Альфа и Омега (СИ) - Сейд Анна

— Есть, — ничуть не смутилась я. — И именно оно сегодня спасло твою шкуру.

Выражение его лица стало по-детски беспомощным и вместе с тем виноватым, но у меня не было моральных сил его успокаивать или говорить, что все в порядке. Ничего не было в порядке. Совсем наоборот. И Макс имел все основания и причины чувствовать себя виноватым, поэтому я была не против оставить его наедине с угрызениями совести.

— Ничего себе денек, да? — Такими словами встретил меня Йон, когда я вошла в наш номер. Верхний свет был выключен, и единственным, что хоть как-то разгоняло вязкую промозглую темноту, был небольшой ночник, стоявший на тумбочке между двумя кроватями. В его тусклом желтом свете альфа выглядел иначе и казался старше. Словно нарисованный несколькими мазками краски на холсте, скорее образ самого себя, чем что-либо еще.

— Я даже не уверена, что готова обсуждать хоть что-нибудь из того, что произошло, — призналась я, садясь напротив него на соседнюю постель и поджимая одну ногу под себя. — Все меняется слишком быстро, я просто уже… не успеваю привыкать к одному положению дел, как все снова встает с ног на голову.

Волосы Йона все еще не высохли до конца после душа, свисая по обе стороны его лица, как кудрявые морские водоросли. Взгляд его был сосредоточенным и ясным, как если бы его совсем не валила с ног та усталость, что лично меня сковывала по рукам и ногам. Он думал, анализируя и прикидывая что-то у себя в голове, но у меня было никаких моральных и душевных сил спрашивать об этом. Потому что я знала, что ответ может мне совсем не понравиться.

— То, что ты сделала сегодня, маленькая омега… было глупо. Ты ведь это понимаешь?

— Ты про то, что я согласилась поверить церковнику, про то, что потащила вас под пули, или про то, что влезла в бандитскую потасовку? — устало уточнила я, откидываясь на застеленную покрывалом кровать и устремляя взгляд в потолок.

— Да уж, ты определенно выполнила свой план глупостей на месяц вперед, — со вздохом признал альфа. — Но я имел в виду последнее. Я понимаю, что тебе сложно усидеть на месте, но ты… Ты не должна вмешиваться в подобные дела, понимаешь?

— Возможно, я вас спасла, — покачала головой я, по-прежнему не глядя на него. — У того парня было оружие, и он мог оказаться той самой сторонней силой, что определила бы исход всего противостояния.

— Знаешь, почему произошел тот выстрел? — негромко уточнил Йон. — Я почувствовал твой запах и испугался за тебя. Отвлекся. И один из тех ребят едва не продырявил твою подругу. У меня все было под контролем, маленькая омега, пока ты не решила поиграть в героя. Ты должна верить мне, когда я говорю, что справлюсь сам и что тебе нужно держаться подальше. Это ведь и есть… командная работа, разве не так?

Я перекатилась на бок и снова встретилась с ним глазами. Он был очень серьезен и, кажется, даже не злился на меня. Наоборот, я ощущала исходящие от него волны неподдельной тревоги. Словно альфа в самом деле вообразил себе, что бы произошло, если бы все сегодня сложилось иначе.

— Прости, — выдохнула я, качнув головой. — Я тогда… была на взводе и… думала только о том, что должна быть рядом с вами. Рядом с тобой. Это было глупо и безрассудно, но… ты же знаешь, как трудно контролировать инстинкты.

— Знаю, — согласился он. — Но пообещай мне, что больше так делать не будешь. Пообещай, что будешь верить в меня, маленькая омега.

— Я обещаю, если ты обещаешь мне кое-что взамен, — кивнула я, чуть нахмурившись.

— Что именно? — уточнил Йон.

— Ты никогда не будешь мне врать. И если поймешь, что тебе не справиться, то не станешь меня обманывать, пользуясь моим обещанием не вмешиваться.

— И что будет в таком случае? — отчего-то неуместно весело улыбнулся он. — Мы с тобой вместе пойдем под пули, держась за руки?

От столь безыскусной прямолинейности вопроса я смутилась и не нашлась что ответить. Не смогла подобрать слов, чтобы объяснить, что это казалось единственно верным вариантом. Потому что откуда-то я знала, что боль от потери своего близнецового пламени, своей второй половинки будет куда страшнее смерти. И пусть это было бы ужасной трусостью, я бы, наверное, выбрала смерть, чем саму возможность ощутить насильный разрыв такой связи. Нет, мы должны были избавить друг друга от нее естественным и безболезненным образом. Вытащить тот крюк, что засел в моей душе, под анестезией, мягко и щадящее, а не вырвать его с мясом, безвозвратно искалечив все внутри меня.

— Но я все же должен признать, что ты хорошо держалась, — вдруг отметил Йон. — Выглядело так, будто ты не в первый раз видишь оружие. Меня это удивило, надо признать.

— Поверь, у меня есть найдется чем тебя удивить, — качнула головой я, невольно улыбнувшись.

— Значит, я прав? Тебе доводилось держать в руках пистолет и до этого? Тогда я об этом, конечно, не думал, но сейчас должен признать, что это выглядело достаточно… горячо. — Он усмехнулся, и я ответила ему тем же, невольно расплывшись в улыбке.

— Да, было дело, — ответила я, после чего рассказала ему о своей старой школьной подруге и ее отце-полицейском. Странно, мы не общались с ней больше пятнадцати лет, я не вспоминала ни о ней, ни о том времени уже очень давно. А сегодня все те события так ярко встали у меня перед глазами, словно я и вовсе о них не забывала или словно все произошло только вчера. Прямо сейчас я прекрасно помнила задний дворик их частного дома — и то, как солнце отражалось в бутылках, в которые мы стреляли. Выстрелы были ужасно громкие, а тяжелый пистолет дергался в руках, как живой. Это было вскоре после того, как у меня появился собственный запах и мы с братом, который так и остался не-бестией, отдалились друг от друга. Тогда я ощущала себя особенной, и эгоистично смаковала мысль, что хоть в чем-то оказалась безусловно лучше других. Тогда мне еще думалось, что произошедшие со мной перемены способны будут вернуть столь необходимое мне в те годы внимание матери. Но та была слишком поглощена своим горем, и ей было одинаково наплевать на своих детей — как на ту, что, сама того еще не понимая, обречена была стать предметом неумолкающей общественной дискуссии о нравственности и «материнских обязанностях», так и на того, кто так до конца и не смог справиться с ощущением собственной неполноценности и обидой на судьбу.

— Ты поэтому уехала из родного города? — спросил Йон, когда я замолчала.

— Не… совсем, — помолчав, отозвалась я. — Были и другие причины.

Да, были. Те самые, что пропахли пылью старого театрального занавеса и были пронизаны разноцветными лучами прожекторов. Сказать по правде, я даже не знала, можно ли было их включать. Само мероприятие, к которому мы так долго готовились, проходило в соседнем зале — там звучала музыка, звенели бокалы, произносились бессмысленные пафосные речи во славу компании и ее директора. Это был мой первый проект, на организацию которого меня взяли почти стажером. Я тогда только выпустилась из университета и проработала — сколько? — пару месяцев, быть может. Самые суматошные, нервные и изматывающие два месяца в моей жизни, когда я приходила домой за полночь и вставала наутро ни свет ни заря. Мы были единственным на весь город агентством, которое организовывало выездные мероприятия для мелкого и среднего бизнеса. За неимением других вариантов чаще всего такие застолья проходили в старых клубах, театрах или домах собраний. Заказов было много, особенно в летний сезон, и мы сбивались с ног, чтобы успеть с ними разобраться. И, конечно, это не было оправданием для всего, что тогда случилось, но… другого у меня не было. А даже после стольких лет оно было мне нужно — оправдание. Какие-то слова, набор фраз и логических выводов, которые бы смыли с моей совести то пятно, что столько лет проедало ее насквозь.

— Хана?

Голос Йона вырвал меня из полудремы, в которую я, сама того не осознавая, погрузилась, углубившись в свои воспоминания. Прежде мне всегда было очень сложно думать о том вечере, но сегодня… сегодня, побывав практически между жизнью и смертью, я, кажется, была готова взглянуть на те события под иным углом. Правда сама еще толком не понимала, под каким именно.