Наркоза не будет! - Александра Сашнева

— И что, ты раньше-то не мог сказать, что ты это умеешь? Почему я все узнаю, когда уже все поздно?

— Почему поздно?

Коша вздохнула и всплеснула руками:

— Ну я уже в него влюбилась, а так влюбилась бы в тебя! Бестолочь!

Роня задумчиво посмотрел на нее.

— Коша! Ты ведь уже большая девочка! Что ты городишь? — он не удержался от поддевки. — А как же этот твой?

— Какой? — насторожилась Коша.

— Художник…

— А ты откуда знаешь? Муся разболтала? — она впилась в Роню подозрительным взглядом.

Он усмехнулся:

— Источники не продаю. Коша. Не грузи меня всякой ерундой. Говори, чего хочешь и уходи. Мне надо срочно статью написать.

— Ничего не хочу!

— Ты типа обиделась?

— Нет. Статью так статью, — Коша встала и вдруг ее посетила благая мысль. — Покажи мне еще движения.

— Хорошо. — Роня отложил писанину и слез с окна. — Иди сюда, я научу тебя толкать.

Они встали друг напротив друга, соприкасаясь предплечьями. Роня сделал еле уловимое движение, и Коша отлетела через всю комнату в дальний угол.

— Блин! — сказала она, поднимаясь с пола. — Как ты это делаешь?

— Просто, — Роня развел руки, довольный собой и результатом. — Просто я не собираюсь падать, когда это делаю. Вот и все.

— Блин! Роня! Если ты хочешь повалять меня по полу, не обязательно толкаться. Я могу сама покататься. Лучше объясни мне!

Роня рассмеялся:

— Хорошо-хорошо. Я уже удовлетворился тем, как ты летаешь. Иди — буду учить. Иди сюда. Стань к стене. А теперь двигай ее. Представь, что она на тебя падает. Толкай землю.

Коша уперлась ногами в пол и изо всех сил надавила на выкрашенную зеленой краской стену. В какой-то момент она почувствовала, что ее сила стала равна силе стены.

— Поняла?

— Ага. Круто!

— Теперь толкай меня. Так же, — сказал Роня и шагнул ей навстречу.

Коша представила, что Роня это стена, которая на нее сейчас обрушится всей своей массой. Резко подперла воображаемую стену руками — учитель отлетел на несколько шагов и сел на задницу.

Коша ошалело посмотрела на свои руки:

— Вот так?! Вот так просто?!

— Неплохо, — сказал Роня, потирая ушибленный зад. А теперь, вали. Мне, действительно, нужно поработать. Это мраки какие-то, но мне обязательно надо завтра отдать эту статью.

— Да какая фигня… — Коша пожала плечами. — Я могу прийти завтра. Или ты приходи ко мне! Или вечером, когда допишешь! Бай!

— Хорошо… — кивнул он и направился к рабочему месту на окне.

Коша остановилась у дверей:

— Ронь! А ты откуда это все знаешь?

— Да… Так. Учился несколько лет у одного японца. Мы жили на дальнем востоке, он работал с отцом на строительстве. Я в Красногорске ведь не родился. Мы переехали в Москву, когда я уже заканчивал школу. Японцу было скучно, он меня учил. Но мне это не пригодилось. Я — широ.

— Это как?

— А так… Мне по фигу. Я не иду по Пути. Мне просто по приколу иногда это делать. Это называется — широ. Короче по-русски бестолочь. Ну все. — он замахал руками. — Коша! Уходи! А то я разозлюсь! Я зайду попозже к тебе, если успею дописать. Иди. Тебе еще нужно пройти дорогу в тысячу миль.

— Что это? — напряглась Коша.

— Дорога в тысячу миль начинается перед твоими ногами. Лао Цзы, — пояснил Роня. — Есть люди, у которых на любу написано, что перед ними дорога в тысячу миль. У тебя написано. Иди!

— Ну и ладно! — сказала Коша и поплелась по своей дороге в тысячу миль.

Коша стала посреди комнаты и огляделась. В приливе энтузиазма решила начать новый холст. Чистых не было. Поэтому она перебрала то, что было уже начато и, выбрав самый неловкий, решительно выдавила не него церуллеум, белила и стронцианку.

В состоянию близком к трансу, пыталась вызвать светящийся Нарвский берег. Получилась какая-то путаница — тонкая фигурка Чижика с пистолетом, белесый песок, пронзенный листочками осоки и усыпанный персиками, лохматая собака со стариком на фоне моря, узорчатый обрез волны и палочки плавней, упрямо складывающиеся в римские цифры и птица, одиноко парящая в зените.

Внезапно стало темно. Вернее — Коша внезапно это поняла — она перестала различать цвета на палитре.

— Э-э-э! Батенька! — сказала она неизвестно кому и отложила кисти.

Сладко потянулась, как человек, который сделал трудное, но красивое дело, и может теперь собой гордится. Плевать, что Валек и ему подобные не хотят с ней по-честному. Она не для этого рисует. Она рисует мир. Как она нарисует — так все и будет! Только надо в это поверить.

Она поднялась, стала посреди комнаты и мысленно толкнула стену.

Внезапно поднялся сильный ветер. Девушка оглянулась. За окном уже был поздний вечер. Полная желтая луна на фоне темнеющего неба тревожно выглядывала из-за крыши соседнего дома. Вспышка молнии. Моргнуло электричество. Далекий раскат. С грохотом распахнулось окно. Клочья газет и оборванные порывом ветра листья возбужденно взмыли над асфальтом и покатились в сторону Большого проспекта шумной суетливой толпой.

Показалось, что пробежала черная собака. Коша мотнула головой, и собака пропала.

Коша высунулась в окно — наэлектризованный воздух стремительной струей потек в легкие, вызывая беспричинную радость, от которой хотелось орать и прыгать. Она выскочила в окно и побежала под тугими струями, с силой отталкиваясь босыми ногами от асфальта.

Небо снова вспыхнуло коротким замыканием и с грохотом покатилось за горизонт, как будто весь город и залив с кораблями стоял в кукольной коробке в детской комнате, где расшалившиеся дети уронили с полки гору тяжелых книг.

Коша сама не знала, куда ее несет. Она громко кричала и бежала. Лужи расплескивались под ударами ступней. Мокрая майка плотно и бесстыдно облепила возбужденное похудевшее тело. Ливень хлестал так, что за стенами воды дома размазывались, а впереди в конце проспекта виднелось уж совсем неопределенное месиво размытого света фонарей, редких освещенных окон и витрин. Ни одного человечка не было на проспекте, только однажды ее обогнала черная машина. И странное бледное лицо глянуло на нее сквозь стекло. Но она не обратила внимания.

На набережной напротив Петропавловки Коша остановилась, и только сейчас до нее дошло, что с городом творится что-то необыкновенное. На противоположной стороне тоже не было ни одного человечка. Нева бушевала, высоко взбрасывая неуклюжие тяжелые волны, которые толпились в загоне набережных, точно бестолковое стадо овец. Даже горящих окон было буквально по пальцам пересчитать. Ливень становился все сильнее и сильнее. Однако Коше даже не пришло в голову идти домой. Она решила, что до дома Черепа уже недалеко, поэтому лучше пойти туда.

Коша помнила, как тот опускал завернутый в бумажке ключ в почтовый ящик и понадеялась, что если того нет дома — ключ окажется там.

Она побрела, разгребая теплую воду луж ногами.

В доме Черепа не горело ни одного окна. Коша на всякий случай кинула камень в отрытую створку — безрезультатно. Поднялась по лестнице, мимо занудного призрака и заколотила в тяжелую дубовую дверь. Студент захихикал и закашлялся. Черепа не было. Не оказалось и ключа в почтовом ящике. Она запустила туда руку по локоть, но безрезультатно. Только оцарапала палец. Облизывая ранку, она снова вышла на улицу. Ливень не утихал. Воды на асфальте было уже по щиколотку.

(Рита)

Следующая глава выглядела очень странным образом. Между абзацами иногда были вклеены кусочки, написанные, судя по цвету бумаги, намного позже. Рита подняла голову.

Коша без конца перекладывала вещи, стараясь уложить их в пакете как можно компактнее. Скорее это было своего рода терапевтическое склеивание коробочек, которым приводят в себя психов в дурках.

— Е-Кош! — окликнула Рита девушку.

Коша вздрогнула и подняла глаза.

— Я не могу понять, — продолжила Рита. — Это что за вклейки?

— Ну это… — Е-Кош замялась. — Мне потом про эту историю рассказала одна девушка, и я с ее слов дописала, как бы паралельным монтажом. Хотя я сама этого не видела. Возможно, что она врет. Ну и кое-что я сама… додумала. Я не совсем придумала и не нафантазировала. Скорее догадалась.

— Догадалась, — передразнила Кошу Рита. — Что за девушка?

— Ну… — Коша замялась. — Там потом написано. И там еще есть вклейки. Это то, что я по рассказам восстановила. Хотя, возможно, все было не так… Возможно.

— А где Роня? А ты где была?

— По каким-то делам умотал… А я в душе была, потом у парней на четвертом… Я боюсь из общаги выходить. У меня параноя.

— Ага… — кивнула Рита и снова принялась бороться с кошиным почерком.

ПРИЗРАКИ ВОЗВРАЩАЮТСЯ

(вклейка)