Под тенью феникса - Андрей Годар

Македонский, Суворов, Наполеон, Фидель Кастро… Других имен сразу и не назову, но помню, что их еще очень и очень много.

Впрочем, обедали мы в отдельной офицерской палатке. Да, именно так она и называлась -хотя никакой табели о рангах еще не существовало, но деление на рядовой состав, офицеров и генералов уже наметилось вполне четко. Наши вооруженные силы росли, крепли и более своим устройством напоминали нормальную полноценную армию. Деление на автономные отряды под предводительством своенравных атаманов закладывало в рядах единой армии вроде как трещинки, которые со временем могли раздаться в ширь, да и просто отдавало некой старинной неполноценностью. Ликвидировать такую структуру сразу и решительно было глупо, слишком уж многие бойцы разных рангов могли воспринять идею в штыки и поднять ропот, а потому мы позволили этой реформе проходить тихо и спокойно, естественным образом. Конечно же, мягко направляя ход этого процесса в нужном направлении. Любые конфликты старательно локализовались и подавлялись в зародыше, не преступая границ обычной бытовой ссоры между равными людьми. Вытравить из человеческого сознания деление людей на «своих» и «не своих»

полностью невозможно – так уж мы устроены, но пока все атаманы полностью лояльны Томми, серьезных проблем ждать не приходилось.

На первый взгляд выглядело вполне спокойно и оптимистично. На второй взгляд – тоже… Но у меня росло нехорошее предчувствие, которым я никогда ни с кем не делился, потому что не мог описать его суть даже самому себе. Но, услышав о том, что в ближайшее время мы можем не опасатьсяникакой внешней угрозы, я, наконец, понял одну вещь.

-Значит, крупных баталий в обозримом будущем не планируется?

-Ядумаю, бои скоро вообще прекратятся – заметил Томми, отделяя от жареной рыбины спинку и отправляя ее в рот – если ты имеешь ввиду людей, конечно.

-Ну да, я о них. А чего серожопых-то бояться, мы со своей стороны калитку притворили наглухо.

-Да ну? Я когда уезжал, точка была заперта в бетонном боксе с бойницами и круглосуточным оцеплением.

-Именно так и было. Но! – я не отказал себе в удовольствии выдержать паузу и назидательно поднять в воздух длинную рыбью кость – Я как твой заместитель нашел менее накладное, и не в пример более надежное решение.

-Интересно, и какое же? – Томми подался вперед

-Мы заблокировали раздвижную рамку телепорта. Просто скрутили ее тросом и повесили замок.

Томми прекратил жевать и посмотрел мне в глаза:

-Вы уверены, что это не повредит…

-Да, абсолютно. Мы для проверки попробовали запустить, так там нагрузка с механизма сбрасывается, чтобы привод не полетел. Затея дельная, охрану сократили до двух человек. И нет риска, что нам с того конца пришлют, скажем, бомбу

-Ааа. Ну смотри, с тебя же потом спрошу за каждый винтик – Томми вернулся к содержимому своей миски – Как вообще исследование продвигается? Давненько от Шепа новостей не было.

-Там хорошо, много интересного. Но сначала я хотел с тобой поделиться одной мыслью.

-Ну, говори, что там.

Я придвинулся чуть поближе и слегка склонил голову. Любые разговоры о мятеже ведутся исключительно полушепотом, будто из суеверного страха ненароком пробудить это страшнейшее событие:

-Как ты думаешь, чем будут заниматься бойцы, не видевшие врага месяцами и годами?

-Известно чем. Работать на стройках, тренироваться в поте лица, учиться. В спасательных операциях участвовать обязательно. Ты к чему клонишь?

-Еще раз. Боец не видит врага. Он воспитывает свой характер, укрепляет тело, совершенствует навыки. Но ему не на кого направлять свою… природную непереносимость, скажем так. И, как по твоему, что будет происходить дальше?

Томми хмыкнул, дернул плечом, а потом поднял взгляд. Я продолжил: -Ладно ветераны, они спаяны в боях и по мелочевке ссориться не будут. Но молодые! Им же только повод дай. И этих поводов будет со временем больше и больше. Сначала это будут обычные разборки в коллективе – кто старший, кто сильный, кто решает. На уровне дедовщины. Потом пойдут бытовые моменты. Пойдет своячество по отрядам, по баракам. Вспомни случай с обрезанной музыкой! Идея единой крепкой армии у нас кое-как работала, пока армия была меньше, и состояла из бывалых вояк. Но молодежь в больших коллективах просто не сможет не делиться на группы. Поначалу эти группы будут соперничать между собой, потом дело может перерасти в серьезные столкновения. Ты же изучал военную историю, знаешь как оно бывает. Связисты против танкистов, десантники против инженеров… И здесь дело не в родах войск, которых у нас, конечно, не так много. Дело в людях, которые находятся рядом друг с другом, и по какой-либо причине думают о своих соседях как о «других».

Формулируя мысли на лету, япо обыкновению смотрел вниз перед собой, в поверхность стола.

Посмотрев в лицо Томми я увидел непонятный прищур человека, которому есть что добавить к сказанному. Но он молчал, и я говорил дальше:

-Так вот, человеку для того чтобы проникнуться враждебностью к своему ближнему… Ох слово-то какое манерное, не важно… Ему для этого нужно на самом деле совсем немного. Ты не знаешь, но, допустим, в многоквартирных домах самые сложные отношения всегда между соседями. Чем люди ближе друг другу исходно, тем сильнее они начинают вздорить, когда появляется малейший повод.

Вот, вздорить – очень меткое слово! Спорить по каким-то вздорным вопросам, по мелочам!

-Японял – кивнул Томми – Подведи итог. Кчему ты ведешь и что предлагаешь?

-Хорошо. Я считаю, что рано или поздно проблемы в обществе у нас начнутся. Причем, не в поселках, где люди достаточно широко расселены, а в армии. Где бараки стоят рядом, где много молодых горячих голов и где каждый вооружен. Что по этому поводу делать -я пока не знаю. Но, мне кажется, что остановить этот процесс невозможно, все что мы можем -это как-то урегулировать его, направить в нужное нам русло, например. Постоянные состязания в сдаче нормативов, в успешных выполнениях боевых заданий. Главное – не врать себе о том, что люди достаточно разумны и самодисциплинированы, чтобы быть единой силой. Я верю в наши идеи больше, чем во что-либо, я мечтаю о том, чтобы они сплотили всех живущих. Но я учил историю, и знаю, что это возможно только в самые трудные времена перед лицом внешнего врага.

Я старался говорить негромко, но под конец немного разошелся и, видимо, повысил голос. Томми поднял палец, предлагая мне помолчать; и, не меняя позы, дождался пока из палатки не вышли последние люди с грязной посудой в руках. Когда их голоса снаружи стихли, он подался вперед и заговорил негромким спокойным голосом: