Плененное сердце - Барбара Картленд

Это правда, подумала Сабина. Ее сердце разбито, и та часть его, которую он возродил к жизни, мертва. Она знала, что больше ей не суждено испытать подобных ощущений. Ее сердце и чувства заледенели. Теперь она не могла чувствовать ничего, даже отчаяние, не могла проливать слезы, как в тот момент, когда узнала, что он оставил ее.

— Мария немного подогнала одно платье, как раз под тебя, — сказала леди Тетфорд. — Я берегла его для особого случая. Но хочу, чтобы ты надела его именно сегодня. Когда будешь готова, зайди, пожалуйста, ко мне в комнату. Я хочу кое-что тебе подарить.

— Я приду сразу, как только оденусь, — вяло ответила Сабина.

Ивонна приготовила для нее ванну, добавив в воду душистое масло. От этого аромата девушке захотелось плакать. Он ей напомнил запах цветочных лепестков, которыми было усыпано ложе в лесной спальне. Но после минутного всплеска эмоций она опять перестала что-либо чувствовать. Вновь ничего больше не имело значения.

— Я умерла, — сказала Сабина своему отражению в зеркале немного позже. Она пробормотала эти слова очень тихо, но Мария, которая вместе с Ивонной раскладывала платье на кровати, спросила:

— Мадемуазель что-то сказала? О, это великолепно! Самое красивое платье, которое мадемуазель когда-нибудь надевала!

Мария говорила это, расправляя белые кружева, каскадом спадающие от тонкой талии девушки с турнюра на пол небольшим шлейфом. Тугой корсаж плотно облегал нежные выпуклости ее фигуры, а тонкие кружева на белоснежных плечах были почти такого же цвета, как и ее кожа. Мария подняла волосы высоко на затылок и заколола черепаховыми шпильками. На верхушке каждой из них переливалась бриллиантовая звезда.

— Ее светлость настаивала, чтобы сегодня вас причесали именно так, мадемуазель, — объяснила служанка.

Сабина едва слышала ее голос. Все, что она видела, это пустоту в своих глазах, которые казались слишком большими для бледного, осунувшегося лица. Она действительно была так бледна, что казалось, того и гляди потеряет сознание. Леди Тетфорд, вошедшая в комнату, воскликнула:

— О Господи, детка! Ты так долго одевалась, что я уже решила, с тобой что-то случилось! Ты себя хорошо чувствуешь?

— Да, со мной все в порядке, — ответила Сабина равнодушно.

— Марии придется сегодня вечером нанести на твои щеки немного румян, — сказала леди Тетфорд, критически оглядывая девушку.

— Они подумают, что я привела на прием привидение. — Леди Тетфорд подождала минутку, надеясь, что Сабина что-нибудь скажет по этому поводу, но когда та промолчала, добавила:

— Артур с нами не пойдет, так что не волнуйся, что кто-то заметит их на этот раз. Это только для того, чтобы ты выглядела наилучшим образом.

— Спасибо, — пробормотала Сабина.

— У меня есть для тебя подарок. Я приготовила его к твоей свадьбе, но хочу, чтобы ты надела его сегодня.

Сказав это, леди Тетфорд открыла бархатный футляр, который держала в руках. Внутри лежало бриллиантовое ожерелье. Оно было сделано в форме звезд, одинаковых по размеру и по изысканной красоте, кроме одной, самой большой, расположенной в середине ожерелья. Она достала его и надела девушке на шею. Ожерелье засверкало, заискрилось, переливаясь в лучах солнечного света.

Сабина тупо смотрела на него, вспоминая, что кто-то недавно говорил, что ее глаза похожи на сияющие звезды. Теперь она подумала, что этот огонь был разрушающий, на ее лице не осталось света, оно теперь выражало только пустоту и тоску.

— Мадемуазель никогда еще не была такой красивой! — воскликнула Мария. Ивонна тоже ее поддержала. — Она как сказочная принцесса!

Сабина ничего не сказала, но подумала, что ей все равно и хочет она только одного, быть женой цыгана. Она не хотела ни дорогих нарядов из Парижа, ни бриллиантовых ожерелий, ни звезд в волосах. Ей нужна была неровная твердая дорога под ногами, шум колес цыганской кибитки и осознание, что рядом с ней мужчина, которого она любит и который любит ее.

Девушка вдруг поняла, что леди Тетфорд ждет, и вспомнила, что еще не поблагодарила ее за ожерелье. Она дотронулась до него пальцами и почувствовала холодную твердую поверхность камней. Вот на что будет теперь похожа ее жизнь с Артуром.

— Спасибо. — Ей с трудом удавалось протолкнуть между губ слова, и она тихо добавила. — Вы так добры.

Леди Тетфорд, казалось, хотела что-то сказать или спросить, все ли с девушкой в порядке, но потом передумала.

— Мы должны идти, — сказала она довольно резко. — Нам далеко ехать.

Ивонна подала Сабине накидку и помогла в нее завернуться.

— Будьте осторожны с этим замечательным платьем, мадемуазель, — напомнила Мария, когда девушка повернулась, чтобы идти к двери.

Сабина промолчала. «Мне нужно было простое сукно, а вы предлагаете мне шелк и кружева», — хотелось ей ответить. Но какой в этом был смысл? Кто поймет то, о чем она говорит?

Он ушел, и теперь осталась только причиняющая острую боль пустота, которая будет с ней до конца ее жизни.

В экипаже на колени леди Тетфорд и Сабины кучер накинул меховую полость, чтобы не замерзли ноги, одетые в бальные туфельки. Она давала чувство тепла и защищенности. Затем кучер помог им завернуться поплотнее и закрыл дверь. Лошади резво отправились в гору. Солнце только начинало садиться в море, но пока они ехали, наступили сумерки, и лишь алая черта горизонта напоминала теперь о минувшем дне.

Они проехали, наверное, уже около часа, прежде чем леди Тетфорд сказала:

— Ты так и не спросила меня, куда мы едем.

— Нет, конечно, нет, — ответила Сабина. — Это так невежливо с моей стороны.

— Да нет, дело не в невежливости, — возразила леди Тетфорд. — Просто отсутствие любопытства несколько необычно для тебя.

— Простите меня, — извинилась Сабина.

— Но я думаю, когда мы туда приедем, в тебе проснется интерес, — сказала леди Тетфорд, — Потому что там мы встретимся с замечательным большим моим другом. Княгиня Ракоши лет тридцать назад была одной из красивейших женщин Европы. Сейчас она постарела и не всегда чувствует себя хорошо, но по-прежнему красива и не растеряла былого очарования, перед которым когда-то никто не мог устоять.

Сабина что-то пробормотала в ответ. Ее не интересовала княгиня, с которой они должны были встретиться. Ее больше заботило, вернется ли к ней когда-нибудь способность хоть чем-то интересоваться. Покажется ли что-нибудь опять смешным, волнующим, или навсегда останется этот кусок льда в груди вместо сердца. Может быть, теперь даже Артур перестанет казаться ей столь ненавистным. Ей просто будет все равно, что он сказал или сделал, и она не будет содрогаться от отвращения, чувствуя прикосновения его рук.