Анархия – мать порядка - Александр Шубин

В середине февраля Махно повернул в родные места. Им теперь овладела новая идея – распространять движение вширь, постепенно вовлекая в него все новые и новые земли, создавая повсюду опорные базы. Только так можно было разорвать кольцо красных армий вокруг его армии на колесах. В марте Махно посылает колонны в направлении Дона, Кубани, Воронежской, Саратовской, Харьковской и даже Тамбовской губерний. Даже в Приазовье армия была разделена на несколько групп, чтобы крестьянам было легче снабжать повстанцев. Сам Махно с небольшой мобильной группой в 200 бойцов объезжал многочисленные очаги восстания, уходя от преследовавших его красных отрядов.

Крестьянство более обширной зоны, чем коренной махновский район, привыкало к батьке и все больше поддерживало его. В анонимных опросах, организованных большевистскими “социологами” для выяснения настроений населения, крестьяне писали, что “советская власть построена на угнетении рабочих и крестьян, на форменном обкрадывании крестьян и т.д.”[671].

Расширение ареала махновского движения в этот период опровергает вывод тех авторов, которые вслед за В. Каневым считают, что "у него уже не было никаких шансов на победу, но он не сдавался и с фантастическим упрямством продолжал борьбу. Это уже была война ради войны"[672]. Именно в это время власть большевиков "висела на волоске".

Третья революция

Разгром белого движения привел к вступлению Российской революции в новую фазу. Теперь исчезла угроза реставрации дореволюционного режима силами белого движения. Крестьяне больше не опасались, что белые отнимут у них землю. Тысячи рабочих теперь не боялись массовых репрессий против участников революции со стороны контрреволюционеров. Исчезновение этой угрозы лишило оснований политику "военного коммунизма", которая формировалась в условиях мобилизации всех сил ради победы в гражданской войне. Но большевики не собирались отказываться от "военного коммунизма", так как считали его прямой дорогой к новому коммунистическому обществу. Режим «военного коммунизма» был сохранен во всей полноте. Социальная напряженность стала стремительно нарастать.

Анархисты и левые эсеры надеялись, что это приведет к “третьей революции” (по аналогии с Февральской и Октябрьской), в ходе которой народ свергнет большевистскую диктатуру. И действительно, в 1920-1921 г.г. разразился острый социально-политический кризис, который знаменовал финал Российской революции.

Почему коммунистическое руководство сохраняло систему социальных отношений, рассчитанную на войну? Потому что она была рассчитана на весь переходный период к мировому коммунизму. Победа над белыми – это еще не мир, это лишь новая передышка. Кругом – кольцо врагов, и нам еще предстоят войны с белополяками, белофиннами, белонемцами и белофранцузами. Но раз так уж вышло, что марксистская партия первой победила в отсталой стране, нужно показать миру пример рациональной организации экономики и общества.

Лидеры большевиков считали, что сохранение в руках государства полного контроля надо всей хозяйственной жизнью и всеми предприятиями страны позволит вести хозяйство по единому плану, продиктованному из партийно-правительственного центра. Первым опытом такого плана стал ГОЭЛРО – Государственный план электрификации России. В соответствии с этим планом промышленность страны должна была быть переведена на электрическую тягу, что позволило бы значительно рационализировать производство, увеличить его мощность и обеспечить возможность управления всем хозяйством из единого центра. Перспектива электрического перевооружения производства, строительства мощных электростанций вдохновляла миллионы людей. Ленин придавал этому плану огромное значение и даже заявил, что "коммунизм есть советская власть плюс электрификация всей страны". Это значило, что лидер большевиков считал: электрификация обеспечит материально-техническую базу коммунизма так же, как установленный большевиками режим обеспечит социально-политическую опору новым коммунистическим отношениям. Крестьянское хозяйство тоже предстояло перестроить по промышленному образцу – съезд принимает решение о вовлечении крестьянских хозяйств в плановую систему, то есть о государственном управлении крестьянской экономикой.

В условиях разорения станы войной и большевистской политикой картина электрифицированного производства казалась фантастической. Встречавшийся с Лениным в это время выдающийся английский писатель-фантаст Герберт Уэллс назвал его великим мечтателем. Англичанин не понимал, где Ленин найдет средства на строительство десятков электростанций. Но Ленин и партия большевиков считали, что они могут мобилизовать массы рабочих и крестьян на строительство новых предприятий так же, как до этого на войну. Средства на строительство должно было снова дать разоренное войной и поборами крестьянство страны. Характерно, что на съезде советов Ленин признал, что большевики чувствуют себя должниками перед крестьянами, но долг вернут не сейчас, а когда восстановят промышленность. Но по плану большевиков восстановление и модернизация промышленности должны были происходить одновременно с ликвидацией крестьянства как класса, превращения его в слой сельских рабочих, управляемых государством. Это напоминало обещание вернуть долг кредитору, которого собираешься убить.

Но сразу же после разгрома Врангеля этот стройный план стал давать сбои. Если в середине и даже осенью 1920 г. поставки продовольствия в города шли бодро, то в декабре они стали стремительно падать, и перед столицами встала угроза голода. Крестьяне таким образом напомнили коммунистическим правителям, что деревня оказалась перед угрозой голодной смерти, и не видит оснований далее снабжать «Коммунию». А раз коммунисты изымают хлеб насильственно, то селяне стали активнее поддерживать повстанчество. После поражения белых оно разлилось еще сильнее, чем в 1919 г.

И среди рабочих росло недовольство политикой большевиков, которые довели города страны до голодного состояния. В этих условиях в партии большевиков обострились внутренние разногласия по поводу путей дальнейшего развития страны. Противоречия в правящей партии приняли форму дискуссии о профсоюзах.

Лидеры большевиков полагали, что грандиозные задачи строительства коммунизма требуют еще жестче организовать рабочий класс. Основной организацией рабочих были профсоюзы, и поэтому именно профсоюзы оказались в центре дискуссии в партии большевиков после гражданской войны.

Дискуссия началась с того, что Троцкий предложил "перетряхнуть" профсоюзное руководство, после чего сделать профсоюзные структуры государственными органами. Это вызвало протесты профсоюзных лидеров во главе с Михаилом Томским.

Если Троцкий выступал за усиление диктаторских механизмов, за превращение профсоюзов в рычаг управления рабочими, то рабочая оппозиция во главе с Александром Шляпниковым и Александрой Коллонтай в соответствии с программой партии предлагали передать власть съездам производителей (фактически – профсоюзам), отказавшись от диктата Совнаркома, ЦК и карательных органов. Идея передачи значительной власти профсоюзам и советам выдвигалась и группой "Демократического социализма" ("децистами") во главе с Тимофеем Сапроновым. Однако между децистами и рабочей оппозицией существовали острые противоречия. Дело в том, что децисты отстаивали позиции региональных партийных кланов, против которых на местах боролись рабочие оппозиционеры, выступавшие за передачу партийных постов от бюрократии рабочим.

"Рабочая оппозиция" считала необходимым ускорить провозглашенное большевиками "отмирание" государства. Поэтому их противники обвиняли этих оппозиционеров в анархо-синдикалистском "уклоне" от общей партийной линии. Но эта линия еще не была выработана. Теоретик партии Николай Бухарин предложил компромиссную позицию между предложениями Троцкого, "рабочей оппозиции" и "децистов". Бухарин обратил внимание на то, что все фракции партии выступают за включение рабочих организаций в структуру государства, которое после этого на деле может стать рабочим государством. Управление предприятиями в этих условиях должно было перейти в руки демократизированных профсоюзных организаций, по существу – самоуправляющихся рабочих коллективов. Это тоже был существенный шаг к идеям анархизма. Но для этого необходимо восстановить демократию в профсоюзах (а значит и в "опрофсоюзенном" государстве). Троцкий согласился с аргументами Бухарина и признал, что рабочие путем перевыборов могут "перетряхнуть" профсоюзное руководство, очистив его от бюрократии. Таким образом, ведущие теоретики партии готовы были предложить создание новой социально-политической системы, основанной на демократии снизу доверху, от самоуправления на предприятиях до государства в целом. Но эта демократия должна была касаться только рабочего класса, и пока обходила стороной "мелкую буржуазию", то есть крестьянство.