Лес пропавших дев - Джун Хёр
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Как долго мы были в плену, – прошептала Бохуи, крепко держась за седло.
При дневном свете кожа трех пленниц выглядела бледной и тусклой. Девочки удивленно оглядывались, словно позабыли о тепле солнца, о том, как выглядит мир. Будто новорожденные малыши, они запрокинули головки и рассматривали каждый листик, каждую веточку.
«Страшно провести под землей целый год, – подумала я, – слишком долго».
Я тоже начала смотреть по сторонам. Роса, повиснув на иглах сосен, сверкала, как драгоценные камни. Трава колыхалась на ветру – казалось, что травяное одеяло накинули на воду, а под ним бурлят волны. Мы будто оказались в центре зеленого моря. Облака, огромные как киты, неслись по небу и накрывали нас тенью. А вдалеке на горизонте маячили величественные холмы.
– Что теперь будет, господин инспектор? – спросила Мэволь. Она ехала рядом со мной и другими девушками.
Инспектор Ю оглянулся через плечо.
– В ближайшее же время я вернусь в столицу и отчитаюсь обо всем, что здесь произошло. Упомяну в отчете имя эмиссара, слуг, всех высокопоставленных чиновников, которые участвовали в преступлении. Не сомневаюсь, что на допросе старейшина Мун всех назовет. Не гибнуть же ему в одиночку.
Я устояла перед искушением оглянуться и посмотреть на человека, виновного в гибели и несчастьях стольких людей. Но чувствовала, как его пристальный взгляд сверлит мне спину. Вероятно, он считал меня виновницей смерти его дочери.
– А вы, госпожа Мин? – неожиданно спросил инспектор, отвернувшись. – Вы вернетесь в Мокпхо?
Я удивленно уставилась на сестру, затем быстро отвела взгляд.
– Не знаю.
Спустя мгновение Мэволь выпалила:
– Тебе лучше вернуться. – В ее голосе звучала обида. – Тебе все равно здесь не место. Слишком тут все дикое и нецивилизованное.
А я и не представляла, где теперь мое место. Не было больше ни мамы, ни папы, не было места, которое я могла бы назвать домом.
– Сестру ждет новая прекрасная жизнь, – продолжила Мэволь сладеньким голоском. – Она помолвлена с мужчиной вдвое старше ее. Они поженятся и переедут на другой край королевства, и Хвани будет прислуживать его родне, как рабыня.
Я вспыхнула. Такой была судьба всех женщин в нашей стране, но Мэволь преподнесла это как нечто крайне возмутительное.
– Хм. Вы вместе с сестрой раскрыли тупиковое дело, – заметил инспектор Ю, замедлив коня. Он весело улыбнулся, как улыбался, когда притворялся пьяницей-ученым. – Вы вполне можете поступить на службу к королю, вести сложные дела, распутывать преступления.
Я опустила глаза. Зачем мне все это теперь? Всю жизнь я стремилась угодить отцу, а теперь его нет.
Еще две деревни остались позади, потом мы снова выехали в поле. Вокруг все тянулись то зеленые просторы, то скалистые холмы. Я почти не моргала, просто смотрела вперед. Не могла ни о чем думать с тех пор, как увидела смерть Чхэвон.
Но когда мы подъехали к каменной ограде деревни Новон, я очнулась. У ворот собралась толпа крестьян. Нас встречали и молодежь, и старики. Их глаза покраснели от слез, а смуглые лица избороздили глубокие морщины.
– Омони ![32] Абоджи!
Бохуи узнала своих родителей. За ней радостно закричала Мари, потом Кёнджа. Девочки соскочили с лошадей и побежали сквозь толпу в объятия родных. Отцы, матери, братья, сестры, бабушки, дедушки – все кинулись обниматься. Время от времени они разрывали объятья и пораженно смотрели на своих девочек, трогали их за руки, гладили по голове, будто не верили, что те наконец дома.
Я сама почти почувствовала тепло этих объятий. Почти.
Потом я снова повернулась к толпе. Люди удивленно переговаривались.
– Мы все знаем! – выкрикнул один крестьянин. – Слуга приезжал из дома судьи и все рассказал нам.
– Мы сначала не поверили, – сказал другой. – Решили, что нас обманывают, когда услышали, что сестры Мин нашли убийцу. Никто не поверил.
Инспектор Ю остановил коня: вокруг нас столпилось довольно много крестьян.
– Солдат Чхве, – крикнул он сквозь шум. – Арестуйте Ссыльного Пэка, пока он не узнал, что мы вернулись, и не сбежал.
Солдат кивнул и ускакал.
– Солдат Син. – Ю повернулся в нашу сторону. – Проводи дочерей детектива Мина домой.
Я оглянулась, чтобы поблагодарить на прощанье инспектора, но он уже исчез в толпе, окружившей старейшину Муна. Люди кричали и размахивали кулаками в бессилии и ярости, ведь другие похищенные девочки так и не вернулись домой.
Ко мне подъехал солдат Син.
– Агасси, я провожу вас с сестрой туда, куда вам нужно.
– В хижину шаманки Ногён, – сказала Мэволь. – Нам туда нужно.
В молчании мы проехали через деревню. Гора Халла будто наблюдала за нашим молчаливым путешествием сквозь поле, где царил один лишь ветер. Чем ближе мы подъезжали к дому, тем страшней мне становилось. Шаманка Ногён потеряла родную дочь, а я лишь усугубила ее страдания.
Мы спешились и повели пони в конюшню – их привели нам солдаты после того, как мы рассказали, где оставили бедняжек. Потом мы медленно пошли к хижине.
Шаманка встречала нас у дверей в белом ханбоке, что развевался на ветру. Новости дошли и до нее.
Я старалась избегать ее взгляда, но когда наши глаза встретились, она кивнула мне в знак прощения.
– Вы обе, наверное, жутко устали, Мэволь-а, – она помолчала, – Хвани-я.
Деревянный пол веранды скрипел под ногами, мы шли каждая в свою комнату. Шаманка шла следом.
– До меня дошли слухи, что ваш отец погиб, – сказала она. – И я кое-что вспомнила. Год назад, когда детектив Мин был здесь, я очень беспокоилась за него, мне казалось, что он болен. Я не догадалась, что его отравили. И тогда я сказала, что лучше ему вернуться домой. Я спросила его, что, по его мнению, лучше для его дочерей. Если он побережет себя и выживет или если умрет во время расследования и оставит девочек сиротами?
Мэволь открыла дверь и пробормотала сонным голосом:
– Конечно же, он выбрал смерть.
Я вдруг поняла, что не в силах больше сопротивляться невероятной усталости, которая накатывала на меня волнами. На пороге комнаты я остановилась, заметив на столике обгоревший отцовский дневник. Сверху на нем красовался старый браслет, который я сплела для отца.
Я опустилась на колени перед вещами, которые когда-то считала ценными уликами. Теперь они превратились в единственное, что сохранилось от отца, ушедшего навсегда.
Я прижала к груди эти жалкие остатки былого и свернулась калачиком на циновке. Потом решу, что с ними делать. Слезы текли по лицу, и, в конце
