Глаза тьмы - Дин Кунц

Тина от ужаса ахнула.

— Хотя он слабеет с каждым днем, — продолжил Домби, — по какой-то причине с вирусом он с каждым разом расправляется все быстрее. Но очередная победа отнимает у него силы. Болезнь убивает его, пусть и косвенно. Она убивает его, отнимая энергию. Сейчас он незаразен. На завтра намечен очередной укол этой заразы.

— Господи, — выдохнул Элиот. — Господи.

Тина повернулась к Домби. Ее лицо перекосило от ярости и отвращения.

— Я просто не могу поверить тому, что услышала!

— Крепитесь, — мрачно ответил Домби. — Вы не услышали и половины.

Он отвернулся от них, повернул колесо-ручку на двери, толкнул ее от себя.

Несколькими минутами раньше, впервые увидев через окно сына, такого хрупкого, истощенного, Тина дала зарок не плакать. Незачем Дэнни видеть ее слезы. Он нуждался в любви, внимании, защите, но не в слезах. Слезы могли его расстроить. А судя по тому, как он выглядел, малейшая эмоциональная встряска могла его погубить.

Теперь же, приближаясь к его кровати, она так сильно кусала нижнюю губу, что во рту появился привкус крови. Она изо всех сил старалась сдержать слезы, и ценой невероятных усилий глаза оставались сухими.

Дэнни очень обрадовался, увидев, что она приближается, и, несмотря на ужасное состояние, сумел сесть, схватившись за боковой поручень тоненькой, трясущейся ручонкой, а второй потянувшись к матери.

Последние шаги она прошла с гулко бьющимся сердцем, с перехваченным от волнения горлом. Ее переполняли радость (наконец-то она увидела сына) и страх, потому что она видела, какой же он истощенный.

Когда их руки соприкоснулись, его маленькие пальчики сжали ее с отчаянной силой.

— Дэнни, — прошептала она. — Дэнни, Дэнни.

И Дэнни, несмотря на боль, страх и страдания, нашел в себе силы улыбнуться. Чуть-чуть, одними губами, слишком много сил отнимала эта блеклая улыбка. И все-таки она так напоминала широкие улыбки Дэнни, которые Тина очень хорошо помнила, что у нее чуть не разорвалось сердце.

— Мамуля, — она едва узнавала этот голос. — Мамуля.

— Все хорошо.

По его телу пробежала дрожь.

— Все кончено, Дэнни. Теперь все будут хорошо.

— Мамуля, мамуля… — Лицо перекосило, от улыбки не осталось и следа, с губ сорвался стон. — О-о-о-х-х-х, мамуля…

Тина опустила боковой поручень, села на край кровати, осторожно приподняла Дэнни, прижала к себе. Он более всего напоминал тряпичную куклу, хрупкий, слабенький. Ничего в нем не осталось от веселого, жизнерадостного, шустрого мальчишки, каким она проводила его в тот злосчастный поход. Поначалу она даже боялась прижимать его к себе, из опасения, что поломает все косточки. Но он крепко ее обнял, и она поразилась той силе, которая оставалась в этом истощенном тельце. Дрожа, всхлипывая, он уткнулся лицом в ее шею, и Тина почувствовала, как кожу обожгли его слезы. А когда она положила руку на спину мальчика, чтобы поддержать его, у нее создалось ощущение, что прикоснулась к скелету: тоненькая кожа обтягивала ребра, лопатки, позвоночник. Тина уложила мальчика себе на колени, а за ним тянулись провода, словно нити, при помощи которых управляли куклой-марионеткой. И когда из-под одеяла показались тоненькие ножки, Тина поняла, что самостоятельно Дэнни не сделает и шага. Плача, она баюкала его, покачивала, снова и снова говорила, что любит его.

И она нашла Дэнни живым!

Глава 39

Предложение Джека Моргана — лететь по ветру и у земли, а не на большой высоте — сразу дало результат. Уверенность Александера в том, что они благополучно доберутся до горной лаборатории, возросла еще больше, и он обратил внимание, что даже Хенсен заметно приободрился, стал куда спокойнее, чем десятью минутами ранее.

Вертолет скользил вдоль долины, в десяти футах над замерзшей рекой, по-прежнему борясь со снегопадом, но защищенный от особо яростных порывов ветра стенами громадных хвойных деревьев, растущих по берегам. Следовать серебристому руслу труда не составляло. Иногда ветер находил и встряхивал вертолет, но Морган без труда парировал эти наскоки.

— Сколько нам еще лететь? — спросил Александер.

— Десять минут. Может, пятнадцать. Если только…

— Что?

— Если лопасти не обледенеют. Если подшипники не замерзнут.

— Такое возможно? — спросил Александер.

— Об этом не следует забывать. Как и о том, что я могу ошибиться и врезаться в склон.

— Ты не врежешься, — возразил Александер. — Для этого ты слишком хорош.

— Всегда есть вероятность того, что я дам маху, — пожал плечами Морган. — Иначе было бы скучно жить.

Тина готовила Дэнни к поездке в город. Один за другим снимала восемнадцать электродов, закрепленных на голове и теле. Когда отлепляла липкую ленту, он плакал от боли, а ее передергивало при виде воспаленной кожи. Никто и не пытался облегчить его страдания.

Пока Тина освобождала Дэнни, Элиот допрашивал Карлтона Домби.

— Чем здесь занимаются? Военными исследованиями?

— Да.

— Исключительно биологическое оружие?

— Биологическое и химическое. Эксперименты с модификацией ДНК. Одновременно у нас в работе от тридцати до сорока проектов.

— Я думал, США давным-давно вышли из гонки биологического и химического оружия.

— Для успокоения общественного мнения вроде бы вышли, — уточнил Домби. — И политики заработали на этом немало очков. Но в действительности работа продолжается. Без этого никак нельзя. У нас это единственная база такого рода. У китайцев их три. У русских… они теперь наши друзья, но продолжают разрабатывать бактериологическое оружие, новые и более эффективные штаммы вирусов, потому что денег у них нет, а это оружие значительно дешевле любого другого. Ирак вкладывает немало средств в биохимический военный проект, и Ливия, и еще бог знает кто. Очень многие люди по всему миру верят в эффективность химического и биологического оружия. Не видят в нем ничего аморального. Если б они почувствовали, что у них есть некое средство, о котором мы ничего не знаем, которое не сумеем обезвредить, они тут же пустили бы его в ход.

— Но если стремление не отстать от китайцев… или русских, или иранцев приводит к ситуации, когда невинный ребенок становится объектом бесчеловечного эксперимента, не превращаемся ли мы в монстров? — спросил Элиот. — Не позволяем ли мы нашим страхам перед врагом превращать нас в подобие этого самого врага? Разве это не еще один способ проиграть войну?

Домби кивнул. Заговорил, поглаживая кончики усов:

— Этот вопрос я задавал себе с того самого момента, как Дэнни оказался здесь. Проблема в том, что некоторым нравится эта работа. Во-первых, из-за секретности, во-вторых, из-за могущества, потому что они создают оружие, которое может уничтожить сотни миллионов. Я говорю про таких, как Тамагучи, одержимых манией величия. Про таких, как Эрон Захария. Они злоупотребляют данной им властью, извращенно трактуют чувство долга. И нет никакой возможности заранее не допустить их к руководству такими вот проектами. А если мы закроем лавочку, прекратим эти исследования, потому что боимся людей, которые их проводят, тогда мы сильно отстанем от наших врагов, а это чревато нашим полным уничтожением. Вот и приходится из двух зол выбирать меньшее.