Человек-да - Дэнни Уоллес

Интересно, о каких предубеждениях он ведет речь, ведь я уже согласился на гипноз? Хью, вероятно, заметил

недоумение в моем взгляде.

— Понимаешь... это своего рода избавление от чувства опасности. Если перекинуть деревянную планку от

одного дома на другой, по ней никто не пойдет. Положи ту же самую планку на землю, и любой легко пройдет

по ней. Так вот, фигурально выражаясь, я намерен спустить тебя на землю.

Теперь мне стало ясно, что он имеет в виду. Я стану с большей охотой откликаться на каждое предложение и

каждую возможность, если буду воспринимать их как беспроигрышное пари. Мне хотелось еще расспросить

Хью о том, как он собирается лечить меня, но я отвлекся. Мерфи начал обнюхивать меня, и я немного

испугался. К тому же я вовсе не желал по пробуждении обнаружить у себя большую немецкую грудь, которую

Хью нарастит мне, пока я буду спать. Хотя, полагаю, у меня, по крайней мере, появится шанс выиграть конкурс

среди англичан с самой немецкой внешностью. Кстати, организаторы этого конкурса мне ведь пока так и не

позвонили.

Мерфи заскулил, и вдруг во мне зародились сомнения. Конечно, помощь мне необходима, и в данном случае

гипноз — самое лучшее средство, чтобы исцелиться от моих предубеждений, но... правильно ли я поступаю?

Не обман ли это? Буду ли я сам отвечать согласием, или это Хью будет за меня соглашаться? Если я не смогу не

отвечать согласием, значит, это не мой выбор, так ведь? Или все же мой?

Хью выключил видеомагнитофон и стал искать пульт от телевизора. Нужный компакт-диск он уже нашел и

свет тоже приглушил.

Что я делаю? Меня сейчас будут гипнотизировать штурмовик и его космический пес! Нет, я еще не готов... Я

обвел взглядом комнату, отчаянно пытаясь придумать, как бы мне оттянуть время.

— Хью... а эту картину ты написал?

Я показал на репродукцию, висящую на стене.

— Нет... — ответил Хью. — Это Рембрандт.

Что еще здесь есть? Чем еще я мог бы воспользоваться? И вдруг я заметил нечто любопытное... на экране

телевизора. То, что меня по-настоящему заинтриговало. Очень знакомый вид. Когда Хью выключил

видеомагнитофон, на телеэкране появилось изображение...

— Хью... что это? — спросил я.

— Ты о чем?

— Картинка в телевизоре... — Я показал на телевизор. — Это же вид из твоего окна, да?

Пусть я пытался всего лишь выиграть время, но мне и впрямь это казалось очень странным. Зачем

загораживаться шторами от улицы и смотреть на этот же самый вид по телевизору? Это скорее в духе какого-

нибудь рэппера, приглашающего в свой дом съемочную группу реалити-шоу «Дома» канала MTV. Может быть,

Хью сильнее увяз в шоу-бизнесе, чем я полагал.

— A-а, это, — протянула Арлин, неожиданно появляясь в комнате. — Там на подоконнике видеокамера.

— Система охраны, что ли?

Я был рад ее появлению. Благодаря Арлин сеанс гипноза на некоторое время откладывался.

— Нет, что ты. Здесь очень спокойно.

— Тогда зачем?

— Тут по соседству живет один мальчишка, — стал объяснять Хью, рассматривая еще один компакт-диск.

— Зовут его Дин. Забавный парень, но постоянно ломится к нам в дом. Постоянно. Всегда знает, когда мы

дома. Поэтому мы закрываем шторы и включаем камеру, чтобы знать, он ли это стучит к нам в дверь. Иначе

мне пришлось бы давать сеансы магии изо дня в день с утра до вечера. Обычно, заслышав стук в дверь, мы

включаем телевизор, и на экране крупным планом появляется его лицо. Он специально поднимает голову,

чтобы мы его хорошо видели.

— Значит, ему известно про камеру? — спросил я. Разговор о мальчике служил прекрасным отвлекающим

маневром.

— Конечно, — ответила Арлин. — Но его это не останавливает. Он обожает сеансы магии, и Хью просто не

может прогнать его.

— Воспитание не позволяет. Вот потому мы и установили видеокамеру.

Потрясающе. По сути, они установили видеокамеру на своем окне, чтобы не встречаться с соседским

мальчиком, но встречаться им приходится, потому что воспитание не позволяет им его прогнать. Они оказались

пленниками в своем собственном доме только потому, что не могут ответить отказом.

— А нельзя ему сказать, чтобы он пришел в другой раз? — спросил я, по-прежнему пытаясь оттянуть время

начала сеанса гипноза.

— Он хитрый парень, — сказал Хью. — Стоит отворить ему дверь, он тут же просовывает ногу в коридор,

не давая ее закрыть. Иногда нам приходится прятаться за диваном. Мы затаимся там, чтобы он думал, будто мы

просто забыли задвинуть шторы, но хитрец прижмется .лицом к оконному стеклу и минут десять ждет в

надежде, что мы выйдем из укрытия.

— На прошлой неделе, — добавила Арлин, — он постучал к нам и, когда мы включили камеру, поднес к ней

свой табель успеваемости, чтобы мы могли с ним ознакомиться. Ну разве можно прогнать такого сорванца?

Я восхищался Хью и Арлин. Мне нравилось, что их, по сути, терроризирует ребенок, который просто хочет с

ними дружить. Мне нравилось, что они не прогоняли его, не жаловались его родителям, не старались отвадить

его раз и навсегда. И мне нравилось, что, рассказывая о нем, они широко улыбались, и их голоса полнились

подлинной симпатией и восторгом. Они любили этого соседского мальчишку. Просто хотели, чтоб он не лез им

постоянно на глаза.

— Смотри, что он дал мне на днях...

Хью достал из выдвижного ящика какое-то свидетельство формата А4 и стал читать его:

— Это «Диплом лучшего друга». В нем говорится: «Трудно найти такого друга, как ты. Это удается только

счастливчикам. Но, вообще-то, хорошие друзья — редкость. А ты всегда рядом!»

— Разве ты рядом?! — воскликнул я. — Ты обычно прячешься от него за диваном!

Неожиданно раздался стук в дверь. Громкий стук.

— Тсс! — Арлин приложила палец к губам.

Стук повторился.

Бух.

Бух, бух.

Хью застыл на месте. Арлин замерла. Я тоже сидел не шелохнувшись. Мы все смотрели на экран телевизора.

И вот он появился. Мальчишка лет одиннадцати-двенадцати с короткими белокурыми волосами и большими

голубыми глазами. Он смотрел в камеру. Шагнул к ней почти вплотную и смотрел, смотрел. Потом постучал в

окно и опять поднял лицо к камере.

Мы все молчали. Это был один из воистину ужасающих моментов в моей жизни.

А потом мальчик покачал головой, скрестил руки и пошел прочь.

— В принципе, — произнес Хью, — он хороший малыш. Правда, иногда, когда бывает у нас, специально

снимает с себя свитер или одну туфлю и прячет где-нибудь в доме, чтобы потом прийти за своей вещью. И еще

оставляет маленькие подарки. Подарил мне пепельницу, которую умыкнул на днях из паба.

— Мы зовем его «Вестник долины», — сообщила Арлин. — Скажешь ему что-нибудь, а к вечеру об этом

знает уже вся долина.

— Перед Рождеством, — продолжал Хью, — я сказал ему, что он меня замучил и потому я отправляюсь в

Боснию. На следующий день он принес мне печенье в дорогу и открытку с надписью «Счастливого пути».

Правда, потом, как только я выходил из дому, весь город ко мне подходил и желал удачи в Боснии.

Неожиданно, без всякого предупреждения, открылся, с лязгом, почтовый ящик. Это опять появился Дин.

Пытался застать нас врасплох. Крышка ящика оставалась открытой секунд десять-двадцать. Мы все трое

замерли, вытаращив глаза. Крышка начала опускаться, но тут Мерфи чихнул, и ящик вновь резко открылся. У

меня было такое ощущение, будто я попал в парк юрского периода. Я затаил дыхание. Спустя несколько

мгновений крышка опять захлопнулась, и мы увидели на экране телевизора, как маленький мальчик, явно

стараясь не попа

дать под глаз видеокамеры, бочком отошел от дома и, недовольный, зашагал прочь по дороге.

— Так что — будем тебя гипнотизировать или нет? — спросил Хью.

И тут меня осенило.

— Хью! Я придумал название для твоего шоу! — взволнованно крикнул я.

— Какого еще шоу?

— Ну, тот конкурс среди собак на выявление еще одного пса-гипнотизера!

— И?

— Назови его «Щенок-идол».

Хью просиял.

— «Щенок-идол»! Блестяще! Я же говорил! Подсознание! Концентрируешься на чем-то другом, и ответ

приходит сам собой! Так, подожди немного, мне нужно позвонить...

Прошел час. Я только что проснулся.

Моя идея с названием собачьего шоу подарила мне немного времени... но только немного.

Меня загипнотизировали.

Не могу сказать, проходил ли сеанс гипноза с участием пса, — что неизменно вызывает беспокойство, когда

просыпаешься в чужом доме, — но сейчас Мерфи, вне сомнения, смотрел на меня. И вместе с ним... маленький