Демоны Хазарии и девушка Деби - Меир Узиэль

Помогают ли советы, как можно дальше забросить копье? Кого можно спросить обо всем, что происходит по дорогам с запада до границы Хазарии, если только один из его советов требовал подготовки не менее полугода.

«Вы должны научиться секретам боя на текучих водах, – сказал Конан. – Вам придется научиться переплывать водопады, нырять не менее, чем на две минуты, уворачиваться от трупов утопленников в глубинах рек, видеть в мутных водах, учиться грести, сидя на плывущих обломках деревьев, прыгать с плывущих плотов и выходить из воды в другой стране».

Перед расставанием он бросил мимолетный взгляд на фигуру Титы, словно глотая ее, чем испугал ее.

«В Итиле есть те, кто научит вас всем этим приемам, там достаточно воспитанников спецподразделений, которые только тратят время, вертясь вокруг дворца в поисках бизнеса и посредничества. Думаю, через несколько недель вы доберетесь до Итиля. Летом я там буду. Кто знает, может, увидимся».

Они пожелали ему всего доброго, и он ответил тем же, только в глаза Титы посмотрел прямо. Ничего у него из этого не вышло, но даже эти печальные мгновения не говорили, что он проиграл.

Остаток субботы они провели в прогулках по городу. Настроение было хорошим, ребята чувствовали себя, как дома, подобно огурцам, которые уже достаточно отстоялись в рассоле. Все в Шаркиле было помыто и покрашено. Песах начинался во вторник. Тита все восхищалась рисунками цикламенов и анемонов на дверях и карнизах, в которых ху-дожники давали волю воображению. Теперь они обновляли рисунки после того, как дома были разобраны и собраны заново.

Оставались еще некоторые незавершенные работы. Стояли ведра, полные известки, распиленные доски, молотки и коробки с гвоздями. Всё это ожидало дня после праздника.

Обедали и снова легли поспать. Песах все еще не прикоснулся к Тите, и она решила сделать что-то еще в эту ночь, чтобы доказать ему, что она не святая и еще не превратилась в ангела.

Ей было неловко с этой любовью и преклонением, которое реяло вокруг нее. Она чувствовала, что это отдалит ее мужчину от нее. Ей трудно было вспоминать его имя, которое менялось каждый раз. Даже так, без отдаления, трудно было любить Песаха со всеми его взглядами и силой обожания всех мужчин вокруг. И она решила не давать этим разделяющим их силам собраться, чтобы она не смогла им сопротивляться. Песах это тот, кто у нее есть, и с ним ей хорошо. Он спас ее. И то, что ему положено, он получит.

Так, что в тот вечер на исходе субботы Тита прошептала ему на ухо: «Хватит. Идем со мной, я боюсь спать одна».

«Запрещено», – сказал он ей отеческим тоном.

«Оставь запрет, – ответила ему Тита явно не материнским тоном. Голосом, которому, не знаю, можно ли вообще сопротивляться. Не завидую страданиям того, кто отказался бы, не подозревая, какая его ожидает боль.

Пошли Мепсах и Тита в постель. И Песах получил то, что ему причитается по полной программе.

Глава семьдесят первая

На следующий день они были вызваны к начальнику полиции. Пошли туда весьма встревоженными. Тита осталась дома.

Их сопровождал полицейский в пятнистой форме. Улицы были полны народа, готовящегося к празднику, заполняющего магазины. Лотки с мацой и хреном были выставлены во всех возможных местах. Зашли во двор, окруженный плетнём, за которым были кусты малины. Прошли мимо стоек с копьями и направились к начальнику полиции.

Говорил он коротко: «Слышал о вас и знаю, кто вы. Мне прислали данные три дня назад. И я все колеблюсь, передать ли это горькое сообщение герцогу Лопатину. Но, быть может, всё это лишь нагромождение слухов».

Он все же передал факты начальнику полиции лагеря Самандар с просьбой не передавать пока это семье до уточнения всех деталей. Но сейчас, оказавшись здесь, они должны ему передать подробности.

Он рассказали. Начальник полиции сам подробно записал все ими сказанное. Задавал вопросы. Потребовал объяснений, почему они так долго добирались до Шаркила. Объяснения его не удовлетворили, и он сердито качал головой, записывая их слова. Попросил рассказать всё, до мельчайших деталей, о Давиде и Ахаве, которые остались на хуторке пчеловодов, на крайнем западе. Раскрыл карты и пытался найти этот хуторок. Так и не нашел, устал от объяснений юношей и сказал: «Ладно. Попытаюсь узнать у начальника пограничной полиции. Найдем их». Записал ешиву Мурма, куда по их словам должен был направиться Ханан. Это место известно всем. Записал рассказ о встрече со старухой на острове, затем на отдельных листках записал имена всех троих, и что-то еще писал и писал на отдельных листках и обклеивал ими более обширные записи.

Он также выслушал уже известный ему рассказ о бое с викингами. «Где вороны?» – спросил неожиданно, и белые вороны с шумом влетели в кабинет и сели на стол. Он гладил их с большой любовью и с какой-то бесконечной болью, которой страдают лишь главы полиции. Все было записано, и после часа работы, когда рука начальника полиции уже устала от письма, и немного чернила осталось на дне чернильницы, сказал: «Вам достаточно пяти дней, чтобы добраться до дома графа. Но в эти дни – праздник, затем суббота, значит, всё это займет семь дней. Да, еще канун Песаха и канун субботы. В общем, восемь или девять дней. Плохо. Надо сообщить графу раньше, что нет его двух сыновей, и мужу Елени, что она убита».

Ребята молчали, да и что они могли еще сказать. И кто просто так говорит в кабинете начальника полиции.

«Я могу передать туда сообщение в течение двух дней с помощью десяти сменяющих друг друга верховых», – сказал он и крикнул – «Мириам!» В кабинет вошла молодая женщина. «Как у нас там с гонцами?» – спросил.

«Все вышли в путь рано утром, – ответила она, – двое вернутся до обеда. Одна лошадь беременна, на последнем месяце. Ее нельзя запрягать в дорогу»

«Ели они начнут путь в обед, – размышлял начальник полиции вслух, – они принесут известие графу в канун Песаха».

«Ладно, – решил он, – вы выходите в путь немедленно. Нигде не останавливайтесь. Гонец доберется туда раньше вас. Итак, в путь. Я посылаю с вами полицейского. Вам необходимо еще что-нибудь. Как с лошадьми?»

Ничего нам не нужно. Лошади в порядке. Мы выходим.

Глава семьдесят вторая

И так это было. В канун праздника Пейсах вошел посланец к графу Лопатину. Лицо посланца было без тени улыбки. Он склонил голову, извлек бумагу из кармана и прочел: «То, что к смерти – к смерти. То, что к плену – к плену. То, что к сабле – к сабле». И замолк.

Такова была обычная предпосылка в Хазарии к плохим вестям, Сердце графа чуть не выскочило из груди, лицо побелело, но он решил все услышать до конца. И тогда было ему сообщено о захвате двух его сыновей и убийстве трех женщин, и о юношах, которые должны были сопровождать его сыновей, но потерпели полный крах и сейчас они – по дороге сюда.