Кладоискатель и доспехи нацистов - Юрий Гаврюченков

– Ладно, почапали, – сказал он. – С засадным немцем встретимся в другой раз.

– Ив более приятной обстановке.

Но встречаться с ним никто из наших не отважился.

– В Синяве появилась опасная разновидность немцев: древолаз засадный, – «обрадовал» перепуганных трофейщиков Пухлый.

– Где Аким? – спросил Глинник.

– Акима больше нет, – ответил я и вкратце рассказал, что с нами случилось.

Следопуты дружно изъявили желание покинуть лес. Вова установил натяжник сигнальной мины поперек тропы, ведущей к месту ночевки, и мы выступили.

Пухлый повел нас через немецкие позиции, где мы недавно баловались с летучками. Он знал, что в лесу короткий путь далеко не самый быстрый. Основной заботой было выйти к мемориалу. Оттуда до Молодцово километра три, а там уже цивилизация; ходит автобус до Синявино, рукой подать до дачи Чачелова, где хранятся Доспехи Чистоты и ожидает верная «Нива». Это средство эвакуации унесет нас из зоны боевых действий. Куда? Неважно. Главное – отсюда.

– Стой!

– Бросай оружие! – как гром среди ясного неба, обрушилось на нас из кустов.

– Хенде хох! – рявкнул над моим ухом Боря, с лязгом подхватывая за цевье сброшенный с плеча деготь.

– Не-емцы!!! – истошно завизжал Крейзи, и мы рванули от затаившегося пикета «светлых братьев», а вездесущие немцы, не стреляя, погнались за нами.

Бежали как очумелые. У меня перед глазами стоял изрезанный труп лесника. Пухлый, похоже, думал о чем-то подобном. Остальные ломились за нами, гонимые стадным инстинктом. Немцы хрустели ветками где-то неподалеку.

«Если возьмут в плен, скажу, что был в отряде поваром», – мелькнула абсурдная мысль. В Братстве полно людей, способных меня опознать, и гнать порожняк было бы бесполезно.

Лес поредел. Начинались канавы разрытых позиций.

– В окопы! – скомандовал Пухлый и подал пример.

Мы попрыгали следом, сбрасывая рюкзаки. Я сиганул в траншею, местами расчищенную трофейщиками почти до полного профиля. Там мы и заняли оборону.

– Заряжай! – крикнул Дима, передергивая затвор «светы».

Мы рассредоточились по траншее. Рядом со мной Боря, воткнув сохи глубоко в рыхлый отвал на краю окопа, изготавливал для стрельбы деготь, клацая на всю Синяву.

Между деревьями замелькал приметный камуфляж «светлых братьев». Немцев оказалось неожиданно много. Должно быть, мы наткнулись на сосредоточение групп, и теперь они стягивались сюда. «Сыновья Солнца» были хорошо организованы, их скоординированности можно было позавидовать.

– Не стрелять, подпустим поближе, – взял на себя командование Дима, в приказах которого никто не нуждался.

Немцы перли на нас. Уже можно было различить лица. Доносились призывы сдаваться.

Но мы с Пухлым хорошо помнили, что случилось с лесником и Акимом.

Кроме того, я не питал иллюзий относительно собственной участи при пленении. Терять мне было нечего, поэтому я выстрелил первым. Резво перебиравший ногами «светлый брат» отбросил автомат и крутнулся на месте, обхватив руками пробитую голову. Вслед за мной те, кому было что терять, машинально придавили гашетки. Загрохотали выстрелы. Окоп окутался дымом. Лупили по врагу, не жалея патронов, словно торопливо наверстывая упущенное. Наступавшие залегли. Кто-то надолго, кто-то навсегда. Застучали в ответ автоматы Калашникова. Атакующие поползли, прижимая нас огнем. Лупили поверх голов, чтобы ненароком не лишиться хранителя тайны Доспехов Чистоты, во всяком случае, убитых и раненых среди нас не наблюдалось. Должно быть, Общество сильно нуждалось в священной реликвии, если наказало «братьям» взять меня живым. Дисциплинированные немецкие юноши перли, не считаясь с потерями.

Мы херачили по ним, они палили в нас. Свиста пуль над головой не было слышно. В бруствер тоже ничего не попадало. Холостыми они, что ли, бьют?

Стали заканчиваться боеприпасы. Смолк Борин деготь, выпустив все сорок семь патронов из диска, затем заткнулся Сашкин ППШ. Пухлый расстрелял рожки из МП, сдохла ментовская СВТ, и я выстрелил в последний раз – сказался хронический дефицит трехлинейных маслят. Правый фланг пока еще прикрывали Глинник с Балдорисом, черпавшие запас из водяного цинка, а у нас закипел рукопашный бой.

Немцы добегали до траншеи и прыгали на нас, стараясь сверху поразить ногами или прикладом. Некоторые были вооружены короткими мечами, это, наверное, были особо злые «светлые братья». Таких оказалось двое, а всего добравшихся до нас арийцев – шестеро. Когда настало время окопной резни, чаша их терпения переполнилась. Они дрались яростно, словно обдолбались перед атакой анаболическими стероидами. Мы тоже – нам теперь всем терять стало нечего.

Началась кровавая рубиловка. Боря выхватил штык-нож и всадил по рукоятку в пузо наскочившего немца. Тут же другой «светлый брат» долбанул прикладом «Калашникова» моего компаньона по каске. Люфтваффовский шлем выдержал удар, но Боря зашатался. Обнажив охотничий нож, я пришел другу на выручку, косо пырнув «светлого брата» под диафрагму. Увидел занесенный над собой меч и понял, что не успею ни отскочить, ни закрыться.

Выстрел отбросил арийца, не дав завершить удар. Балдорис вторично пальнул в меченосца из револьвера. Глинник, примкнувший к винтовке штык, насадил на него целящегося в друга немца. Тот выронил опустевший «Калашников», на курок которого продолжал в запарке давить, и с громким криком повалился на Глинника. Трофейщик не удержал ганс-винт, на который немец навалился всей массой. Ноги «светлого брата» оторвались от земли, он описал в воздухе дугу, повиснув на стволе упершейся в землю винтовки, пролетел над окопом и рухнул на другой его край.

Подрезанный в живот немец оседал на меня. Еще один «светлый брат» сунулся ко мне с автоматом, держа его за ствол, как дубину. Я отшатнулся. Дернул за плечи раненого «братка» и вильнул за него. Приклад, чиркнув по плечу, врезался в стенку окопа. Боря, закатив глаза, валился на бок, толку от него было мало. Я развернул к себе раненого ганса и толкнул на машущего волыной противника. Отыгранной пары секунд хватило, чтобы подобрать со дна траншеи меч и встретить нападающего во всеоружии.

«Светлый брат» атаковал с неукротимостью дикаря. Бил, впрочем, расчетливо – по ключице, чтобы вывести из строя, но ни в коем случае не убить. «Братан» с ножом в брюшине валился ему под ноги, лишая свободы маневра. Я отступил. Приклад пронесся перед грудью. Удар мог запросто размолотить кость, но такой возможности я арийцу не дал; ухитрился цапнуть левой рукой за ремень автомата и рванул к себе. Немец, потеряв равновесие, пошатнулся. Я пнул его изо всей силы в пах. «Светлый брат» повалился на спину. Я прыгнул сверху, обрушившись тазом ему на грудь, перехватил меч, обратив острием вниз, и обеими руками воткнул клинок, целиком погрузив в тело немца, для надежности навалившись на рукоять. Враг подо мной задергался, и я почувствовал, что он не может сдвинуться с места – клинок пронзил его насквозь, приколов к земле, как жука булавка. Рядом громко сипел и корчился в агональной судороге смертельно раненный в живот «светлый брат».