Шведский стол (сборник) - Ася Лавруша

В принципе, Владимир Петрович вполне доволен собственной судьбой. Жаловаться он не любит – даже если для жалоб есть причины. Но сейчас, в эту мохнатую тополиную жару, он искусственными мерами, воспоминаниями о чем-то дальнем и давнем, вызывает у себя чувство, похожее на обиду.

Горько и едко пахнет дорога. Из киоска громко заявляют о себе шаверма и группа «Руки вверх». И только в мгновения редкой благосклонности ветра можно почувствовать чуть солоноватый запах воды.

«Тридцать лет назад реки в городе пахли совсем по-другому, – думает Владимир Петрович. – Я точно помню, запах был сильный, свежий, особенно рано утром, в начале смены…»

Ему кажется, что в Ленинграде семидесятых никогда не было так жарко – даже если температура поднималась до тридцати градусов. Сейчас ведь почти все фасады в центре города зашиты этой пестрой, нагло лезущей в глаза рекламой, которая в два счета раскаляется. А тогда Питер был серо-голубым, каменным, прохладным… Нет, то есть кое-какие знаки времени можно было, конечно, встретить. Владимир Петрович, к примеру, помнит, что на крыше соседнего дома по вечерам зажигался призыв досрочно завершить пятилетку, у входа в сквер обещали «миру мир», а еще где-то поблизости что-то такое было про Госстрах… Машин опять же было намного меньше. Степенно ездили старые округлые «Победы» и «Москвичи», водители новых, более угловатых моделей пытались лихачить, но ГАИ была бдительна. А каким совершенством казались первые тольятинские «Жигули»! Впрочем, Владимир Петрович до сих пор твердо убежден, что это действительно хорошая машина – там же ручная сборка и металл толщиной в палец. У шурина как раз семьдесят третьего года «копейка», так он за ней следит как положено, и она ничего, бегает!..

А вот Петропавловка совсем не изменилась. Но тут ничего удивительного нет – для ее возраста тридцать лет это то же, что один день для человека. Владимир Петрович улыбается, вспоминая, как он радовался, узнав, что его, вчерашнего дембеля, определили не просто в милицию, а именно в водный отряд. Получалось, как в кино – провалы разведенных мостов над Невой, упругие волны, полощущие белую ленинградскую ночь, медлительные баржи и солидные корабли… И где-то рядом он – в красивой униформе на голубом катере.

Ему очень нравилась его работа. Хулиганов было мало, к тому же он их совсем не боялся – дважды в неделю Володя занимался самбо и демонстрировал неплохие результаты. Как-то он даже доказал это на деле – перебравшие мужики возле пивного ларька у Тучкова устроили драку, так Володя их, как тогда говорили, «на раз» в чувство привел. Конечно, они не были достойными соперниками – забулдыги, что возьмешь? Но ведь их было человек десять, а он один! Так что грамоту Володя принимал с чистой совестью… А в семьдесят втором командование направило его на учебу в высшую школу милиции, на вечернее отделение. Теперь он работал днем, и в этом был минус, потому что больше всего он любил вечерние и ночные смены. Но с другой стороны, занятия тоже были интересными. Особенно уголовное право, которое у них вел майор милиции Свирский. Владимир Петрович от кого-то слышал, что Свирский сейчас большой человек в Большом доме. Что ж, справедливо – мозги у мужика тогда еще были очень крепкими!

Владимир Петрович закрывает глаза и вспоминает, как майор входил в аудиторию, устраивал на столе свой портфель-дипломат, открывал его и вытаскивал учебник: «Ну что, товарищи курсанты, хотите заняться возвышенным – например, кражами антиквариата? Или будем сегодня разбирать что-нибудь более земное – какие-нибудь незатейливые бытовые преступления, а?..» Говорили, он даже за границу ездил по обмену опытом! Володя любил его слушать, даже дух иногда захватывало. Вот только, когда речь заходила об изнасилованиях, ему становилось как-то неприятно, что ли. То есть он понимал – в жизни всякое случается, они как раз и учатся для того, чтобы это «всякое» случалось пореже… Но рядом сидела Марина, и Володе очень хотелось, чтобы упражнение из учебника по делу об изнасиловании было поскорей выполнено…

Марина тогда работала в архиве Дзержинского отделения. Глаза у нее были голубые, а волосы густые и гладкие, заплетенные в тугую косу, которая ловила солнечные блики так же ловко, как какая-нибудь городская речка… После занятий они стояли в коридоре, Марина восхищенно отзывалась о преподавателе. Володя, полностью разделяя ее восторги, ревниво тем не менее молчал, а энергичная тень майора – распахнутый плащ и солидный портфель – мелькала где-то у выхода. Кстати, дипломат у Свирского был совершенно роскошный – с одной стороны пластмассовый, с другой кожаный, а еще никелированные заклепки по углам и кодовый замок! Да… дипломат…

Как-то вечером Володя подплывал к Петропавловской крепости со стороны Большой Невы. На Иоанновском мосту стояли туристические группы, экскурсоводы быстро и громко рассказывали посетителям о том, что это первый в городе мост, построенный собственноручно Петром Великим, и что сохранился он почти в первозданном виде…

Володе крепостной мост очень нравился. И даже не потому, что он представлял собой историческую ценность – у него была удивительная конструкция. Суставчатые деревянные опоры издалека чем-то напоминали первые летательные аппараты. Внизу мелькали тени, шелком блестела вода, и иногда создавалось впечатление, что мост летит! Низко, как речная птица. Приближаясь, Володя всегда рассматривал мост внимательно, пытаясь понять, что именно делает его похожим на планер, но вблизи это сходство почему-то исчезало.

В этот раз ему вдруг показалось, что где-то справа между внутренними сваями мелькнуло что-то металлическое. Или это был просто солнечный зайчик? «Нужно на всякий случай проверить», – решил Володя.

«Надо же, – удивился он, остановив катер прямо под мостом, – если смотреть снизу, то можно подумать, что это не мост, а чердак сельского дома…» В прошлые выходные Марина позвала его с собой на дачу к своему старшему брату. То есть это была даже не дача, а добротный дом в псковской деревне. Так вот, чердак там выглядел точно так же, как изнанка Иоанновского моста – такие же деревянные стропила и бурые металлические стяжки… Вблизи, кстати, ничего подозрительного не наблюдалось – никаких блестящих предметов. Но Володя решил убедиться в этом наверняка и, вытащив весло, отплыл немного вправо. Дотянуться до свай, стоя на днище катера, было довольно трудно. Волны дурачились и лишали равновесия. Изловчившись, Володя подпрыгнул и, ухватившись руками за горизонтальную опору, повис в воздухе. Привыкнув к висячему положению, отпустил одну руку и пошарил в небольшой, скрытой от глаз плоскости между настилом моста и нижними балками. Там ничего не было. «Может, еще правее?» – подумал Володя и, сгруппировавшись, на руках переместился на метр вправо. Там тоже ничего не обнаружилось. «Ладно, – решил он, – силы вроде есть, так что попробую еще чуть-чуть в сторону, и все. Если ничего не найду, значит, показалось».

Сил вообще-то оставалось немного. Совершая последний «осмотр», Володя уже мысленно представлял себе тарзанью траекторию возвращения к катеру, как вдруг рука его действительно на что-то наткнулась. Что-то плоское, вроде твердой коробки. Мгновенно забыв о подступившей было усталости, он подтянулся на обеих руках и заглянул в зазор. Дипломат? Похоже, что да! Тайник! Что в нем может быть? Одной рукой подпихивая кейс к середине моста, Володя кое-как вернулся к исходному пункту экспедиции. Потом покрутил его в поисках ручки и, схватившись за нее, спрыгнул в покачивавшийся внизу катер вместе со своей находкой.

Дипломат был почти такой же, как у майора Свирского. Пожалуй, даже лучше – потому что у Свирского ручка просто кожаная, а здесь она вся отделана металлическими заклепками. Ручка-то, наверное, и сверкнула! Ну а кожа, пластмасса и хромированные уголки были в точности, как на преподавательском портфеле. И кодовый замок такой же. Минут пять Володя безуспешно набирал цифры наугад. Потеряв терпение, вытащил из кармана тонкий плоский инструмент, что-то вроде отмычки. Такие были у всех милиционеров, этой штукой при необходимости взламывали не очень сложные запоры. Провозившись еще какое-то время и несколько раз при этом беззлобно выругавшись – полностью ломать замок не хотелось, а поддавался он плохо, – Володя наконец открыл портфель.

Внутри лежали два полиэтиленовых пакета. Непрозрачные, белые, с изображением решетки Летнего сада и надписью «Ленинград» по-русски и по-английски. Ими еще бабки в общественных туалетах спекулируют, цена им, кажется, пятьдесят копеек, а перекупщицы продают по рублю! А импортные, с рекламой сигарет «Мальборо» – по три! У импортных пакетов ручки прорезанные, а у «ленинградских» полиэтиленовая лента по краю протянута, так что закрываются они плотно, как мешок… Володя потянул ленту на одном пакете и, заглянув внутрь, окаменел.