этих самоходок мы с тобой все равно ничего не поимеем. Надо было на механический идти, там хоть по частям можно было бы автомат вынести и на базаре толкнуть, а танк в домашних условиях все равно не соберешь. Это утопия".

Как удалось Тереху выпросить на заводе старый списанный киоск «Союзпечать», торчавший на задках их цеха, Валера так и не понял. С мужиками они за литру вывезли его на ближайшую трамвайную остановку. Терех две недели чистил и ремонтировал киоск один, пока Валерка бегал по инстанциям с документами и «масленкой». В масленку пошли и обручальные кольца Валерки и Наины, ее сережки и цепочка, здоровая золотая печатка Тереха, а кое-что им подкинули соединившиеся на лоне природы родители. Первый скудный товар им дали в долг под залог восьмерки Тереха и мотоцикла Валерки.