1937. Трагедия Красной Армии - Олег Сувениров

Что следователи проделали с полковником? Мы пока не знаем, да вряд ли когда и узнаем. Но 1 и 4 марта 1938 г. Линдов-Лифщиц подает заявления, в которых подтверждает свои прежние «признательные» показания.

Признал себя виновным и в судебном заседании Военной коллегии. И 20 сентября 1938 г. Ульрих, Алексеев и Колпаков преспокойно отправили его на смерть. Невиновного. Реабилитирован посмертно в 1955 г.

Долго и старательно охотились «ловцы» из НКВД за первым заместителем наркома обороны СССР командармом 1-го ранга И.Ф. Федько. Уже в апреле 1938 г. его вызывали в НКВД СССР на очные ставки с тремя бывшими сослуживцами, арестованными и сломленными и дававшими «компрометирующие» Федько показания. Однако известный всей стране герой Гражданской войны решительно отвергал эти клеветнические показания. Пришлось его отпустить. Но «разработка» Федько продолжается, собирается новый «компромат» и 7 июля 1938 г. он был арестован.

На допросе в НКВД 27 июля ему опять устраивают очные ставки, на этот раз уже с шестью бывшими крупными военными работниками, а теперь несчастными обезволенными жертвами, «уличающими» Федько в заговорщичестве. Командарм 1-го ранга продолжает отчаянно сопротивляться. Но силы иссякают. И нам неизвестно, что с ним делали. Но в протоколе его допроса, присланном Ежовым Ворошилову, напечатано, что Федько отказался от дальнейших очных ставок и «полностью признался». Для того чтобы объяснить такой крутой перелом в поведении награжденного четырьмя орденами боевого Красного Знамени Федько, в его уста вложена фраза о том, что свой отказ давать показания в начале и попытку опорочить «честных командиров Красной армии» (тех самых, которые ложно обвиняли Федько в заговорщичестве) были с его стороны не более чем сознательной провокацией: «Эта провокация была мною заранее придумана и преследовала целью опорочить следственные органы и их работу по вскрытию антисоветского военного заговора»74. Приходится признать, что не без выдумки боролись особисты за честь своего обрызганного человеческой кровью безвинных жертв мундира…

Длительный поиск и внимательное исследование многочисленных документов позволяют мне утверждать, что многие военнослужащие РККА, попавшие в застенки НКВД, либо вообще на всех этапах предварительного и судебного следствия решительно отказывались от предъявляемых им обвинений в измене родине и т. п., либо сумели продержаться на протяжении ряда месяцев от самооговора в несовершенных преступлениях. Но те же документы свидетельствуют, что большинство арестованных по разным причинам вступили на путь самооговора и даже оговора других лиц.

Надо признать, наконец, что среди арестованных находились и такие, которые совершенно недвусмысленно старались «отличиться» в выявлении врагов и тем самым заслужить благорасположение следователей НКВД в зыбкой надежде хоть как-то облегчить свою плачевную участь. Комкор Б.М. Фельдман по поводу его заявления, в котором он «признавал» себя виновным, писал в записке от 31 мая 1937 г. следователю Ушакову: «Начало и концовку заявления я писал по собственному усмотрению. Уверен, что вы меня вызовете к себе и лично укажете, переписать недолго». В другом заявлении на имя того же Ушакова, написанном в этот же день, Фельдман спешил предложить свои услуги. «Я хочу через Вас или т. Леплевского передать Народному Комиссару внутренних дел Союза ССР тов. Ежову, что я готов, если это нужно для Красной армии, выступить перед кем угодно и где угодно и рассказать все, что я знаю о военном заговоре… Вы не ошиблись, определив на первом же допросе, что Фельдман не закоренелый, неисправимый враг, а человек, над коим стоит поработать, потрудиться, чтобы он раскаялся и помог следствию ударить по заговору»75.

Бывший начальник Разведуправления РККА, а затем (перед арестом) заместитель командующего войсками МВО комкор С.П. Урицкий (кстати, родной племянник некогда грозного председателя Петроградской ЧК М.С. Урицкого) в заявлении заместителю начальника Особого отдела ГУГБ НКВД СССР В.С. Атасу от 14 апреля 1938 г. так характеризовал свое состояние и желания: «…Последние дни я плох, у меня бывают обморочные состояния, кровавая рвота, мне трудно думать, если можно, дайте мне один день перерыва, вызовите меня – я Вам доложу, а потом все до конца напишу. Я хочу превратиться в такого арестованного, который помогает власти. Я хочу заслужить милость Советской власти»76.

Некоторые арестованные видели спасение в том, чтобы доказать следователям, что они (ныне арестованные) сами активно боролись с «врагами народа» и поэтому никак не могут быть обвинены в какой-то антисоветской деятельности. Бывший военный комиссар УВВС РККА корпусной комиссар М.Ф. Березкин на следствии заявил, что он во время ликвидации антисоветской офицерской организации на Украине «сигнализировал» и писал в Политуправление РККА о неправильной позиции, занятой Якиром. Березкин заявил также, что в марте 1936 г. послал письмо Гамарнику о раскрытии офицерского заговора в г. Киеве, докладывал в ПУ РККА о состоянии 17-го корпуса и бывшем комиссаре корпуса Э. Рахья. 19 ноября 1939 г. начальник Особого отдела ГУГБ НКВД СССР просит Мехлиса проверить все это по архиву77. Не могу сейчас сказать, что дала проверка архива и насколько были достоверны показания Березкина о его «заслугах» в борьбе с «врагами народа». Но во всяком случае удалось установить, что корпусной комиссар Березкин был в декабре 1939 г. из-под стражи освобожден. Комкор Фельдман в своих заявлениях руководству Главного управления госбезопасности так-же просил учесть, что он помогал органам следствия изобличать участников военного заговора. Но ему это «не зачлось», он был расстрелян вместе с Тухачевским и другими.

«Признавались» не только сравнительно молодые коммунисты, но и старейшие члены партии большевиков, стоявшие у колыбели РККА. Член партии с 1903 г., активный участник Октябрьского восстания 1917 г. и Гражданской войны, бывший начальник Политуправления РККА с 1924 по 1929 год Андрей Сергеевич Бубнов «признался» в том, что он (вместе с женой) являлся участником антисоветской террористической организации правых и установил организационную связь с участником антисоветского военного заговора В.М. Орловым. Допрошенный в ходе дополнительной проверки бывший следователь НКВД СССР Церпенто показал, что после ареста Бубнов был доведен до такого состояния, что уговаривал других арестованных, в частности П.П. Постышева, подписывать сфальсифицированные следователями НКВД протоколы78.

Хотелось бы подчеркнуть, что люди типа Бубнова прошли тяжелое чистилище следствий, судов, тюрем, каторги и ссылки в царские времена. Нередко шли они, «звеня кандалами». И не сломались. Многие падали жертвами «в борьбе роковой», живые продолжали бороться. Единицы малодушных окружались всеобщим презрением. Увы! Следователи особых отделов НКВД оказались похлеще царских жандармов, позлее, побеспощаднее. И перед ними ломались вчера еще сами себя называвшие «твердокаменными» большевики.

16 июля 1937 г. был арестован работавший до этого начальником «Главюгзаплеса» Наркомлеса СССР К.X. Данишевский. Это один из старейших членов партии – с 1900 г. Неоднократно подвергался репрессиям со стороны царского правительства. Участвовал в подготовке V Лондонского съезда РСДРП, был делегатом съезда и избран здесь членом редакционной комиссии съезда и членом ЦК РСДРП. Принимал активное участие в Октябрьской революции, в подавлении левоэсеровского мятежа летом 1918 г., в Гражданской войне, занимая ряд ответственнейших военных постов (от члена Реввоенсовета Восточного фронта до комиссара штаба Реввоенсовета Республики). В мирное время занимал ряд ответственных постов в партийных и советских органах. Когда в конце 1921 г. Хамовническая районная комиссия по чистке партии исключила Данишевского из партии, В.И. Ленин счел необходимым обратиться с письмом к члену Центральной комиссии по очистке партии П.А. Залуцкому, в котором писал: «Обвинения против такого старого партийца и революционера… – явно невероятны. Зная Данишевского по истории партии, годы и годы до революции, я очень прошу внимательно, строго и всесторонне проверить»79. Данишевский тогда был в партии восстановлен.

И вот теперь он был обвинен во всех смертных грехах: в троцкизме, во вредительстве, в подготовке террористических актов против руководителей ВКП(б) и Советского правительства, в шпионаже в пользу германской разведки. Объективных доказательств никаких. Но следователи НКВД работали настолько «успешно», что «старый партиец и революционер» К.X. Данишевский в несовершенных им преступлениях «признался» на предварительном следствии и подтвердил их в суде. 8 января 1938 г. Военной коллегией осужден к ВМН и в тот же день расстрелян. Реабилитирован посмертно 18 июля 1956 г.80.

Константин Константинович Юренев (Кротовский) вступил в большевистскую партию в 1905 г. в 17-летнем возрасте. За революционную работу подвергался преследованиям со стороны царского правительства. В 1912 г. сотрудничал в газете «Правда». Делегат VI съезда РСДРП (б). С сентября 1917 г. работал над созданием Красной Гвардии, был председателем Петроградской Центральной комендатуры Рабочей Красной Гвардии, позже – председателем Главного штаба Красной Гвардии. В 1918 г. – член Всероссийской коллегии по формированию и организации Красной армии и председатель Всероссийского бюро военных комиссаров, в 1919 г. – член Реввоенсовета Восточного фронта. С 1921 г. – на дипломатической работе – полпредом в Бухаре, Латвии, Чехословакии, Италии, Персии, Австрии, Японии, Германии. И вот в сентябре 1937 г. в Москве он арестован.