Плененное сердце - Барбара Картленд

Кроме того, внутри нее возник страх и странные сомнения, поскольку ее сознание заслонил туман, мышцы онемели, она чувствовала только дрожь от прикосновения его губ. А потом ее поглотила темнота, из которой, как ей показалось, возврата не будет.

Глава двенадцатая

Сабина медленно выходила из глубокого тяжелого забытья. Ей казалось, что она пробирается через густое плотное облако. Сначала появилась настойчивая мысль, что это она сама, Сабина, но никаких других мыслей и ощущений не было.

Она как росток, пробивающийся из-под земли к солнцу, потихоньку проникла в ее сознание.

Медленно, очень медленно туман стал рассеиваться. Наконец к сознанию добавилась память. Потом, как удар молнии, возникли воспоминания, перевернув ей душу.

Сабина открыла глаза. Она была в спальне с белыми стенами на вилле «Мимоза», которую занимала с тех пор, как приехала в Монте-Карло. Какое-то мгновение девушка не могла поверить, что это правда. Она опять закрыла глаза, чтобы избавить себя от созерцания зеркала в резной раме, картин на стенах, мягких портьер из персикового оттенка камки. Все ее существо готово было кричать от отчаяния: «Где он? Где же он?»

Сабина опять открыла глаза. Украшенная позолотой комната сейчас казалась самым глубоким и темным казематом в каком-то осажденном замке, настолько страшно и невыносимо было ее видеть. Может быть, ей это снилось? Или все-таки все происходило на самом деле?

Девушка вдруг поняла, что ее тело завернуто во что-то: в большую разноцветную шаль из тонкой шелковистой шерсти.

Ее руки были прижаты к бокам. Когда она попыталась высвободить их, то заметила, что ее расшитая золотом юбка и бархатный корсаж исчезли. На ней были только белая вышитая блузка и несколько нижних юбок, зашуршавших, когда она двинулась.

Кто-то снял с нее туфли, видимо, для того, чтобы ей было удобнее. Но в этот момент больше ничего не могло примирить Сабину с жизнью. Она посмотрела на яркие юбки и протянула руку, как будто хотела дотронуться до них. Но вместо этого с рыданием, вырвавшимся из самой глубины сердца, Сабина уткнулась лицом в подушку, стараясь избавиться от воспоминаний прошлой ночи.

Она опять пережила странную церемонию в свете танцующего пламени и нашла все еще болевшую ранку на своем запястье. Прижав к ней губы, Сабина почувствовала вкус крови — его крови и… своей!

Они поженились, и она, став его женой, пошла за ним в темноту леса, где нашла странную и прекрасную спальню под соснами.

Не переставая рыдать, девушка вспомнила, как лежала в его объятиях на белой медвежьей шкуре, слыша звуки цыганской музыки. Ей тогда не верилось, что может существовать такое счастье. Ей до этой ночи не было ведомо, что ее тело способно испытывать такие мучения, такой взрыв эмоций, накатывающий волна за волной, оставляя ее почти бездыханной. Все ее естество жаждало его прикосновения, его поцелуев, приятной тяжести рук на своем теле.

Она ему принадлежала, сама предложила свое тело и душу, но он не воспользовался этим. Почувствовав острую боль в душе, Сабина стала задавать себе вопросы, почему он не взял ее, когда было совершенно очевидно, что они оба этого страстно желали?

Почему? Почему он так повел себя тогда? И почему отправил ее назад? Она размышляла, прижав еще крепче лицо к подушке, чувствуя себя униженной.

Он получил ее и решил, что она не стоит того, чтобы владеть ею. Сабина предлагала себя и была отвергнута. Но, будучи глубоко несчастной, она вспоминала его слова. «Только доверяй мне, — сказал он. — Только доверяй!»

Что он имел в виду? Почему он так настойчиво это повторял? Она ушла к нему, отказалась от всего. Была готова отказаться от любви и уважения своей семьи, отреклась от множества благ, которые обещал ей брак с Артуром. И нужна ей была взамен только возможность любить и быть любимой.

Сабина чувствовала, как по щекам побежали слезы. Слезы разочарования, полного отчаяния. Что теперь с ней будет? Ничего хорошего, судя по всему. Она его любила. Любила так сильно, что позови он ее, она босиком пошла бы на край света, лишь бы быть с ним рядом, слышать его голос, видеть его лицо.

Сейчас Сабина ощущала себя в аду, таком темном, что сравниться с ним может только забытье.

Через некоторое время она подняла голову, и, чувствуя головокружение, пошла к столу, чтобы налить себе стакан воды.

Ощущая ее прохладный вкус на языке, она вспомнила тот бокал вина, который он предложил ей ночью. В нем явно находились какие-то травы, какое-то цыганское зелье, от которого она впала в такое глубокое забытье.

Сабина поставила стакан и сбросила с себя шаль, но потом снова подняла ее и приложила к лицу. Она была мягче шелка, поскольку была соткана из шерсти овец, которых разводят в странах Южной Европы. Цыганский король не был к ней совсем равнодушен, если побеспокоился, чтобы она не замерзла.

Его ли руки принесли ее сюда? Или, чтобы не утруждать себя, он поручил это кому-нибудь другому?

— Я больше никогда его не увижу! — воскликнула Сабина с отчаянием. Но ей не верилось. Он любил ее, в этом у нее не было сомнений. Разве что любовь быстро прошла.

Хотя что она знала о любви? Сабина прижала руки к лицу и почувствовала, как сквозь пальцы опять потекли слезы.

— Мама! Мама! — бормотала она, как ребенок, попавший в беду, который знает, что только один человек в мире всегда придет на помощь и защитит.

Но не успела Сабина произнести эти слова, как вспомнила кое-что еще. Она посмотрела на письменный стол. Ее писем не было! Она оставила их там, сложив в стопочку, письма ее маме, леди Тетфорд и третье — Артуру. Письма исчезли!

Сабина подошла к двери и толкнула ее, дверь оказалась заперта. Она сама повернула ключ накануне вечером, прежде чем выйти на балкон и сбежать по деревянной лестнице в сад.

Выходит, в ее комнате никого не было с тех пор. Никто не видел человека, который на рассвете принес ее сюда, уложил на кровать, а потом ушел, оставив одну.

Одна! Это слово болью отозвалось в ее сердце. Он ушел, и больше она не сможет быть с ним. Интересно, цыгане уже свернули свой лагерь? Их кибитки, наверное, уже мчатся к новым неизведанным горизонтам, оставив только пепелище, бывшее когда-то костром. Найдет ли она там что-нибудь еще, если попытается вернуться на верхнюю Корнишскую дорогу?

— Я не перенесу этого! Где мне взять сил, чтобы жить дальше?

Сабина бросилась на кровать, но плакать больше не могла, слез не осталось. Даже ее отчаяние потеряло остроту, вместо него наступило равнодушное отупение и пришла в голову мысль, что жизнь должна продолжаться, хотя в ней не осталось никакого смысла. Ей хотелось умереть, но смерть не наступит так легко. Ей хотелось броситься на его поиски, но только ветер знает направление, в котором уехал табор.