Сердце Сумерек (СИ) - Субботина Айя

— Ну вот, кажется, все. — Граз’зт попятился, любуясь своей работой, как будто речь шла об огранке драгоценного камня.

Я поблагодарила его улыбкой.

— И почти не болит уже, — добавила к словам, надеясь, что не слишком морщилась от неприятного пощипывания. Видимо слишком, потому что Граз’зт покачал головой. — Ну ладно, болит, но ничего такого, что невозможно вытерпеть.

— Совсем не обязательно выглядеть сильной всегда и во всем, — предложил Рогалик. — Иногда, например, рядом со мной ты можешь быть просто веснушкой. Поверь, за сто лет жизни я успел узнать, что женщины умеют плакать, бояться и громко кричать без причины.

Да уж, вот последнее мы любим делать даже, пожалуй, намного чаще двух первых пунктов.

Пока я приводила себя в порядок, радуясь возможности снова наслаждаться прелестью своей старой купальни, Граз’зт вел себя как настоящий джентльмен: распорядился, чтобы в комнату принесли ужин, освободил стол для моих книг. Кстати, ни единого признака присутствия в комнате Данаани я так и не нашла. Понимаю, она побыла хозяйкой всего-то пару суток, и все же — ничего не изменилось с момента моего вынужденного ухода. Почему-то мне хотелось верить, что Граз’зт приложил к этому руку.

Когда я вышла из купальни, переодетая в чистую сорочку и с мокрыми волосами, в ноздри ударил приятный запах жареного мяса. Оказывается, нервотрепка превратила меня в голодного зверя и я, не дожидаясь приглашения, схватила лежащий на краю блюда кусок румяной вырезки. Жадно вцепилась в него зубами, прожевала — и заметила, что Рогалик сидит на полу, облокотившись спиной на кровать, и с весельем во взгляде наблюдает за мной.

— Между прочим, мне не очень нравится, когда заглядывают в рот, — сказала я, присаживаясь на табурет. — И я люблю компанию.

— Не голоден, — отказался Граз’зт. И как-то сразу помрачнел. — После разговора с Эладаром кусок в горло не лезет.

— Все прямо так плохо?

Возможно, мой вопрос покажется глупым после того как он чуть ли не прямым текстом сказал, что у них с селунэ война на носу, но ведь есть вероятность решить проблему мирным путем? Не может правитель быть таким глупым, чтобы начинать войну, которая опустошит его государство. Мне хотелось в это верить.

— Эладар… очень тяжелый человек. Когда я привез маленькую Данаани из пустошей, только ее слезы и мольбы уберегли меня от его желания немедленно превратить попавшего к ему в руки крэсса в основательнуюотбивную.

— Это же ни в какие рамки не лезет, — возмутилась я.

— Все не так просто, Маа’шалин. Было бы очень мерзко с моей стороны вводить тебя в заблуждение и говорить, будто я не заслужил его гнев. Гнев всех селунэ. Я никогда не был хорошим парнем. Я был воином. Сколько себя помню — всегда с оружием. А селунэ и крэссы воевали постоянно. Наверное, теперь уже и не вспомнить из-за чего все началось.

Я кивнула, давая знать, что понимаю к чему он клонит. Наследник государства должен был быть в первых рядах войска, которое вел в бой. Не представляю Рогалка, прохлаждающегося в тылу, пока умирают его солдаты. Но на войне нет одной на всех правды, у каждой стороны она своя. Не стоит даже пытаться обелить или очернить одну их сторон.

— Но все же ты привез его дочь, хоть и знал, чем это грозит, — мягко заметила я.

— Это не тот поступок, которым стоит хвастаться. Я же не сопливый мальчик, Маа’шалин. Мужчину определяют другие вещи.

— Например?

— Забота о своем государстве, о своих воинах, умение отказаться от амбиций. Много чего. — Рогалик сделал неопределенный жест рукой. — Всякие скучные поступки, о которых не пишут в хрониках.

Вот как ему сказать, что я в жизни не слышала ничего более… мужественного? Что в его словах нет ни капли пафоса и напрочь отсутствует, выражаясь известным слэнгом, желание «выпендриться» перед женщиной? Просто удивительна метаморфоза, принимая во внимание его поведение во время нашего знакомства. Тогда я бы и волос со своей головы ему не доверила. Ну ладно, не волос, но все равно доверия он нее вызывал.

— Расскажи о своем отце, Маа’шалин, — вдруг попросил Рогалик. — Что он за человек?

Я вздохнула. Не уверена, что сейчас подходящее время бередить прошлое, но также не уверена, что оно когда-то настанет. Так что — почему бы и не сейчас?

— Он всегда был рядом, когда я в нем нуждалась. Учил давать мальчишкам сдачи. Учил держать удар, когда бьют. Он был… идеальным отцом. — «И поэтому мне так больно понимать, что он был лжецом». — Мне всегда было немножко стыдно, что я люблю его сильнее, чем маму, хотя она постоянно опекала меня. Пылинки сдувала.

— Возможно… у него была причина скрывать от тебя правду, — осторожно предположил Граз’зт.

— Возможно, не самая хороша причина? — горько усмехнулась в ответ. Пришлось мысленно взять себя за шиворот и встряхнуть. Никогда не была размазней и сейчас не буду, хоть на душе кошки скребут.

— Иди сюда. — Граз’зт похлопал по полу около себя.

Меня не нужно было просить дважды, тем более что рядом с ним было спокойно и уютно. А после всех событий сегодняшнего дня мне хотелось простого женского ощущения безопасности.

— Пообещай, что не будешь накручивать себя по этому поводу, — выдохнул он мне в макушку.

— Ну разве что немножко, — улыбнулась я, превозмогая зевоту. Вот всегда со мной так: тепло, безопасно, сыто — и я превращаюсь в кошку, которая ищет, где бы задрыхнуть.

— Тебе нужно поспать, веснушка.

— Ага, — сонно отозвалась она. — Но еще есть книги и дневники, и надо…

— … надо выспаться, — пресек он мои попытки сопротивляться.

Честно говоря, даже не помню, как Рогалик уложил меня в постель. Кажется, когда он стаскивал с меня штаны, я кое-как приподнялась, помогая ему с этим, а вот что было дальше — кануло в сонные грезы.

Проснулась я от того, что чье-то дыхание щекотало мне затылок. Попыталась повернуться — и не смогла. Я лежала у Рогалика на плече, а другой рукой он обнимал меня за талию.

Так… Что это за…

Я все-таки выкрутилась, приподняла одеяло. И залилась как маков цвет. Почему я голая?! Тот маленький лоскуток а ля трусики в расчет не берем. Не припоминаю, чтобы позволяла этому рогатому поганцу раздевать себя… настолько сильно! И, кстати, судя по тому, что я почти всем телом чувствую его кожу — он тоже раздет. Хотя, ладно, Граз’зт и раньше очень нехотя поддавался на мои попытки заставить его спать хотя бы в штанах.

— Ты снова ерзаешь, Маа’шалин, — послышался сонный голос Рогалика. — Это, знаешь ли, делает меня в некотором смысле… напряженным.

— А вот нечего было меня раздевать, — краснея и заикаясь, огрызнулась я.

— Ничего не мог с собой поделать — ты была такой соблазнительно сонной.

Я физически ощущала его улыбку и следом — мягкое, ласковое и в то же время весьма ощутимое покусывание плеча.

— Это называется — сексуальное домогательство, — все еще пыталась сопротивляться я.

— Какое смешное словосочетание.

Ему смешно, а мне вот ни капельки.

— Ну-ка прекращай это немедленно, — потребовала я, поведя плечом. Даже думать не хочу, что будет дальше, потому что собственные фантазии это самое «дальше» уже живо представляют.

— А если нет?

Я почувствовала его ладонь у себя на животе: он осторожно, едва касаясь кожи, рисовал круги вокруг пупка, отчего во мне словно закручивалась невидимая пружина. Все больше и все сильнее, пока я не поймала себя на том, что пальцы на ногах поджимаются и расслабляются сами собой.

— У нас много дел, — дрогнувшим голосом защитилась я.

— И это очень неприятно, — не стал отпираться Граз’зт, но и не подумал остановиться. — Поэтому, Маа’шалин, придется быть смирной девочкой и спрятать стыд под подушку. И не останавливать меня.

— Не останавливать? — переспросила я.

И когда его рука опустилась ниже — громко охнула. Прикосновение жестких шершавых пальцев к тонкой коже на внутренней стороне бедра было таким соблазнительным и… развратным, что в моей голове не осталось ни единой трезвой мысли. Те немногие, что просили отвлечься и вернуться к делам насущным, потонули в сладких волнах удовольствия, которые Граз’зт будил в моем теле.