Славянский сокол - Сергей Самаров

– Что так? – равнодушно спросил Годослав. У него уже прошла эйфория от триумфа, и, как всегда бывает в такой ситуации, беспокойные думы последних дней вернулись, чтобы продолжать терзать ум и сердце.

– Вся его свита, за исключением должностных чиновников, перешла к тебе. Они тебя на памятные кусочки разорвать готовы, чтобы потомкам показывать клок волос и гордо говорить, кому эти волосы принадлежали. Я еле-еле к тебе пробился…

– Но пробился-таки…

– И боюсь, что не слишком тебя обрадует моя добрая весть.

– Добрая весть не может не обрадовать.

– С одной стороны, это так. Как не порадоваться, что Горислав поднял Дражко… И не так, чтобы по двору гулял, а так, чтобы данов побил.

– Данов побил? – непонимающе переспросил князь. – Ах да, он собирался с горсточкой людей выйти навстречу целой армии, чтобы не пустить ее к Рарогу до подхода подкрепления. Так что там произошло?

– Нет больше у данов этой армии. Дражко разбил их. Только восемь сотен догнать не сумели – кони притомились. Остальных положили…

– Как так? – боясь поверить, улыбнулся Годослав. – Сколько у Дражко было дружины?

– Четыре тысячи с половиной. Из них шестьсот стрельцов.

– Куда он их столько потащил… Стрельцам место на стене…

– Они-то дело и решили. Дражко новую войну задумал. Не в сече людей класть, а до сечи врага не допускать.

– В этом есть зерно! – Годослав покачал головой. – Он мне уже давно о таком говаривал. Так что там произошло?

Ставр пересказал рассказ гонца.

– Эх, – в сердцах ударил Годослав ладонью по коленке, но тут же и засмеялся. – Знать бы раньше… Я бы Карлу вместе с подданством и чистую от войска данскую границу преподнес. Пусть вместо нашего княжества на данов идет! Прямо по Лабе спустится. Благо, лодки и плоты, как ты говорил, уже готовят…

– Знать бы, можно было бы и княжество не предлагать. Там еще вторая армия стоит. Если Полкан ее потопит…

– А он потопит! Я Полкану верю.

– …Полкан потопит, а Дражко остатки добьет так, что рога и перья в разные стороны полетят, что он и желает сделать, тогда совсем будет обидно под Карла идти.

Князь задумался. Привычно прошагал по палатке. И сказал уже серьезно:

– Нет. Этого нам не минуть. Пройдет год, Готфрид оправится. Викингов в море не отпустит. Снова руки на юг протянет… Да и Карл без этого, давай будем думать честно, пошел бы на нас. Мало у нас сил, чтобы выстоять.

– Радегаст в помощи не откажет, как не отказал с данами. Не надо было тебе про вассальную зависимость говорить. Так бы обошлось.

Князь подумал еще минуту.

– Нет. Одно дело, десять тысяч разбить. Но не сто же тысяч. Со ста тысячами нам не справиться никак. А Карл в состоянии и сто тысяч собрать. Ладно… Я буду собираться на обед к королю. После обеда состоится, скорее всего, какой-то конкретный разговор. Сам обед, как меня предупредили, будет на вершине холма в королевской ставке. Если будут новости, ты меня извести.

– Ты, княже, предупреди стражу… А то к тебе не подпустят.

– Сделаю.

Королевский обед проходил в том же месте и в такой же обстановке, что и обед по случаю приезда графа Оливье. Но при старых декорациях появились новые действующие лица. Во-первых, место графа по правую руку от короля на сей раз было отдано победителю турнира. Это была большая честь, которую король мог бы и не пожаловать князю бодричей, как считали многие придворные. Они на Годослава посматривали искоса, хотя и не показывали откровенной ревнивой неприязни. Но во всех королевских дворах всех государств мира появление нового фаворита означает не просто отдаление старого, оно означает еще и отдаление всего двора дальше, чем ему самому хотелось бы. То есть, время, которое король мог провести с кем-то, он теперь будет проводить с новичком.

Впрочем, все понимали, что положение княжества бодричей таково, что не позволит его правителю постоянно быть с Карлом. Княжество – это не графство. Оно требует сложного управления. И потому, зная, что вскоре Годослав удалится в свой Рарог, ему почти прощали момент славы и возвышения.

Если первый обед проходил в день обоснования короля на новом месте и до основательного устройства было еще далеко, то сейчас придворные уже чувствовали обжитость ставки. Этому же ощущению сопутствовал такой внешний атрибут, как обилие дичи на столах. Это расстарался эделинг Видукинд, который на сей раз занял соответствующее положению место уже под своим именем. За день до решающих схваток на турнире эделинг отправил своих людей на большую охоту в близлежащие леса. И теперь дичь украшала каждый стол. А королевский стол – особо. Два кабана-секача стояли друг против друга в противоположных концах. Длинные желтые клыки их были устрашающе направлены на соперника. Королевский повар проявил все свое искусство, сняв с диких зверей шкуру целиком, промыв ее в уксусе с давленым чесноком, а потом пришив на отваренную в соусах целую тушу, фаршированную местными грибами, доставленными к королевскому обеду ваграми князя Бравлина. Прямо перед королем стоял на большом деревянном расписном подносе отваренный и облаченный в собственные перья белый лебедь, выгнувший прекрасную шею. Лебедя доставили к столу тоже вагры, но в отличие от кабана они сами же и готовили его, потому что королевский повар с такой птицей работать не умел и боялся испортить произведение искусства неумелым обхождением. Что он сам, впрочем, признал перед Карлом, чтобы похвалить помощников, приехавших к нему из соседних городов. Те же вагры доставили к столу и диковинный ржаной хлеб, но тоже признали, что получили его от бодричей с другого берега Лабы. Таким образом, стол служил символом объединения точно таким же, как завершившийся турнир.

Король ел привычно мало, только пробовал по маленькому кусочку от каждой смены блюд, но с удовольствием наблюдал, как насыщаются другие. К разочарованию Карла, Годослав, такой громадный рядом с ним, тоже не страдал излишним аппетитом.

– Друг мой, Алкуин, – поинтересовался монарх, – а что стало с нашим победителем состязаний бойцов на дубинках? Стоило бы пригласить сюда брата Феофана. Он смог бы подать пример другим гостям, если умеет так же много есть, как и пить. А, если судить по его, мягко говоря, объемному корпусу, так оно и есть в действительности.

– Увы, ваше величество, – с улыбкой опустил голову аббат, сидящий крайним слева от короля. – С нашим уважаемым другом произошла неприятная метаморфоза…

– Что за метаморфоза? – Карл заинтересовался.

– Теперь мне, ваше величество, уже не суждено решить ту сложную задачу, которой я посвятил несколько лет. Если вы помните, я мечтал понять, как брат Феофан умудряется выпивать больше, чем может в него вместиться. Мне не следовало оставлять его одного надолго.

– Так в чем все-таки дело? – Карл настаивал на подробностях.

– Дело это выглядит несколько странно, ваше величество. Вы изволили вручить победителю боя на дубинках целый воз с бочонками вина. Брат Феофан, поскольку не имеет собственного подворья, решил на время оставить воз во дворе трактира, где он остановился. А вот там произошло что-то непонятное. Он начал пробовать вино и несколько утомился то ли от этого занятия, то ли от самого турнира. Тут к нему, утомленному, подступили посетители заведения с вопросом о вкусе вина. Он разрешил им попробовать, а сам лег отдохнуть под одним из столов, где, как ему показалось, достаточно мягко. Впрочем, брат Феофан привык к истязаниям собственной плоти и весьма неприхотлив в поисках уюта. А когда проснулся и потребовал принести себе под стол вина, ему сообщили, что вино кончилось. Естественно было удивление прославленного бойца на дубинках. Ему казалось, что он не в состоянии выпить целый воз, а хозяин утверждал именно так. Я бы не поверил хозяину тоже, но уже не однажды убеждался, что брат Феофан способен творить чудеса. Однако жажда, вероятно, мучила нашего друга достаточно сильно, и он обиделся на хозяина и на посетителей. И начал, как говорят нехристи саксы, крестить их дубинкой. Мне сообщили, что в трактире поломана вся мебель. Но это не от дубинки, а от живота нашего любезного и смирного, пока его не обидят, брата. Потом он выскочил на улицу, и тут ему подвернулся под горячую руку тот стрелец, что тоже стал победителем турнира. Но луком бить, как все мы понимаем, несподручно. А дубинкой это вполне удобно. Стрелец брата Феофана не тронул, а брат Феофан огрел стрельца прямо по лбу, что слегка возмутило спутника бодрича, того высокого волхва, вы помните его, ваше величество. И вот этот волхв, не думая долго и не дожидаясь от нашего монаха удара и по своему лбу, сам огрел преподобного своим тяжелым посохом. После чего брат Феофан успокоился и надолго заснул. Надо думать, что у волхва в руках могучая сила, потому что до этого никому не удавалось с одного удара утихомирить такого славного бойца.

– Интересно, – усмехнулся король, – но где же здесь метаморфоза?