Прутский Декамерон - Алекс Савчук

– А где Милена? – спросил Кондрат, трогая с места и медленно маневрируя между автобусами.

– А она приболела и не была на работе сегодня, – сказала Ольга.

– Видимо перетрудилась вчера, отдала много сил на производстве, – насмешливо кольнула Кондрата Ирина.

– Так сегодня ты, что ли, вместо нее будешь? – несколько цинично спросил Кондрат, бросая на девушку взгляды в зеркало заднего обзора.

– Ну, наверное, – спокойно ответила та. (В ту минуту мы еще не знали, что после вчерашнего вечера Ирина решительно взяла инициативу в свои руки и быстренько отшила Милену, тянувшуюся к Кондрату. Холодный, расчетливый ход умной Ирины смог помешать их встрече, а вскоре ей удалось совсем вывести Милену из игры, предложив Кондрату вместо нее себя, а вместе с тем, очевидно, еще более интересные взаимоотношения и развлечения. Завидую товарищу – я что-то не припоминаю у кого-либо из моих партнерш такого рвения и находчивости в достижении цели).

Когда мы приехали в ресторан, я открыл двери бара и снял сигнализацию, сказав по телефону несколько теплых слов девушке-оператору и пригласив ее в бар на бокал шампанского в любой из ближайших дней. С ночными операторами на пультовой в милиции все было давным-давно обговорено, так что эти полуночные посещения бара в их журнале не фиксировались – если, конечно, мы просили об этом операторов.

Кондрат с Иркой, быстро найдя общий язык, о чем-то мило воркуя направились за стойку, где принялись греметь стаканами и бутылками. Ольга, усевшись на высокий пуфик-стульчик у стойки, так же как и вчера была невозмутима и молчалива, и без конца дымила сигаретой. Замечу попутно, все мы в тот период очень много курили; позже я подсчитал, что вчетвером мы менее чем за месяц выкурили 200 пачек «Космоса». В открытую торговлю я эти сигареты тогда не отпускал, «Космос» в этот период был в дефиците – одного ящика (500 пачек), который я получал со склада раз в три месяца, еле на собственные нужды хватало.

Ирина, быстро освоившись за стойкой, взяла на себя роль бармена и наливала теперь всем нам какой-то шоковый коктейль, рассказывая мне с улыбкой, что Ольга в их компании девушка строгих правил, с мужчинами еще не встречалась, и жалела меня вслух, намекая на то, что мне с ней нелегко придется.

– Такова уж, видно, моя тяжкая доля, – вздохнув, проговорил я. Даже в полуприглушенном свете барных фонарей я заметил, как лицо Ольги во время нашего с Ириной разговора о ней залилось румянцем, и она, скомкав в пепельнице окурок, тут же потянулась за новой сигаретой; и тогда я опустился перед ней на одно колено и продекламировал свое стихотворение, навеянное лирикой Пушкина – оно родилось у меня в голове сегодня утром, сразу после того как мы расстались.

К Ольге.

Ах, Ольга, демон мой сердечный,

Предмет печали бесконечной,

К твоей руке я ниц склоняюсь,

Тебе, единой, поклоняюсь.

Ты ж, ангел мой чистосердечный,

Всегда с улыбкою беспечной

Меня не замечая, dio,

Проходишь мимо горделиво.

Настала ночь. Любовью вечной

Тебе клянусь, мой друг сердечный

И просыпаюсь… Что за сон?..

Иль я действительно влюблен?!

(dio -дорогая). (автор).

Ольга во все время декламации глядела на меня удивленно, даже недоверчиво головой качала, затем протянула руку и потрепала мои волосы; о большей нежности, признаюсь, я и не мечтал. Конечно, я мог бы сегодня оставить эту девочку в покое и переключить все свое внимание на Ирину, девицу озорную, сексапильную и наверняка более доступную, внеся полный разброд в ее и Кондрата планы; тот после вчерашнего не посмел бы что-либо возразить, а Ирка… да кто бы ее спрашивал. Но… я совершенно не думал об Ирине сейчас, и уж тем более мне не хотелось, чтобы при подобном раскладе Ольга попала в лапы Кондрата.

В ходе дегустирования изготовленного Иркой довольно крепкого коктейля выяснилось, что все мы не против чем-нибудь перекусить, а так как у меня имелись ключи от всех без исключения складов, кладовок и холодильников в ресторане (еще до его открытия полная связка ключей была мною обстоятельно собрана), то задача эта решалась без труда, и мы с Кондратом отправились в «рейд» по ночному ресторану, наказав девушкам сидеть тихо и ждать нашего возвращения. В ходе рейда нам, после тщательной инспекции шкафов и холодильников, пришлось дважды относить найденное в бар, и в итоге, когда мы наконец уселись за стол, он оказался сервирован весьма недурно – в особенности по нашим, не слишком изобильным временам.

Пили мы, как у нас в компании принято, каждый что пожелает; после Иркиного коктейля, однако, мы с Кондратом более чем по рюмке коньяка не сумели осилить, а девушки так и вовсе пить отказались.

Странно, в этот вечер мне и кусок в горло не лез, хотя обычно не могу пожаловаться на отсутствие аппетита, скорее наоборот, всегда мог покушать за двоих. Ольга тоже съела самую малость из положенного ей в тарелку и через несколько минут сказав «спасибо» и встав из-за стола закурила сигарету и уселась на прежнее место у стойки. Я, словно волк вокруг пугливой косули, стал ходить около нее и целовать все, что мне было доступно: волосы, шею, уши, щеки, а она смешно уворачивалась и прятала голову в плечи словно ребенок. Кондрат с Иркой откровенно флиртовали, словно подавая нам, «скромным влюбленным», пример.

– Как ты хочешь, чтобы я тебя называл? – спросил я Олю, обняв ее сзади за талию и прижавшись щекой к ее щеке.

– Зови меня Лека, – попросила она.

– Лека, – проговорил я вслух, вкладывая в это слово необъяснимое даже самому себе чувство. С этого дня я десятки, сотни раз произносил это имя вслух и про себя. А сейчас, обнимая девушку, я шептал ей слова любви и вообще был сам не свой – мое сердце замирало от нежности к ней. Однако нам с Лекой не дали полюбезничать – эта несносная пара расшалилась вконец, и Ирка, потеряв терпение, вслух заявила, что мы им мешаем, и что если сейчас же не уберемся куда-нибудь, нам придется присутствовать при их совокуплении. Я взял Леку за руку и помог ей сойти с пуфика. Девушка сопротивлялась, когда я увлек ее из бара в темное фойе, а там и вовсе остановилась.

– Давай уйдем отсюда, Лека, – шептал я, обнимая и жадно целуя девушку, – посидим где-нибудь, не будем мешать людям выражать друг другу свои чувства.

Лека, однако, не двигалась с места: она мягко упираясь мне в грудь ладонями, шептала: «Нет, Савва, нет». При этом она беспокойно озиралась по сторонам; она, конечно же, не доверяла мне, понимая, что с ней сейчас может произойти все что угодно.

Итак, мне ничего другого не оставалось, как привести в исполнение мгновенно созревший в моей голове план – я подхватил девушку на руки и понес в комнату для официантов. Дорогой она пыталась вырваться, освободиться, громко шепча: «Ну пожалуйста, Савва, ну не надо!», но я быстрым шагом преодолел два длинных коридора, и лишь толкнув дверь и войдя в нужное мне помещение, опустил ее на ноги. В комнате официантов царил почти полный мрак – единственное окно пропускало внутрь совсем немного света с улицы. Лека стояла молча, судорожно вцепившись руками в рукав моего пиджака, и глядела по сторонам, пытаясь определить где мы находимся. Мне же здесь осматриваться не требовалось: я в этой комнате и на ощупь знал, где и что находится, так как неоднократно ее посещал вместе с разными подружками прежде – и в светлое, а чаще, конечно, в темное время суток. Вот перед нами чернеет ряд шкафчиков раздевалки, по высоте более чем наполовину перекрывающий окно, а здесь, сбоку, между стеной и шкафчиками находится кем-то предусмотрительно припасенный полуторный матрас.