Хозяйка Шварцвальда - Уна Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не должен был подвергать вас такой опасности, – сказал он. – Не ждал, что комиссары появятся тут так скоро. Ненавижу себя за то, что позволил вам в этом участвовать!
– Часто вы прячете преступников? – Агата не злилась, просто решила уточнить.
Рудольф поморщился:
– Они не совершили никакого греха. Преступники – те, кто отдал приказ их схватить и пытать, пока не сознаются. К сожалению, такие обыкновенно не горят на кострах, а доживают до глубокой старости.
Агата склонила голову. Это означало, что она согласна.
– Я действительно изредка укрываю в лазарете беглецов, – неохотно признался Рудольф и жестом пригласил ее сесть в кресло. Сам он достал откуда-то ящик, перевернул его вверх дном и сел с идеально прямой спиной, сложив руки на коленях. Взглянул на свои пальцы с каким-то удивлением, будто увидел их впервые.
Им предстоял непростой разговор. Рудольф обладал одним качеством, которое Агату одновременно восхищало и раздражало: он был порядочным человеком. А потому убедить его жениться без согласия ее опекуна, без присутствия уважаемых семей города, да еще в спешке, пока Кристоф Вагнер не пронюхал об их планах, было непросто.
Она протянула руку и коснулась его кисти. В работе они тысячу раз задевали друг друга, но только сейчас этот жест показался ей интимным и наполненным смыслом.
– Я должна кое-что рассказать вам о Кристофе Вагнере.
– Не предвижу ничего хорошего.
В другой раз Агата вступилась бы за Вагнера, но сейчас первое впечатление могло сыграть ей на руку.
– Он не даст благословения на наш брак. Могу сказать это со всей определенностью. Я рассчитывала смягчить его и убедить, что вы станете мне достойной партией, но у него на меня другие планы. – Агата выдержала паузу, чтобы придать значимости своим словам: – Он сам желает на мне жениться.
Рудольф нахмурился. Между бровями пролегла глубокая вертикальная складка. Он и без того был невысокого мнения о моральном облике Кристофа Вагнера, чья служанка оказалась при смерти после того, как вытравила плод. Теперь он, похоже, окончательно убедился, что Агата выросла в доме человека низкого и бесчестного, от которого ее надо срочно спасти.
– Он намерен держать меня при себе до самой старости.
Агата не стала уточнять, что скорее небо упадет на землю, чем Кристоф Вагнер разделит с ней ложе. Пускай в голове Рудольфа нарисуются самые мерзкие картинки. Она ведь, в конце концов, нигде не солгала.
– Одна мысль, что я могу покинуть его дом, для него что нож острый.
Ни слова неправды. Не стоит начинать супружескую жизнь с обмана, ведь так? Возможно, познакомься ам Вальд с Вагнером при других обстоятельствах и не в таком мрачном месте, узнай он его получше, все сложилось бы иначе. Кристоф умел обаять людей, когда хотел. Фауст дал ему блестящее образование, а простое происхождение добавляло к учености легкость. Шутки его всегда были в меру солоны, а вино – в меру крепко. Но Эльванген сделал свое дело. Как безлунная ночь, что уродует своими тенями любой куст, превращая его в волка-оборотня, этот город превратил Кристофа Вагнера в монстра.
Рудольф сидел не шевелясь, обдумывая, что ему делать дальше. Агата не торопила. Наконец лекарь глубоко вздохнул и, перевернув руку, переплел с ней пальцы. Это было неожиданно твердое прикосновение человека, принявшего решение.
– Видит Бог, как тяжело мне предлагать тебе это вот так…
Он улыбнулся, и она ответила на его улыбку. Рудольф достал из кармана белую шелковую ленту и поднял ее к глазам, как будто показывал нечто примечательное вроде человеческого кишечника или печени.
– Агата Гвиннер, будешь ли ты моей женой? По правилам между помолвкой и свадьбой должно пройти полгода, но у нас нет этого времени. И уважаемые семьи Эльвангена едва ли посетят нашу свадьбу. Не будет ни скрипачей, ни флейтистов, ни моих друзей с трещотками под окнами, ни роскошных столов с тремя видами вин…
Агата протянула руку, чтобы он мог повязать ленту ей на запястье.
– Оно и к лучшему, – ответила она. – Не надо сверяться с имперским ордонансом, чтобы уточнить, сколько нам положено гостей.
* * *
Когда Урсула пробудилась ото сна, она чувствовала себя совершенно здоровой. Вставать ей не хотелось. Вместо этого хотелось жареного каплуна и мясного пирога. Она поднимется с постели, наденет свое лучшее платье, уберет волосы под кружевной чепец и будет есть ароматное мясо, наблюдая из окна, как на площади на костер ведут Рупрехта Зильберрада. Когда огонь подберется к его ступням, она расправится с ножками и возьмется за крылышки. А едва вспыхнет одежда, она соберет теплым хлебом подливу и запьет ее мозельским вином… Она представляла себе все это очень четко, не зря она повидала так много казней.
Несколько раз заходили Ауэрхан и Кристоф Вагнер, чтобы справиться о ее здоровье. Лица у них были скорбные, как на похоронах, а Урсула никак не могла взять в толк почему. Вот же она – воскресшая, полная сил, с крепким красивым телом и ясными глазами!
Кристоф пообещал, что, как только она окрепнет, они отправятся домой. Услышав, что ей хочется каплуна, велел здешним слугам его приготовить. Вместо каплуна, правда, подали старого сухого гуся, но Урсуле понравился и он. Она пообедала с величайшим аппетитом. «Что ж, – думала она, обгладывая гусиную ножку, – посмотрим, на что ты способен, слуга дьявола Кристоф Вагнер! Хватит ли у тебя сил, чтобы отомстить? Или весь запал уйдет в песок?»
Ауэрхан составил ей компанию за трапезой. В холодной полупустой кухне в черном камзоле он смотрелся нелепо, как гробовщик на свадьбе. Урсула знала, что он чувствует вину за свой недосмотр. Вот тебе и высший демон!
Вместо жалоб она расспросила Ауэрхана, каким может быть договор Зильберрада с его спутником. Подробностей он не знал, но объяснил, что большинство договоров с демонами составлены на один манер, если только в дело не вмешается какой-нибудь крючкотвор. Например, у господина Вагнера первый черновик договора был написан на дурной латыни с ошибками и состоял из трех или четырех пунктов. Сколько в нем было пунктов теперь? Сложно сказать. Тысячи две или три. С великой нежностью Ауэрхан признался, что пожалел тогда Вагнера, да и главное требование из первого черновика он все равно не сумел бы выполнить
