Бог в поисках человека - Венделин Кнох

Писание нерасторжимо связано с традициями, как это обнаруживается, во-вторых, там, где речь идет о вере и ее толковании, о надежном установлении «святости» того или иного места или «отправления культа»[740]. Откровение и вера не могут быть постигнуты вне традиции, поскольку Писание само есть придание традициям языковой формы; его «становления и видоизменение… взаимное притяжение [его частей] равно как и его {261} оформление… происходило в значительной степени за пределами письменной фиксации, за счет передачи из уст в уста»[741]. Но помимо этого и содержание, передаваемое из поколение в поколения в письменной форме «постоянно раскрывало себя применительно к новым событиям»[742]. Здесь достаточно вспомнить, к примеру, о заключении Завета, об опыте исхода, которые постоянно актуализируются, и высвечиваются как горизонт истолкования даже в вавилонском пленении. Решающим при этом остается Откровение Яхве, возвещенное отцам и записанное в Торе. «Наряду с ним в позднем иудаизме все большее значение приобретает устная традиция (“предание отцов”); благодаря ей закон толкуется, дополняется и применяется к новым ситуациям»[743]. Раввинское учение явно подчеркивает равноправие писанного закона и устного предания. «Моисей принял Тору на Синае и передал ее Иисусу Навину, Иисус патриархам, патриархи пророкам, пророки передали Тору мужам великой синагоги […]. В непрерывной цепи знатоков писания […] традиция передавалась дальше от поколения к поколению»[744]. Легитимность такой традиции, которая – в ее существенных чертах – актуализирует писание, должна продемонстрировать экзегеза. Она всегда оставалась в иудаизме существеннейшей задачей, «поскольку Писание и традиция неразрывно связаны друг с другом»[745]. Традиция обретает такую легитимность через доказательство соответствия ее положений Писанию. Запись таких положений состоялась в существенных чертах в Мишне и обоих Талмудах [Иерусалимском и Вавилонском].

Что касается Нового Завета, то здесь традиция имеет свое основание в Самом Иисусе Христе. Поэтому она «конститутивна для раннего христианства»[746]. Тем не менее, ветхозаветные мессианские обетования не могут быть непосредственно в него «вчитаны» в смысле непрерывного их исполнения – В. Каспер говорит в этой связи о «грамматике»[747], – но все же могут быть поняты как «исполнение» закона и пророков в широком смысле (ср. Мф 5, 17). Это не выводимая из чего-либо иного окончательность самооткровения Бога в Иисусе Христе – как некое eph ‘hapax[748], т. е. некое событие, соединяющее в себе «историческую однократность и внутривременную значимость»[749], – {262} прочно удержано и одновременно актуализировано в церковной традиции возвещения. Что здесь, «как и в иудаизме, традиция играет конституирующую роль»[750], показывает Павел, когда пишет в первом Послании к Коринфянам: «Ибо я первоначально преподал Вам, что сам принял, то есть, что Христос умер за грехи наши, по Писанию, и что Он погребен был, и что воскрес в третий день, по Писанию, и что явился Кифе, а потом двенадцати» (1 Кор 15, 3–5).

– Новозаветное формирование традиции подразделяется на три ступени: первая из них состоит в обращении Иисуса к избранному Им Самим кругу двенадцати апостолов и их обучения после «галилейского кризиса». Эти события укорены в том, что Иисус из Назарета провозгласил закон и пророков решающим обстоятельством, в то же время подчинив их богооткровенной воле Яхве и, тем самым, критически оценив иудейско-раввинскую традицию. (Мф 5, 17–48; 15, 1–20; Мк 7, 5–13). Следующая ступень формирования традиции совершается посредством послепасхальной общины, которая формировалась на основании непреложного опыта: Распятый на кресте жив. Эта весть превратилась в ядро собственной традиции, научившей, в то же время, видеть слова и дела Иисуса из Назарета в новом свете. Вместе с тем, наметившиеся расколы и отклонения от веры привели уже апостольскую Церковь к необходимости письменно зафиксировать и хранить в качестве живой традиции подлинные свидетельства тех, кто видел [евангельские события] своими глазами и слышал своими ушами[751]. Таким образом была достигнута третья ступень формирования традиции, проявляющая себя в принятии исповедания веры (Рим 1, 1–4; 4, 24 сл.; 10, 9; 1 Петр 3, 18) в литургических формах и формулах (ритуалах) (1 Кор 11, 23–26), далее, – в гимнах (Еф 5, 14; Флп 2, 5–11; 1 Тим 2, 5 сл.; 1 Петр 3, 18) и в первую очередь – в повествованиях о тайной вечере и Пасхе.

Павлу принадлежит в этой связи особое значение, поскольку он – независимо от его собственной убежденности в том, что он был носителем откровения и поэтому принадлежал к числу апостолов (1 Кор 1, 1; 9, 5) – постоянно радел о том, чтобы «доказать тождество полученного им откровения с керигмой, переданной по традиции и восходящей к первым свидетелем воскресения Распятого»[752]. В этом обращении Павла к традиции эта последняя раскрывается как в связи с возвещением эсхатологического спасительного деяния Божия в Иисусе Христе, засвидетельствованном {263} в смерти и воскресении «Назорея» (Мф 2, 23), так и в отношении этических задач и общинной дисциплины (1 Фес 2, 13; 4, 1; 2 Фес 2, 15; 3, 6; Флп 4, 9; Кол. 2, 6), понятых как основоположение церковного самосознания. Община Иисуса Христа сознает себя как новый народ Завета, основанного силою Духа Святого. В этом Духе, живо присутствующем в Церкви, сама керигма становится сердцевиной церковной традиции[753]. Эта традиция остается для каждого верующего критическим зеркалом; с другой стороны она включает в себя и обетование спасения.

Пастырские послания углубляют понимание традиции в отношении ее носителей и в отношении ее содержания. Только посвященный через рукоположение последователь апостолов становится подлинным свидетелем перешедшего от апостолов «здравого учения» (1 Тим 1, 10; 2 Тим 4, 3; Тит 1, 9; 2, 1), становится, тем самым, носителем традиции в «апостольском преемстве» (1 Тим 6, 20; 2 Тим 1, 12.14). – Это настоятельно подчеркивается в писаниях Луки. Керигма и апостольское предание о жизни и учении Иисуса из Назарета должны согласовываться между собой. Поэтому Лука устанавливает «некий нормативный ряд традиции, которая ведет от исторического Иисуса через свидетельство видевших и слышавших его апостолов (ср. Деян 1, 8. 21сл.) к зависящим от Него миссионерам и «старейшинам», – Павел, в числе прочих, имеет свое место в этой цепи – чье особое предназначение, согласно Деян 20, 17–35, состоит также в том, чтобы оберегать апостольскую традицию от ложных учений»[754]. – Таким образом, уже у Луки обозначен переход от первых христианских общин к древней Церкви, вобравшей в себя решающие импульсы богословия отцов. Новозаветная литература посланий занимает при этом особо выдающееся положение. Так, второе послание Петра настойчиво внушает своим читателям: «Это уже второе послание пишу я к вам, возлюбленные; в них напоминанием возбуждаю ваш чистый смысл, чтобы вы помнили слова, прежде реченные святыми пророками, и заповедь Господа Спасителя, преданную апостолами вашими» (3, 1 сл.). Это апостольское обращение к истокам традиции настойчиво подчеркивается уже в первом послании Петра в качестве основы правильной веры. Так, о Спасителе здесь говорится, что Он «предназначен [был] еще прежде создания мира, но явился в последние времена для вас, уверовавших через Него в Бога, который воскресил Его из мертвых и дал Ему славу {264}, чтобы вы имели веру и упование на Бога» (ср. 1 Пет 1, 20 сл.). За эту веру следует подвизаться (ср. Иуд 3).

В послании Иоанна учение, которое может сослаться на свидетельства апостолов, видевших собственными глазами и слышавших собственными ушами (1 Ин 1, 1 сл.), представлено как нечто имеющее решающее значение, поскольку это учение имеет изначальную силу по сравнению со всем тем, что является как последующее. Это учение и есть, тем самым, традиция как таковая, хранящая вместе с тем непрерывность церковного возвещения истины. Именно «Дух Истины» (Ин 15, 26), посланный, как было обещано, вознесшимся Господом, действует в Церкви и хранит ее в истине. Так что эта апостольская традиция и Дух Божий не просто располагаются рядом друг с другом или напротив друг друга, но, скорее, Дух Божий обеспечивает истину традиции, которая непреложно хранит «здравое учение» (1 Тим 1, 10; 2 Тим 4, 3) и передает его дальше.

3. Богословская рефлексия и церковно-практическое формирование

а) От отцов Церкви до ранней схоластики

Жизнь древней Церкви основывалась на апостольской традиции, и поскольку Церковь осваивала эту традицию, она становилась традицией церковной. Чтобы охарактеризовать этот процесс содержательно, нужно прежде всего помнить о том, что раннехристианская проповедь строилась вокруг Иисуса Христа как своей сердцевины. Он есть Мессия, чьи слова и дела переданы ранней Церкви; поэтому такая проповедь остается истинной в той мере в какой она возвещает общине в качестве актуальной действительности живое присутствие Христа как «Слова, ставшего плотью» (Ин 1, 14). Под именем «предание» описывается, тем самым, некое событие, в котором присутствие Христа «в Духе» засвидетельствовано для каждой общины [верующих] в качестве всеобъемлющей действительности, «всякий раз уже предшествующая любым экспликациям, в том числе – и экспликациям Писания»[755].