Колыбельная - Владимир Данихнов

— Есть, — поразмыслив, ответил Танич.

— За мечту! — провозгласил Молния.

Они снова стукнулись.

— Потом мы с тобой пересеклись возле ларька «ПИВОВОДЫ», — почесав голову, продолжал Молния. — Прости уж: пришлось стукнуть тебя по башке. Видит бог, я помягче хотел ударить, чтоб не повредить тебя ненароком, но сила в руках — ого-го! Русская силушка! — Он захохотал. — Дурная сила, ничего не скажешь. Вообще место то нехорошее. Постоянно кто-нибудь сует нос на свою голову. Одного бомжа пришлось завалить, представляешь? Гордиться тут нечем, конечно. Да что ж мы без закуски! — спохватился Молния. — У меня сардельки есть. Сам варил. Хорошие сардельки, чесслово. Будешь? Давай, не стесняйся, с сардельками водка куда лучше пойдет. Только без фанатизма: не превращай закуску в еду.

Он протянул Таничу прозрачный пакет с жирными сардельками и пластиковую вилку. Танич раскрыл пакет и подцепил вилкой сардельку. Он жевал сардельку, не чувствуя вкуса, как обезличенную резину. Молния печально глядел вдаль.

— Тяжело нам, простым людям, живется, — тихо произнес Молния, — всюду глухая стена непонимания. А мы ведь как лучше хотим, верно? — В его глазах набухли слезы, и он шмыгнул носом. — Мы, конечно, иногда ошибаемся, но делаем это от большой любви, да? Любовь не так просто выразить. Не знаем мы, как ее выразить, не научены, вот в чем закавыка. Но мы хотя бы пытаемся. В отличие от всякой мрази. Ох, сколько мрази на свете. Страшно подумать. Да что тут говорить: давай лучше споем. — Он прочистил горло и запел «Ой, цветет калина в поле у ручья».

Танич чуть не подавился сарделькой. Это сон, подумал он, такого не бывает. Он тайком ущипнул себя за руку, надеясь проснуться, но пробуждения не наступило. Молния прекратил петь. У него глаза светятся в темноте, подумал Танич, боже мой, у этой твари светятся глаза. Он сделал глоток из бутылки, чтоб немного успокоиться. Его трясло. Молния протянул ему пару кусков ржаного хлеба. Танич кивнул: спасибо, — и положил сардельку на хлеб. Мякиш намок от жира.

— Ну, продолжим, — сказал Молния. — Кроме того, я BallsCracker с форума городских сплетен. Я немного пофоткал здешние места. В том числе мою «газель». Ты знаешь, я люблю фоткать. «Остановись, мгновенье, ты прекрасно» и всё такое. В душе мы все люди искусства, верно, дружище? — Он подмигнул Таничу. — Затем я выложил фотки на форум. Надеялся, что ты увидишь их, поймешь мой намек и придешь. И вот ты здесь. — Он шутливо пихнул Танича кулаком в плечо. — Небось, не ожидал, что тебя водкой угостят?

— Не ожидал, — выдавил Танич.

Он украдкой посмотрел на спящего: тот еле заметно шевелил губами. Глазные яблоки быстро вращались под веками, на бледном лице лежали глубокие тени. Похоже, ему снится что-то страшное, подумал Танич.

Молния проследил за взглядом Танича:

— Ах, этот… Специальный человек, чтоб ты знал. Немного заигрался в детектива, но парень хороший. Надеюсь, он присоединится к нам. Или нет. Посмотрим.

— «Присоединится»? — переспросил Танич.

Лицо Молнии сделалось серьезным.

— Ну да. Я думал, это очевидно. Мы с тобой одинаковые, дружище. Мы должны объединить усилия, чтоб город почувствовал нашу любовь. Я бы даже сказал «прочувствовал». Конечно, объединяться мы будем под моим брендом. Прости, но Солнечный Заяц вышел в тираж. Да и кому такие мастодонты, как ты, сейчас интересны. Одно убийство за полгода, а то и в год — тоже мне, удивил. Будущее за проектом «Молния». Быстрее, больше, лучше! Вдвоем, но под одним именем. Незачем распыляться. Вместе мы горы своротим. О Молнии заговорят за рубежом. Как тебе? За рубежом, дружище! Русский маньяк, известный на западе, — звучит! Качаешь головой? Зря. Маньяки-одиночки давно устарели. В больших городах еженедельно пропадают десятки людей; всем плевать. Но что, если пропадет сто? Тысяча? Что, если мы украсим расчлененными трупами главную елку страны? Люди в панике. Кто виноват? Виноват Молния! Один только Молния! Злой гений Молния! Гитлер по сравнению с Молнией — святой! Кто будет знать, что Молния — это два разных человека? То есть пока два человека; со временем нас станет больше, я уверен. Как тебе идея? Странно, что раньше никто не додумался. Не зря говорят, что всё гениальное просто.

— Я… — Танич запнулся. — Я не такой, как ты.

Молния посмотрел на него с удивлением.

— Что?

Танич повторил тверже:

— Я не такой.

Молния расхохотался:

— Ого, да у нас тут д’Артаньян завелся! Ну да, не такой. Убиваешь не только девочек, но и мальчиков. Совсем не такой.

— Я убиваю… — начал Танич и поправился: — Убивал детей, которых в будущем ждали мрак и смерть.

— Обалдеть: прям рыцарь на белом коне! — удивился Молния. — Можно взять у тебя автограф? — Он приблизил к Таничу свое румяное лицо, и Танич почувствовал вонь гниющих зубов. — Дружище, да где гарантия, что всех твоих детей в будущем ждал мрак; ты знаешь, сколько народу выбралось из задницы? Я имею в виду не всякую шваль, которая только думает, что выбралась, а действительно талантливых ребят. Не знаешь? А я знаю. Я читал про них в «Википедии». — Он победно взглянул на Танича.

Танича колотило.

— Я… — промямлил он. — Я…

— Что, неприятно правду выслушивать? — Глаза Молнии блеснули. — А ты как думал? Вообще я в тебе потихоньку разочаровываюсь. Серьезно. Сам посуди: приперся сюда с ножом за пазухой; качаешь права; ни одного тоста до сих пор не произнес. Ни одного вшивого тоста — а ведь это древний русский обычай! А нож? Думал, я не замечу, что у тебя нож за пазухой? Зачем он тебе? — Он сделал глоток из бутылки, крякнул. — Ну ладно, думаю, мало ли для чего этому парню нож. Может, колбасу резать. Угощу его водкой, поговорю по душам. Он же простой русский парень, должен понять мои глубинные чувства. И что же? Угостил, сделал выгодное предложение. А он, сволочь неблагодарная, смеет утверждать, что он, видите ли, выше меня. Он, оказывается, принц света, а я, значит, дерьмо на палочке. Ну не скотина ли? — Он повернул голову. — Гордеев, как ты думаешь: скотина он или не скотина?

Танич машинально посмотрел на спящего; Гордеев молчал, не в силах пошевелить ослабшими от беспробудного сна губами.

— Дрыхнет, — грустно подтвердил Молния. — Друг, называется. Вот и заводи после этого друзей.

— Кто ты? — прохрипел Танич.

Молния моргнул:

— Что?

— Кто… ты?

Молния улыбнулся и не ответил.

Страх сковал движения. Танич попробовал поднять бутылку, чтоб сделать глоток, и уронил. Бутылка покатилась по краю стола, водка полилась на бетонный пол. Танич не понимал, что с ним творится. Он боялся посмотреть в сторону Молнии. Он никогда раньше так не боялся. Он не боялся даже смерти, потому что не видел особенной разницы между бытием и небытием; но то существо, которое смеялось и паясничало с ним за одним столом, испугало его до чертиков. Вставая, он задел стол и едва не опрокинул его. Сделал шаг в сторону, к слабому свету улицы. Ему казалось, что подошвы ботинок липнут к полу, как будто кто-то разлил здесь клей. Танич весь вспотел от напряжения. Существо хихикнуло. Сейчас оно пойдет за мной, подумал Танич, холодея, господи, эта тварь пойдет за мной. Он попытался расстегнуть пуговицы на куртке, чтоб достать нож, но не смог: руки дрожали. Он закрыл глаза и прошептал: я должен, должен, должен идти. Он собрался с силами и швырнул окостеневшее тело вперед. Из его глотки вырвался сиплый вскрик: он все-таки выбрался из склада. Сразу потеплело. Голос Молнии подгонял его. Ноги тонули в слякоти. Распахнутые ворота чернели далеко впереди. Это болото, подумал Танич, вот что это такое. Ему показалось, что он слышит, как истошно квакают лягушки. Первого своего ребенка он убил в похожем месте. Мальчика звали Егорка. Он был дебил. Ходил по двору и бубнил злым голосом матерные куплеты, а дети кидали в него грязь. Взрослые ругали детей, объясняя им, что несчастный мальчик болен. На какое-то время издевательства прекращались, а потом мальчик снова возвращался домой по уши в грязи. Одинокая женщина, которая была матерью Егорки, мыла его в тазике у открытого окна и причитала: господи, за что мне такое наказание?! Мыльная пена стекала по толстым рукам, по безобразному лицу струились слезы. Танич встретил мальчика на обочине шоссе за городом. Время было позднее. Танич прогуливался вдоль канавы, полной отцветшей воды. Он разведывал местность, размышляя о своем первом преступлении. В голове вырисовывался план, как заманить в лесополосу будущую жертву. Тут из темноты вышел Егорка. Танич обмер. Егорка подошел к нему и застыл на месте.