Скандал на Белгрейв-сквер - Энн Перри

Джои медленно и неохотно продолжил свой рассказ о том, что более всего страшился услышать Питт. Латимер действительно освобождал кое-кого из свидетелей от явки в суд без всяких на то причин. Джои не знал точно, делал ли он это за взятки, но думал, что без этого не обходилось. Иначе как это объяснить? Отчего люди из страха идут на такое? Но офицеру полиции в ранге Латимера чего было бояться? У него власть, неприкосновенность и полная безопасность.

— Ну, спасибо, — поблагодарил его Питт, чувствуя, как тяжко и тревожно стало на душе. Он отдал Джои обещанные полгинеи и покинул пивную. Завтра он отправится в участок в Кларкенуэлле, чтобы повстречаться с сержантом Иннесом.

Разумеется, осталось еще несколько человек из списка должников Уимса, и, возможно, Иннес раздобудет что-либо против одного из них. Слабая надежда еще теплилась, но Питт почти не верил в это. Да, по сути, и не хотелось, чтобы какой-нибудь бедолага в порыве отчаяния прикончил ростовщика.

— Ничего, — мрачно приветствовал его Иннес. Усталое лицо сержанта не обнадеживало.

— Не удалось что-либо разузнать о личной жизни Уимса? — безразлично справился Питт. — Были же у него друзья? И не единой женщины?

— Ничего, — коротко ответил сержант. Вид у него был расстроенный и виноватый.

— Как же так? — все же потребовал объяснения Питт.

Они находились в крохотной комнатушке, где Иннес хранил все документы по делу Уимса. Пристроившись на подоконнике, он уступил единственный стул Питту, старшему по чину и его гостю. Сержанту сиделось неудобно на узком подоконнике, и вид у него был соответствующий.

— Я знаю, как мистер Латимер добывает лишние деньги, сэр. Он не был должником Уимса… — наконец начал он доклад.

Томаса, пожалуй, обрадовала бы эта новость, если бы не вид сержанта, не суливший ничего хорошего. Что бы это ни было, но ясно, что это не лучше, чем лапы ростовщика, догадался Питт.

— Так что же это? — нетерпеливо и резче, чем ему хотелось, спросил он.

Иннес не обиделся, он понимал инспектора.

— Ставки, сэр. Очень удачная игра по высоким ставкам, как оказывается.

— Откуда ты это знаешь?

— Узнал, и совершенно случайно, сэр. Поговорил с одним местным игроком, вот и узнал, что мистер Латимер тоже играет и делает крупные ставки. И всегда выигрывает, вот что интересно. Он знает своих кулачных бойцов. — Лицо Иннеса скривилось в горестной гримасе. Помимо того, что кулачные бои были жестоким зрелищем, их запрещал закон, об этом знали как сержант, так и Питт. Не мог не знать этого и старший инспектор Скотленд-Ярда Латимер.

— Понятно, — медленно промолвил Питт. Он не собирался спрашивать Иннеса, уверен ли тот в своих словах и нет ли здесь какой-либо ошибки. Он знал, что Иннес не стал бы докладывать такое, если бы не был уверен.

Сержант выжидающе смотрел на него. Никому из них не надо было объяснять, что эта новость сулит им. Латимер будет погублен, если его корыстная поддержка запрещенных видов спорта станет известна. Не поэтому ли Уимс мог шантажировать его? Этим объясняется также и то, почему его имя попало в список ростовщика. Вполне серьезный мотив для убийства.

— Что мы будем делать, мистер Питт? — тихо пре-рвал его мысли Иннес. — Вы хотите, чтобы я доложил об этом мистеру Драммонду?

Это было благородно с его стороны, в некотором роде жертва, и Томас в душе оценил это.

— Нет, — сказал он с грустной улыбкой. — Спасибо, сержант. Пожалуй, я сам поеду к нему.

Глава 9

Когда Шарлотта сообщила мужу, что хочет побывать на музыкальном вечере, который устраивала Эмили в конце недели, Питт не стал возражать. Они даже не обсуждали это, потому что рано утром Томас отправился в Кларкенуэлл. Им с Иннесом предстояло покончить наконец со списком мелких должников ростовщика. Сержант постепенно просеял почти всех, кто в нем числился; осталось около десятка человек, с которыми не все еще было ясно. Среди них мог оказаться тот, кто все же побывал на Сайрус-стрит в этот поздний час, был впущен в дом и воспользовался аркебузой. Но ни Питт, ни Иннес в это не верили. Уимс мог презирать своих должников, но он знал, что такое человеческое горе и отчаяние, и прекрасно понимал, на что может решиться отчаявшийся человек и как он опасен.

Сегодня инспектор и сержант решили еще раз допросить посыльного Миллера, хотя мало верили в удачу, а потом заняться и служанкой — на тот случай, что, возможно, они упустили некоторые детали при первых допросах и не углядели какой-нибудь, хотя бы слабый, след. Но они оба продолжали упорно верить, что убийцу надо искать во втором списке Уимса. Это мог быть Байэм, хотя Иннес вслух ни разу не сказал этого, потому что по-прежнему ничего о нем не знал. Это подозрение тяжелым камнем лежало на совести Питта и постоянно напоминало ему о себе.

Шарлотта поцеловала мужа и, как только он ушел, быстро принялась за неотложные домашние дела, чтобы к вечеру все сделать и с чистой совестью уехать к Эмили.

В шесть вечера она уже сидела как положено, очень прямо, в гостиной Эмили, в своем розовом нарядном платье, в окружении еще не менее тридцати любителей музыки, тоже застывших в таких позах, глядя на рояль и старательного молодого пианиста, исполнявшего что-то из Листа, мрачно-прекрасное и печальное. Музыка настолько обворожила ее, что она забыла поглядывать по сторонам — на судью Карсуэлла, его жену и одну из дочерей, а за ними на Фитцгерберта и Оделию Морден или хотя бы на Фанни Хиллард, присутствие которой удивило ее. Потом она сообразила, что Фанни играет некую политическую роль в планах Эмили по ослаблению позиций Фитцгерберта в предвыборной гонке.

Однако во время антракта Шарлотта все же вспомнила и о главной причине, которая привела ее сюда, и, на время забыв о музыке, принялась наблюдать. Первое, что она заметила, — это находившуюся здесь без сестер одну из девиц Карсуэлл. Она не знала ни ее имени, ни возраста, но на вид ей было около восемнадцати. Девушка была миловидна, как почти все в ее возрасте, с хорошим цветом лица и пепельными волосами, с добрым, но вполне обычным лицом. Тот, кто знал ее, мог бы, возможно, рассказать немало и о ее характере, интересах, чувстве юмора, мечтах и о многом другом, что делает человека индивидуальностью.

Девушка стояла несколько поодаль от матери, удачно избежав ее надзора, и беседовала с молодым человеком, которого Шарлотта видела впервые, но которого мисс Карсуэлл, видимо, хорошо знала. Лицо девушки было оживленно и полно живого интереса, и это выгодно отличало ее от тех, кто предпочитал производить впечатление жеманностью. Юноша был так же увлечен разговором.

Шарлотта не могла не улыбнуться и порадоваться за них. При благоприятном стечении обстоятельств это могло бы привести к осуществлению надежд и устремлений девушки. Хорошо, если это сопровождается подлинным увлечением, что, судя по лицам этой пары, в данном случае было вполне возможно. Как благоразумно со стороны Регины Карсуэлл, что она не спешит в данном случае со своей материнской опекой.

Поскольку Карсуэллы, по мнению Шарлотты, были единственными возможными подозреваемыми, она решила поговорить хотя бы с одним членом этой семьи. Беседа всегда дает больше, чем простое наблюдение. Поэтому Шарлотта поднялась со стула и, лавируя между отдельными группками гостей, обменивающихся с умеренным энтузиазмом мнениями об игре пианиста, наконец отыскала леди Регину.

— Добрый вечер, миссис Карсуэлл, — приветствовала она ее с улыбкой. — Как приятно снова видеть вас. Как поживаете?

— Благодарю, прекрасно. А вы, миссис Питт? — вежливо ответила Регина.

— О, великолепно, спасибо. Какое замечательное лето в этом году. Не помню, когда еще так долго стояла хорошая погода. Наверное, такое было и раньше; вот только зима заставляет нас забывать об этом.

— Да, пожалуй, — согласилась Регина и хотела было продолжить светский разговор в том же роде, как вдруг полная величественная дама с увесистым ожерельем на пышной груди стремительно прошла мимо, осторожно подобрав юбки, чтобы не коснуться миссис Карсуэлл. Со странной натянутой улыбкой она окинула ее взглядом и, отвернувшись, быстро схватила за руку свою спутницу.

— Бедняжка! — воскликнула она тем театральным шепотом, который рассчитан на то, чтобы его услышали все окружающие.

— Бедняжка? — недоуменно переспросила ее спутница. — Почему? Она нездорова? Я слышала, у нее три дочери и она отлично справляется со своими обязанностями матери.

— Я это знаю, — нетерпеливо отмахнулась от темы о здоровье дама в ожерелье. — Бедняжка, — повторила она еще раз, уже свистящим шепотом. — Как ей, должно быть, трудно, особенно теперь, когда все знают…

— Что знают? — Ее спутницу в модном, но отвратительного зеленого цвета платье начала уже раздражать эта неприятная таинственность. — Я, например, ничего не знаю.