Путешествие в страну Офир - Зинаида Шишова

– Знаешь, Эрнандо, – произнес наследник адмирала мечтательно, – мог ли я ожидать, что наше совместное с отцом Бартоломе плавание доставит мне такую радость! Матерь божья, прости мне мои заблуждения! Я ведь совершенно отчетливо представлял себе, о чем будет всю дорогу толковать мне этот человек. Об индейцах, которых белые люди уничтожают сотнями и тысячами, о младенцах, разорванных на куски хорошо обученными испанскими псами, об энкомьендеро, которые заодно с отведенными им участками получили в безвозмездное пользование сотни рабов-индейцев… Я уже слыхал такие речи его на Эспаньоле… Однако опасения мои были напрасными. Думаю, что весь жар своей души отец Бартоломе приберегал для выступления перед императором…

– А вы присутствовали на этом выступлении? – спросил Франческо.

– Присутствовал ли я! – воскликнул дон Диего. – Да если бы доступ в королевский дворец не был столь затруднен, на выступлении этом оказалась бы вся Севилья! Люди толпились под окнами дворца, запрудила всю улицу… Может быть, среди них были и доброжелатели отца Лас Касаса, однако те немногие в зале – я это отлично видел – сжимали от злобы кулаки.

– А император?

– Карл Пятый, спустившись с возвышения, на котором стоял его трон, подошел к отцу Бартоломе и, сначала поднеся к губам его руку, предложил затем отцу Бартоломе занять место в кресле рядом с его троном. Император предложил монаху кресло, которое обычно занимал герцог Альба!

– Ты говоришь: император поднес к губам руку отца Бартоломе? – улыбаясь, спросил Эрнандо. – Но ведь это было не так легко: ростом Карл Пятый с нашего Франческо Руппи… Императору самому следовало бы склониться…

– Как ты любишь шутить при совершенно неподобающих обстоятельствах! – с сердцем перебил его дон Диего.

…Дон Диего уже заснул. Кажется, заснул и Эрнандо. А Франческо долго еще лежал с закрытыми глазами, обдумывая все происшествия сегодняшнего дня.

«Всегда ли в доброте можно разыскать зернышко справедливости? – задавал он себе вопрос. – Не доброта ли, говоря по совести, искалечила характер дона Диего? Нет, поначалу сын адмирала был действительно окружен вниманием и заботой, но доброта была здесь ни при чем. Так нужно было государям! И Эрнандо прав: настоящую доброту по отношению к сыновьям адмирала выказывала только бывшая кормилица принца Хуана!.. А донья Мария де Толедо!» – Франческо вспомнились наветы на эту красивую и гордую девушку.

Как жаль, что он в свое время не рассказал Эрнандо о встрече за столом придорожной венты с тем немолодым, благообразным сеньором… Тот начисто отверг все подозрения по поводу женитьбы вице-короля Индий на Марии де Толедо… Как хорошо этот сеньор пояснил:

«Этими молодыми людьми руководили только любовь и доброта! К сожалению, – тяжело вздохнув, добавил он, – это очень редкий случай. В знатных семействах, как и в королевских, меньше всего при заключении браков заботятся о чувствах будущих супругов… Это искалечило и мою жизнь, – признался он со столь необычной для испанца откровенностью. – Да, могу допустить, что возможность стать вице-королевой Индий и привлекала отчасти донью Марию де Толедо, но, надо вам знать, в ту пору дон Диего был очень хорош собой, был отважен и, главное, без памяти был влюблен в донью Марию…»

«А она?» – чуть не задал вопрос Франческо, но воздержался: в венте было полно народу, к их разговору прислушивались… Однако его сосед по столу сам заговорил о вице-королеве:

«Донья Мария в слезах призналась как-то, что готова отдать свои алмазы, жемчуга и золото, лишь бы врачи вернули ее мужу здоровье… Могу засвидетельствовать, что эти благородные слова были действительно произнесены, – добавил пожилой сеньор, – потому что я прихожусь родным братом лекарю, пользовавшему вице-короля. Сам-то я не лекарь, но четыре дня по поручению брата я не отходил от постели больного… Однако услуги мои и не понадобились: буквально весь уход за своим супругом вице-королева взяла на себя»…

«Любовь и доброта!» От всего сердца желал Франческо счастья наследнику адмирала. Пускай Эрнандо толкует о том, что Диего обладает какой-то особой способностью действовать себе во вред, но это, очевидно, чрезмерная придирчивость брата к брату…

Подбив хорошенько кулаком подушку, Франческо так и заснул с улыбкой на губах.

Еще не открывая глаз, но вдохнув полной грудью ночной аромат цветов и лавра, Франческо обрадовался, что наконец проснулся. Сейчас его уже не будет преследовать этот крикливый, иногда переходящий в нестерпимый визг голос человека, с которым он во сне почему-то ссорился.

С трудом он раскрыл глаза. До утра было еще далеко. Синее севильское небо все светилось звездами, как бы приглашая Франческо заснуть снова. Потихоньку, чтобы не разбудить соседей, он поправил подушку и, зажмурившись, перевернулся на правый бок.

И вдруг – о боже! – над самым его ухом снова раздался тот же визгливый голос! Еще не понимая, во сне ли он его слышит или наяву, Франческо через силу открыл глаза. Нет, сейчас этот голос он слышит наяву. И тут же до него донесся шепот Эрнандо:

– Очень прошу тебя, успокойся. Мне не хотелось бы, чтобы друг мой переменил о тебе мнение. Прошу тебя, Диего…

Так вот, оказывается, кому принадлежал этот пронзительный голос! Вице-королю Индий дону Диего!

– И не проси! Что же я, по-твоему, обязан дорожить мнением любого проходимца? Любого матроса? Ты еще, пожалуй, заставишь меня…

– Обнимать и целовать сеньора Руппи тебя никто не заставлял! – тихо, но строго произнес Эрнандо. – Умоляю тебя, успокойся!

– Да как же я могу успокоиться? – Дон Диего сейчас говорил так же тихо, как и его брат. – Никогда не забуду! Один из сыновей адмирала расстилает постели в саду! Вице-король Индий пытается ему помочь… А этот матрос потом преспокойно укладывается на приготовленном ложе! Будь поосторожнее с ним… И в библиотеку свою тебе не следовало бы его пускать…

– Просьба допустить сеньора Руппи пользоваться Королевской севильской библиотекой была подписана Карлом Пятым! – произнес Эрнандо. – Диего, милый, ведь я не враг тебе! Одумайся! Помолчи хотя бы… Я знаю, что на тебя, как и на отца нашего, иной раз «накатывают» эти приступы раздражения… Уверен, что не наступит еще утро, как ты уже раскаешься в том, что так незаслуженно обидел нашего достойного Хосе. Сеньор Франческо, к счастью, спит и ничего не слышит, иначе тебе пришлось бы и ему приносить извинения…

Франческо лежал очень тихо… Кажется, даже слишком тихо: во сне ведь люди дышат глубже и громче, чем наяву…

Сейчас и Эрнандо следовало бы помолчать, но, на свою беду, он снова заговорил: