Отныне и вовек - Даниэла Стил

– Ты действительно хочешь знать, что со мной происходит, пока у тебя все само выходит из-под пера? Ну хорошо, я скажу тебе. «Леди Джей» скоро обанкротится, у меня накопилась гора неоплаченных счетов. Твоя машина развалилась, мои нервы ни к черту, каждую ночь меня преследуют кошмары, а залогодержатель три недели назад позвонил мне, чтобы назначить свидание. Он посчитал, что меня можно уложить в постель. И может быть, этот сукин сын был прав, но не с ним.

Я не могу даже прикоснуться к твоей руке и схожу с ума. Вся моя жизнь разбита вдребезги, а у тебя один роман на уме.

Знаешь, что еще ужаснее, дорогой…

Джессика так и кипела злобой, другие посетители начали обращать на нее внимание. Она ни от кого не держала секретов.

– Всю дорогу я ругала себя в который раз за то давление, которое я на тебя оказывала, за те гадости, которые говорила.

Ты понимаешь, что к настоящему моменту я переиграла каждую самую незначительную сцену нашей прошлой жизни, все, что я когда-либо делала, все, что заставило тебя улечься в постель с таким дерьмом, как Маргарет Бертон? Я кляну себя с тех самых пор, как это произошло. Я даже не могу простить себя за поддержку твоей писательской карьеры, потому что считаю, что это нанесло вред твоему мужскому самолюбию. И пока я распинаю себя, знаешь, что ты делаешь? У тебя самый плодотворный период в творческой жизни. Ну как? Меня от тебя тошнит. Пока ты сидишь в этой колонии прославленных писателей, которую они называют тюрьмой, мое существование превратилось в сущий ад, а тебе, черт возьми, наплевать.

Даже пальцем не пошевелишь. И вот еще что, мне до смерти надоело это вонючее стекло – выделывать вокруг него кренделя, чтобы увидеть тебя, а не свое собственное отражение. Меня тошнит от потных рук, потных ушей и заплывших мозгов, когда я разговариваю с тобой здесь по телефону… Мне до смерти надоела вся эта чертова кутерьма!

Джессика кричала так громко, что теперь за ними наблюдала вся комната, но ни Ян, ни она ничего не замечали. Раздражение копилось месяцами.

– А ты полагаешь, что я здесь ради удовольствия?

– Да, думаю, так. Колония для писателей-альфонсов.

– Совершенно верно, дорогая. Так оно и есть. И все, что я здесь делаю, – это пишу. Никогда не думаю о своей жене, о том, как я попал сюда, за что, об этой чертовой женщине и о суде. Послушай, если ты думаешь, что таково мое представление о жизни, можешь отправляться ко всем чертям. И еще тебе скажу. Если ты считаешь, что наш брак соответствует моему идеалу, то ты глубоко ошибаешься. Я полагал, что у нас семья. Думал, нас что-то объединяет. А оказывается, миссис Кларк, у нас ничего нет. Ничего. Ни детей, ни искренности, лишь две вшивых карьеры. Двое полусумасшедших. Последние шесть лет ты всеми силами пыталась не взрослеть, играя в калеку после смерти родителей. И не только это, но еще заставляла меня чувствовать вину бог знает за что, чтобы я был рядом по первому зову и держал тебя за руку. А я был настолько глуп, что, любя тебя, все терпел и хотел сделать карьеру писателя. Паршивый получился ансамбль, благодетельница ты моя. Вот. Мне нужна жена, а не банкирша или неуравновешенный ребенок. Может быть, поэтому я сейчас счастлив. Я пишу, а ты не содержишь меня. Каков холодный душ, а? Не ты платишь за угощение, и я ничего тебе не должен, за исключением того, что ты держала мою руку сколько душе угодно во время суда и была сногсшибательна. Но со временем я заплачу тебе и по этому счету. А если таким манером ты хочешь заставить меня страдать и чувствовать себя виноватым за то, что тебе плохо, что приходят счета, что развалилась моя машина, тогда иди ты к черту. Я ничем не могу помочь. Все, что в моих силах, – это наплевать на тебя, поблагодарить за твой визит и закончить мою растреклятую книгу. А если ты не получаешь удовольствия от созерцания моей физиономии, сделай одолжение, не приходи больше. Проживу и так.

Следя за его лицом, Джессика почувствовала слишком знакомую волну паники, сжавшую сердце.

Они никогда не говорили друг другу таких вещей. А сейчас она не могла остановиться. Она по-прежнему ощущала, как в ней закипает желчь.

– Почему ты не хочешь, чтобы я приезжала, дорогой? Ты нашел себе здесь другую милашку? Да?

Ян остановился и посмотрел на нее, словно собираясь ударить прямо сквозь стекло, к большому восторгу примолкшей толпы по обе стороны барьера.

– Да? Или ты стал голубым?

– Меня от тебя тошнит.

– Ах да, я и забыла. Тебе не нравятся «преступные противоестественные преступления». Или я ошибаюсь?

Она казалась такой невыносимо милой с приподнятыми бровями, а сердце ее тяжело бухало в груди.

– Может быть, ты на самом деле изнасиловал ту женщину?

– Если бы нас не разделяла эта стеклянная стена, ты схлопотала бы по физиономии.

Он глыбой громоздился над ней по другую сторону стены, все еще держа в руках телефонную трубку, Джессика медленно встала, чтобы встретиться с ним взглядом. Она знала, что момент настал, и все же не могла поверить. Не могла остановиться.

– Схлопотала бы по физиономии?

Их голоса звучали тихо. Ян разговаривал с ней взвешенным тоном человека, у которого нет ничего впереди, а она вела себя, как гадюка, готовящаяся к финальному броску.

– Схлопотала бы по физиономии? – Джессика повторила эти слова с улыбкой. – Но почему сейчас, дорогой? У тебя не хватало раньше смелости? Не так ли?

Ян ответил ей шепотом, и ее сердце почти остановилось, когда их глаза встретились.

– Нет, Джесс. Нет. Но теперь мне нечего терять. Я уже потерял. Это все упрощает.

Ян улыбнулся странной улыбкой, от которой у нее застыла в жилах кровь, посмотрел на нее задумчиво, положил трубку и вышел. Он ни разу не оглянулся, и Джесси почувствовала, как от изумления у нее открылся рот. Что Ян сейчас сказал? Ей хотелось, чтобы он вернулся и она снова могла спросить его.., что он имел в виду под… «это все упрощает»? Что.., сукин сын… он бросил ее в беде, у него не было права, он не мог, он.., а что сделала она? Что она сказала? Джесси в шоке опустилась на свое место, и ее сразу окутал гул голосов. Ян уже давно ушел через дальнюю дверь. Она была не права. У него хватило смелости. Он только что сделал то, чего она боялась больше всего на свете. Он бросил ее в трудную минуту.

Когда Джессика подъезжала к гаражу, передний бампер взятой напрокат машины поцарапал ограду перед домом. Она опустила голову на руль и почувствовала, что задыхается. Где-то в горле застрял комок, который никак не хотел освободить путь воздуху. Голова всей тяжестью надавила на клаксон, ощущение было такое, будто оторвало полголовы. Ей полегчало.

Она не уберет голову с руля. Джессика оставалась в таком положении, пока двое прохожих не подбежали к машине. Они постучали по стеклу, и она медленно повернула голову в одну сторону, посмотрела на них и истерически захохотала. Те вопросительно посмотрели друг на друга, открыли дверь машины и осторожно выпрямили ее на сиденье. Она переводила взгляд с одного на другого, не переставая смеяться, потом зашлась в рыданиях, которые перешли в длинный протяжный вой. Джессика медленно раскачивала головой, снова и снова повторяя одно слово: «Ян».