Краснодар: годы испытаний 1942-1943 годы. Книга первая - Борис Иванович Оленский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Многие из провожающих бросились по следам машин и выяснили, что обреченных увозят к роще за фабрикой ВИТИМ. Тая, мама Рубановой, вместе с врачом Бурыкиным, жена которого была еврейкой, тоже стали заниматься поисками. Родственники приблизились к роще и увидели, что она полностью оцеплена охранниками. Туда никого не пускали. Один из стражников сказал им, что сейчас их расстреливают, как и в других местах, в которых полицейский был вместе с немцами.
Как вспоминала Рубанова, «в садах Калинина в маленьком домике евреев раздевали, рядом была яма, куда сбрасывали их вещи и все ненужное сжигали, – мама даже нашла отцовскую записную книжку».
ШлыкВишневский далее писал, что 22 августа люди снова пошли на поиски своих родственников и в заброшенном домике обнаружили документы, фотокарточки, свидетельства о рождении, разбитую посуду, сожженную одежду, обувь и сумки. Тут же валялись очки и даже деньги. Шагах в трехстах от этого места была обнаружена свежевырытая траншея, где лежали тела расстрелянных людей.
На другом регистрационном пункте, по ул. Кирова, 125 и Кирова, 21, происходило то же самое. Тем, кто приходил на регистрацию 20 августа, объявили, чтобы они явились утром следующего дня для переселения. По прибытии людей 21 августа у них насильно отобрали вещи и усадили в машину. Помимо ранее опубликованных имен в книге «Город нашей славы» фашисты расстреляли Абрама Рафаиловича Гронеса с дочерьми Августой, Гронес и Сарой, Абрама Иосифовича Позаматова, врача Мееровича.
На третьем сборном пункте, на территории Дома колхозника, 19 и 20 августа врагами были схвачены и расстреляны: Яков Соломонович Брескивер, его жена Серафима, Соломон Яковлевич Кокенай, Лев Онисимович Красинский, Роза Грунфинкель, РебеккаМария и ее брат Иосиф, С. Ш. Гурфинкель, Вера Харлампиевна Фенстер, ее дочь Люба и сын Борис.
Травма, нанесенная родственникам расстрелянных, была столь велика, что жена артиста Елизаветинского артистка Гарина, не пережив всего увиденного, покончила жизнь самоубийством, а бывший офицер Горелик Моисей Абрамович потерял рассудок.
Другой страшный эпизод произошел в 3й городской больнице, где проходили лечение 320 душевнобольных…
14 июля 1943 года в помещении кинотеатра «Великан» состоялось заседание военного трибунала СевероКавказского фронта. С огромным волнением присутствовавшие на процессе услышали показания свидетеля Козельского – врача Краснодарской городской больницы, рассказывавшего, как происходило уничтожение душевнобольных.
«В первые дни оккупации в нашу больницу явился немецкий врач, а попросту говоря, гестаповский палач Герц. Он спросил, сколько больных и кто они. 22 августа в коридорах больницы раздался топот кованых сапог. По приказу Герца в кабинете главного врача (Ивановой Анны Михайловны) собрались все служащие больницы. Герц снял с пояса револьвер, положил на стол и на ломаном русском языке спросил:
– Коммунисты, комсомольцы, евреи есть?
Услышав, что среди врачей коммунистов, комсомольцев и евреев нет, Герц продолжал:
– Я немецкий офицер, мне приказано изъять отсюда больных. Немецкое командование приказало, чтобы больных во время войны не было. Все. Я приступаю к делу.
Выйдя во двор, Козельский увидел, что, пока Герц собирал служащих больницы, погрузка в душегубку уже началась. Сначала больные не догадывались, в чем дело. Им сказали, что перевозят в другую больницу, но потом и они все поняли. Машину загружали до отказа. Через некоторое время она возвращалась обратно за новой партией»253.
В 1977 году на экраны страны вышел замечательный художественный фильм Евгения Матвеева «Судьба», в котором с поразительной точностью показан эпизод, происходивший в Краснодаре, взятый из реальных событий гибели больных 3й городской больницы. Врач этой больницы Иванова Анна Михайловна возмущенно заявила Герцу: «Но вы ведь себя назвали врачом! Как вы можете уничтожать больных?». В ответ на упрек палач лишь нагло рассмеялся. Ему были неведомы сострадание, милосердие, клятва Гиппократа… Анна Михайловна, брезгливо взглянув в глаза палачу, гордо подняв голову, добровольно вошла в душегубку. Вместе с ней судьбу больных разделила старший врач горбольницы Красникова (к сожалению, её имя установить не удалось).254 Они честно выполняли свой врачебный долг и предпочли смерть бесчестию и нарушению клятвы… К сожалению, далеко не все врачи были верны своему долгу, нашлись и такие, кто оказывал помощь палачам. В 1944–1945 годах состоялись уголовные процессы над пособниками фашистов, принимавшими участие в расправе над больными. Двадцать три сотрудника этого лечебного учреждения понесли строгую уголовную ответственность за пособничество врагу, а двое – главный врач П. И. Башлаев и заведующий психотерапевтическим отделением Е. Ф. Горбунова – приговорены к высшей мере наказания.
Весь август над Краснодаром стоял смог от горящего нефтехранилища. Он точно соответствовал ощущениям того шока, страха и ужаса, в котором находились жители оккупированного города.
В повседневной жизни краснодарцам создавал угрозу 444й полицейский украинский батальон ШУМА, патрулировавший по городу, неся охрану мостов и дорог, ведущих в город. Придирчиво проверяя людей, каждого, не владеющего кубанской «балачкой», брал под подозрение и направлял в полицейское управление для выяснения личности. Боясь столкнуться с украинской полицией, носившей черную форму и желтоголубые повязки, люди предпочитали отсиживаться по домам, а при острой необходимости все же выйти в город, словно тени, прижавшись к стенам зданий, боясь вызвать гнев новых хозяев. Те же, вольготно разгуливая по улицам, громко смеялись, шутили, упиваясь превосходством и вседозволенностью. Чтобы несколько снизить накал страха и недоверия местного населения, оккупанты шли на некоторые послабления. Военный комендант города распорядился выделять солдата для сопровождения жителей, желающих обменять нажитое на продукты питания в станицах края. Поощрялись мелкая частная торговля и предпринимательство. В городе открылись магазины, кафе, рестораны и кустарное производство. Предприимчивые торговки бойко спекулировали пирожками и разными поделками.
С одной из них, Зинченко (Сотниченко) Марфой Федоровной – дочерью кулака, бывшего белогвардейца, бежавшего из страны, мы встретились у СвятоЕкатерининского собора. Это её муж – санитар 3й городской больницы, воровал в больнице муку, из которой предприимчивая супруга пекла пирожки, которыми бойко торговала на улицах города. Её муж – санитар М. Н. Яцин, который услужливо грузил несчастных душевнобольных в машины смерти, с приходом наших в 1945 году был изобличен и осужден на 25 лет каторжных работ. Теперь Марфа нашла новое занятие: стала попрошайкой и сетовала на судьбу, что ей не удается вернуть наследство в станице Пашковской, завещанное батюшкой, бежавшим из страны и проживавшим в бывшей Югославии.
