Свободное владение Фарнхэма - Роберт Хайнлайн

Надо сказать, что именно это стремление новобранцев укрыться от автоматного огня отбросило меня на низшую ступень в лагере Курье. Для начала я потерял те самые шевроны капрала-новобранца, но не за собственные проступки, а за действия Моей группы, когда меня даже и рядом не было. Я пытался возражать, но Бронски посоветовал мне умолкнуть. Я, однако, не успокоился и пошел к Зиму. Зим холодно заметил, что я отвечаю за действия моих людей независимо от… и дал мне шесть часов нарядов вне очереди за то, что я разговаривал с ним без разрешения Бронски. Тут еще пришло письмо от мамы, сильно меня расстроившее. Затем я рассадил себе плечо, когда в первый раз пробовал боевой бронескафандр. Оказалось, что у них имеются специальные скафандры, в которых инструктор с помощью радиоконтроля может устраивать всякие неполадки. Я свалился и разбил себе плечо. В результате меня перевели на щадящий режим.

В один из дней «щадящего режима» я был прикомандирован к штабу командира батальона. Поначалу я, оказавшись здесь впервые, изо всех сил старался произвести выгодное впечатление. Однако быстро понял, что капитан Франкель не любит суеты и излишнего усердия. Он хотел только, чтобы я сидел тихо, не произносил ни слова и не мешал. Так у меня появилось свободное время, и я сидел, сочувствуя себе самому, так как надежд на то, что можно будет поспать, не предвиделось.

Но неожиданно сразу после ланча, когда я сидел все так же, изнывая от безделья, вошел сержант Зим в сопровождении трех человек. Зим был как всегда свеж и подтянут, но выражение лица делало сержанта похожим на Смерть. Возле правого глаза у него была видна отметина, которая у другого человека, наверное, обязательно превратилась в здоровенный синяк — вещь для Зима противоестественную. Среди сопровождавших шел Тэд Хендрик. Он был весь в грязи — ведь рота вышла на полевые учения. (Степь как будто специально была создана для того, чтобы заставлять нас ползать на брюхе по невероятной грязи.) Губы Хендрика были плотно сжаты, на щеке виднелась кровь, потом я разглядел пятна крови и на рубашке. Он был без пилотки, в глазах застыло какое-то странное выражение.

По обе стороны от него стояли новобранцы. Каждый из них держал по автомату. Руки Хендрика были пусты. Одного из парней я узнал: Лэйви из моей группы. Он выглядел взволнованным и в то же время гордым. Лэйви успел незаметно мне подмигнуть.

Капитан Франкель был явно удивлен.

— В чем дело, сержант?

Зим стоял неестественно прямо и говорил так, как будто отвечал заранее выученный урок:

— Сэр, командир роты Н докладывает командиру батальона. Дисциплинарное дело. Статья девять-один-ноль-семь. Неповиновение приказу и нарушение тактического плана, в то время как группа находилась в учебном бою. Статья девять-один-два-ноль.

Капитан, казалось, удивился еще больше.

— И вы пришли с этим ко мне, сержант? Официально?

Я ни разу не видел, чтобы человек был в таком замешательстве, а с другой стороны, ничем — ни одним движением лица или голоса — не выдавал своих чувств.

— Сэр. Если капитану угодно. Новобранец повел себя вопреки всем дисциплинарным нормам. Он сам настаивал на том, чтобы увидеть командира батальона.

— Понятно. Вам нужен судья. Ну, хорошо. Только я все равно ничего не понимаю, сержант. В конце концов, это его право — увидеть меня. Какая была боевая команда?

— «Замри», сэр.

Я взглянул на Хендрика и понял, что ему пришлось несладко. По команде «замри» ты падаешь на землю там, где стоишь, пытаясь как можно скорее использовать любое укрытие. При этом ты обязан замереть и не делать ни одного движения — даже бровью не шевелить без разрешения. Нам рассказывали историю о людях, которых ранило, когда они выполняли эту команду… и они медленно истекали кровью, не издавая ни звука и не двигаясь.

Франкель поднял брови.

— И потом?

— То же самое, сэр. После самовольного нарушения команды — снова отказ ее выполнить.

Капитан нахмурился:

— Фамилия.

Ответил Зим:

— Хендрик, сэр. Новобранец Ар-Ши-семь-девять-шесть-ноль-девять-два-четыре.

— Все ясно. Хендрик, на тридцать дней вы лишаетесь всех прав и будете находиться только в своей палатке — за исключением нарядов, еды и санитарной необходимости. По три часа каждый день будете выполнять наряды начальника охраны: один час перед отбоем, один час перед подъемом и один час во время обеда. Ваш ужин будет состоять из хлеба и воды, хлеба — сколько сможете съесть. А также десять часов наряда каждую субботу по усмотрению непосредственного начальника.

«Ничего себе!» — подумал я.

Капитан Франкель продолжал:

— Я не наказываю вас жестче, Хендрик, лишь потому, что более строгое наказание проводится только через трибунал… А я не хочу портить послужной список вашей роты. Свободны.

Капитан опустил глаза и стал разглядывать бумаги на своем столе. Инцидент его больше не интересовал.

Но тут вдруг завопил сам Хендрик:

— Но ведь вы не выслушали другую сторону!

Капитан поднял глаза.

— У вас есть что сказать?

— Еще бы! Сержант Зим сделал все это специально! Всю дорогу он изводит, изводит меня — с того самого дня, когда я попал в лагерь! Он…

— Это его работа, — сказал холодно капитан. — Вы отрицаете, что не выполнили приказ?

— Нет, но… Он же не сказал, что я лежал на муравейнике!

По лицу Франкеля промелькнуло презрительное выражение.

— Так. И вы, значит, предпочли, чтобы вас убили — а возможно, и друзей ваших — из-за каких-то дрянных муравьев?

— Что значит дрянных? Их были тысячи. Они словно хотели съесть меня заживо.

— Ну уж. Давайте, молодой человек, определимся раз и навсегда. Даже если перед вами гнездо гремучих змей, вы все равно обязаны выполнить общую для всех команду. Упасть и замереть. — Франкель помолчал. — Вы еще что-нибудь хотите сказать в свое оправдание?

Хендрик стоял какое-то мгновение с открытым ртом.

— Конечно, хочу! Он ударил меня! Он занимался рукоприкладством! Целая компания таких же, как он, ходит все время вокруг со своими дурацкими палками, и каждый так и норовит ударить, да еще по спине. И это называется «подбодрить». Хотя с этим я еще как-то мирился… Но он ударил меня. Рукой. Свалил на землю и еще заорал: «Замри, упрямый осел!» Что вы на это скажете?

Капитан Франкель разглядывал свои ногти, затем посмотрел на Хендрика.

— Вы, молодой человек, находитесь во власти заблуждения, весьма распространенного среди штатских людей. Вы полагаете, что человек, который выше вас по чину, не может, как вы выразились, «заниматься рукоприкладством». В условиях гражданской жизни несомненно. Ну, например, если бы вы вздумали повздорить в театре или магазине. На гражданке у меня не больше прав ударить вас, чем у вас ударить меня. Но ведь на службе все совсем не так…