Мы обнимем смерть - Девин Мэдсон

– Та женщина, Ливи.

– Что?

Его ответ был холодным, но я процедила еще несколько слов:

– У нее был экземпляр священной книги.

Молчание.

– Теперь из дома паломников постоянно кто-то шныряет туда-сюда, – продолжила я. – Иди. Просто поговори с ними. Попроси книгу. Укради, если понадобится.

– Украсть?!

– Тише, – прошипела я. – Матси, ты же знаешь, что я ее не убивала. Я не сжигала книги. Но оба раза, когда я задавала вопросы о вере, паломников убивали.

– Быть может, тебе не стоило бросать вызов нашим богам, расспрашивая о чужих.

Я усмехнулась.

– Да брось, если их поразили наши боги, они не стали бы делать это человеческими руками. Неужели тебе самому это не кажется странным?

Светлейший Бахайн закончил бранить своего сына и оглядел наблюдающую за этой сценой публику. Я отвернулась, скрыв лицо под капюшоном.

– Больше я ни о чем тебя не попрошу.

– Что ж, это было бы здорово. А то все вечно только и говорят: «Эй, Матси, что сказал тот солдат?», «Эй, Матси, можешь узнать, готова ли та девчонка меня оседлать?», «Эй, Матси, он что, назвал меня собакой?».

– То, что ты делаешь для гурта, ценнее, чем все, что делает любой из нас. Я поговорю с Гидеоном, чтобы позволил тебя заклеймить, а если он откажется, сама заклеймлю тебя как Яровена, для меня будет честью, если ты станешь нашим братом.

Несколько мгновений тянулась напряженная тишина, а потом он сказал:

– Но только если я украду для тебя книгу.

Мне следовало бы сказать «нет», но мне нужна была священная книга, слишком горячо было желание узнать, что от меня скрывает доминус Виллиус. Я не ответила, зная, что молчание достаточно красноречиво.

Когда Бахайн, его сын и их свита прошли мимо нас к конюшне, голоса стали громче. Темные глаза Матсимелара стрельнули на герцога и обратно на меня. Он сжал челюсти.

– Хорошо. Я это сделаю.

Несмотря на разницу в положении, я сжала кулаки вместе, приветствуя его.

– Спасибо.

Юноша только хмыкнул.

* * *

Когда я вошла в зал, Гидеон сидел рядом с каким-то незнакомым кисианцем, и, хотя я отправилась к нему прямо со двора, новости меня опередили.

– Ты пришла рассказать мне про императрицу Мико, капитан, – сказал он, увидев меня. – Уже не нужно.

В конце фразы он добавил что-то по-кисиански, и человек, который сидел на коленях у стола рядом с ним и держал в руке кисть, встал. Он почтительно поклонился сначала Гидеону, потом мне, и удалился.

– Кто это был?

– Местный писарь. Он помогает мне с кисианским, хотя, как видишь, писать очень трудно. Думаю, мне придется всю жизнь нанимать писарей. – Он показал на лист перед собой, с каракулями и кляксами, на его ладони тоже было чернильное пятно. – Ты хочешь сказать что-то еще, капитан?

Очень много чего, но что-то в его лице помешало мне начать разговор о Лео Виллиусе, и вместо этого я сказала:

– Ты решил, что делать с мятежом на севере? Клинки готовы служить тебе, как только понадобится.

– С этим ничего делать не надо.

– Ничего?.. То есть ты считаешь, что и мятежа нет?

Он скрестил руки на груди.

– Я вполне способен принимать решения и без твоего вмешательства.

– Да, но…

– Капитан Дишива, если у тебя нет ничего важного…

По коридору резво процокали сандалии. Когда отодвинулась дверь, я уже взяла себя в руки.

– Пришел светлейший Бахайн, ваше величество, – объявила Кехта эн’Охт, засовывая в щель голову. – Мне следует…

Бахайн уже маячил за ее спиной, его лицо больше напоминало холодную маску.

– Пригласи его, – сказал Гидеон, и, пока Кехта успела полностью открыть дверь, я скользнула к стене – мне не хотелось ни уходить, ни оказаться у него на пути.

Вошел светлейший Бахайн и поклонился императору. Это уже казалось добрым знаком, и обратился он к Гидеону почтительным тоном. По его позе и сдержанным жестам я мало что могла разгадать, но, наблюдая за Гидеоном, слегка напряглась. Кисианский герцог явно загнал его в угол. Из гордости император держался прямо, но на лице было затравленное выражение ощерившегося пса. Я понятия не имела, о чем они говорят, на какие уступки заставили пойти Гидеона, пока он не повернулся ко мне.

– Собери половину своих Клинков, капитан, – сказал он. – Через час поедем к ближайшему храму.

– К храму?

– Да, капитан. В храм Куросима. Именно там император Кин женился на императрице, и теперь я женюсь на своей. С нами поедет одинаковое число левантийских Клинков и конных кисианских солдат, и нужно поспешить.

В моей голове всплыл целый список возражений, но первым почему-то я произнесла такое:

– Если заставить носильщиков бежать с госпожой Сичи, они могут упасть замертво.

– Она тоже поедет верхом, – сказал он. – Бахайн уверяет, что она это умеет.

Я покосилась на герцога, не зная, подлинный ли триумф сверкает в его взгляде или это мое воображение.

– Вы уверены… что это мудрое решение, ваше величество?

– Да, – раздраженно огрызнулся он. – Собери Клинков. А другая половина пусть следит здесь за порядком. Если уедем скоро, то успеем вернуться к праздничным торжествам. Конечно, это не по-кисиански, но таковы наши обычаи, и мы будем их соблюдать. Нам всем нужно немного повеселиться.

Мне хотелось спросить, не оттого ли он так торопится жениться, что, как выяснилось, императрица Мико жива? И чьи интересы он защищает, свои или светлейшего Бахайна, а может, герцог опасается, что Гидеон передумает и вовсе не женится на его племяннице? Дело в этом? Неужели Гидеон тянул время в надежде найти императрицу Мико? В надежде жениться на ней? Пусть у светлейшего Бахайна есть войско, но женитьба на императрице – гораздо более убедительное заявление для всех кисианцев, что мы намерены остаться.

В присутствии светлейшего Бахайна я не могла озвучить эти вопросы, лишь поклонилась и поспешила прочь, а плащ хлопал как флаг за моей спиной.

После резкого стука в дверь я ураганом ворвалась в покои госпожи Сичи, прервав ее хихиканье. Нуру стояла перед высоким зеркалом, не в своих обычных доспехах, а в платье из светлого шелка, переливающегося на темной коже. Ее волосы тоже были изящно причесаны, а госпожа Сичи и две ее спутницы-кисианки суетились вокруг Нуру, расправляя складки и укладывая выбившиеся пряди.

Когда я вошла, они замерли. Госпожа Сичи холодно и вопросительно посмотрела на меня, а ее спутницы потупились. Нуру хотя бы хватило ума смутиться. Я поспешно подавила желание сорвать с нее всю эту одежду и заорать, что она левантийка, а не кисианка. Разве мы не пытаемся принять кисианские обычаи? Кисианскую пищу? Выучить кисианский язык? Я вновь спрятала страхи по поводу того, как сильно нам предстоит измениться, чтобы добиться своей цели.

– Через час мы едем в храм Куросима, – объявила я, обращаясь к Нуру. – Там Гидеон и госпожа Сичи поженятся. Подготовь все необходимое. Вы обе поедете верхом.

При моих словах глаза госпожи Сичи округлились, и я не в первый раз задумалась, насколько хорошо она на самом деле понимает наш язык. Сколько кисианцев тайком выучили его, просто чтобы шпионить за нами? Лео уж точно.

Нет, сейчас не время о нем беспокоиться. Лео Виллиусу придется подождать.

* * *

Было легко выбрать пятьдесят Клинков для сопровождения императора, потому что лишь половина лошадей была готова к путешествию. К счастью, среди них был Итагай.

Пятьдесят Клинков накинули поверх алых плащей дождевики, а остальные перешли под командование Кеки. Госпожа Сичи и две ее спутницы, тоже в плащах, ехали на кисианских лошадях, казавшихся такими мелкими рядом с Нуру э’Торин на левантийском жеребце. Она крепко стянула длинные волосы на затылке, надела доспехи и сабли и теперь выглядела как сильная, неистовая левантийка, которой и родилась.

Когда мы покинули Когахейру, с нами выехали еще пятьдесят кисианских солдат, герцог Бахайн, его сын и кучка других лордов, чьи имена я никогда