Белая Кость (СИ) - Эль Кебади Такаббир Такаббир

— Недавно избрали нового короля. Его зовут Рэн. Запомни это имя.

— Запомню, ваша милость.

— Я приехал наказать убийц сборщиков подаяний.

Старик уронил руки на колени, сгорбился:

— Вон оно чё…

— Рассказывай, что у вас произошло. Только не вздумай мне лгать.

Староста не издавал ни звука.

— Будешь играть в молчанку, прикажу крестьян облить водой и держать на морозе, пока они не превратятся в сосульки.

— Побирушки пришли поздно вечером, попросились на ночлег, — зазвучал бесцветный голос. — Остановились в холостяцком углу. Тех, кому не хватило места, бабы разобрали по избам. Те, что в углу, напились. Полезли хозяйке под юбку. Она огрызнулась. Они её с мужем закрыли в погребе и давай на ихних детях жениться. Ладно бы только девок тронули, они и сыновей за гуртом.

Киаран передёрнул плечами:

— Мальчиков?

— Одному двенадцать, второму семь. Бабы услыхали крики и за топоры. А побирушки подпёрли входную дверь табуретом и стали бабам угрожать, что детей порешат. — Староста покачал головой. — Тут такое творилось… Два дня воевали.

Киаран мазнул ладонью по губам:

— Что стало с детьми?

— Все в сарае. Снег сойдёт — похороним. С ними ихняя мамка. Она выла неделю, потом там же, в сарае, повесилась.

— Куда дели трупы сборщиков?

— Волкам скормили. Не пропадать же добру.

— Где обоз с подаяниями?

Староста взмахнул куцыми ресницами:

— Не было никакого обоза. Может, разбойники забрали?

Киаран стиснул кулак:

— Видишь это, старик? Видишь?! Не лги мне!

— Мошна была — обоза не было!

— Мошна? И где она?

Староста взобрался на чердак. Вернулся, кряхтя и сгибаясь под тяжестью сумы из выдубленной кожи. Со звонким стуком поставил её возле стола.

Развязав ремни, Киаран заглянул внутрь. Сума доверху набита медными монетами.

— Почему сразу о деньгах не сказал?

— Так вы не спрашивали.

— Сколько монет присвоил?

Староста крякнул возмущённо:

— Нисколько! Это же подаяние на храм! Крестьянским потом омытое. Такое красть — великий грех! Я хотел по весне в монастырь отнести.

Киаран затянул ремень, приподнял суму. Тяжёлая…

— Зря вы убили божьих людей.

— Ну да, — покачал головой староста. — Они божьи люди, а мы черви навозные.

— Я должен наказать виновных в убийстве.

— Знамо дело, должны. — Глядя на охранный жетон Киарана, старик почесал за ухом. — А сказать королю, что их порешили разбойники, никак нельзя?

— Нельзя. Солдат сообщил Святейшему отцу, что сборщиков убили твои крестьяне.

— Паскуда, — прошипел староста. — А я его похлёбкой потчевал.

— Откуда он взялся?

— Не знаю. Пришёл, и всё. Теперь мне думается, он за сборщиками тайно следил.

— Выдай зачинщиц, и покончим с этим.

Староста подошёл к окну, посмотрел в щель между ставнями. Обернулся с решительным видом:

— Накажите меня, ваша милость.

— В чём ты виноват?

— Сжалился над побирушками, не уследил, не помешал. Тут только моя вина и больше ничья.

Киарану было всё равно, кого вешать. Но Рэн как-то выступил против насилия над женщинами и детьми. А вдруг отчёт о казни баб вновь пробудит в нём покровителя слабых и беззащитных?

— Молись, старик, — сказал Киаран и, подхватив мошну, вышел из дома.

Под вой крестьянок Выродки перекинули верёвку через перекладину, к которой был прикреплён колокол. Приговаривая: «Господь с вами, бабоньки. Господь с вами», староста забрался на табурет и щурясь уставился в белое небо. Наёмник накинул ему на шею петлю и упёрся сапогом в сиденье.

Киаран сел на коня, посмотрел на посиневших от холода баб и детей. Сейчас он лишит их последней защиты, хотя из старосты защитник никудышный. Он не ограждал их от бед, просто поддерживал как умел. И сегодня они бежали к нему, хотя знали, что старец не спасёт их. Теперь им не к кому бежать.

Собственные мысли не нравились Киарану. Он потряс головой, пытаясь от них избавиться. И прокричал:

— За убийство сборщиков подаяний приговариваю старосту деревни к смертной казни. — Вскинул руку… и опустил. — Отставить! Заменяю смертную казнь поркой. Сто плетей.

— Нет уж, лучше повесьте! — возопил староста. — Умру не мучаясь.

Выродки стянули его с табурета, сдёрнули кафтан и рубаху и толкнули на землю.

Он поднялся на четвереньки. Пошатываясь встал на колени и сложил перед собой ладони:

— Господи, дай мне сил принять наказание с достоинством. Лиши меня слёз и голоса. Одари меня стойкостью. Господи, дай мне сил…

Киаран недовольно покряхтел. Кивнул наёмнику, занёсшему над стариком хлыст:

— Пятьдесят ударов.

Сплетённая из ремней плётка взрезала дряблую старческую кожу. Брызги крови окропили снег. Старик стиснул зубы и сцепил пальцы в замок.

— Отставить! — крикнул Киаран. Посмотрел на голосящих крестьянок. Позади них увидел шестерых мужиков и наклонился к командиру сотни. — Это батраки из холостяцкого угла?

— Да, милорд.

— Давай их сюда.

Выродки схватили мужиков за вороты рваных курток и волоком притащили к Киарану.

— Откуда вы здесь? — спросил он.

— Приблудились. Решили перезимовать. Хозяин берёт за постой по-божески, — ответили наймиты вразнобой.

— Видели, как сборщики подаяний насиловали девок?

Батраки переглянулись:

— Видели, ваша милость.

— А как мальчиков насиловали, видели?

— Видели.

— Чем в это время вы занимались?

— Ничем, ваша милость. Спать легли.

— Почему не остановили насильников?

— Это не наше дело, милорд. Мы не здешние.

Киаран потёр подбородок:

— Где вы были, когда бабы с топорами на насильников накинулись?

— В чулане сидели.

— Из-за вас началась резня, а вы в чулан залезли?

Человек с копной огненно-рыжих волос выпучил глаза:

— Чего это из-за нас? Мы платим за угол исправно, на пол не плюём, посуду не бьём, вшей за столом не давим, нужду справляем в отведённом месте. А всё остальное нас не касается.

— Снести им головы, — приказал Киаран и движением бёдер послал коня вперёд.

За спиной прозвучало:

— За что, ваша мило… — И говоривший захлебнулся словами.

Крестьянки кинулись к старосте. Рыдая и смеясь одновременно, облепили его как тля виноградную лозу. Дети обхватили ноги матерей, зарылись лицами в юбки.

— Будя вам, бабоньки, будя, — бормотал старик растроганно.

Киаран не оглядывался. Правильно он поступил или нет?.. Наверное, правильно, раз на душе стало светло.

Отряд тронулся в обратный путь. Кони бодро шли по тропам, которые сами же протоптали. В местах прошлых ночёвок лежал неиспользованный хворост. Крестьяне в деревнях осмелели: уже не разбегались кто куда, а выглядывали из-за плетней и сараев. Киаран не знал, что придало людям храбрости, и подозревал, что стоит ещё пару раз проехать по этим селениям, и люди начнут с ним здороваться, как со старым знакомым.

Через несколько дней всадники свернули с проторённой дороги — она вела в Ночной замок — и двинулись по направлению к столице. Жеребцы трусили по целине, вздымая копытами клубы снега. Тяжелее всего было пробираться через лес. Разведчики тщательно осматривали местность. Отряд следовал за ними со скоростью мула, огибая занесённые вьюгой овраги, болота и буреломы.

Когда до столицы оставалось около двадцати лиг, а это почти три дня пути по бездорожью, наконец-то появился тракт. Кони, истосковавшиеся по скачке, понеслись во весь опор. Пространство вокруг содрогалось от мощного храпа. Казалось, гудела и тряслась сама земля. И тут, как назло, Киаран заметил столб дыма. Его источник скрывала гряда холмов, поросших молодыми елями.

— Чей это феод? — крикнул он, осадив коня.

Командир отряда зубами стянул с руки перчатку, вытащил карту из притороченной к седлу сумки, провёл по рисунку пальцем:

— За холмами королевский домен. Похоже, горит Калико.

Калико — город купцов — по праву считался самым богатым населённым пунктом в Шамидане. С церковного языка название переводилось: «золотая рыбка».