О Милтоне Эриксоне - Джей

Этот случай произошел в 40-е годы, когда Эриксон работал в призывной комиссии. В то время единственной клинической теорией была психодинамическая. Ни семейная, ни поведен­ческая терапия еще не сформировались. Любой другой терапевт в то время скорее предположил бы, что столь странное поведе­ние вызвано подавленными бессознательными идеями, которые должны быть осознаны с помощью интерпретаций. А как бы он объяснил деревянную трубку и какое назначил бы лечение? На трубке внимание даже не остановили бы, ибо считалось, что на проявлениях проблемы фокусироваться не следует. Терапевт по­грузился бы в серьезную психопатологию, стоящую за этой трубкой и ее символическим значением. У кого Эриксон на­учился работать именно с проявлением проблемы?

Эриксон признавал ряд психодинамических идей и даже экспериментировал с ними. Он проверял психопатологию повседневной жизни, используя гипноз для внушения бессоз­нательных идей, а затем наблюдая поведение субъектов. В то время он, очевидно, предполагал, что у некоторых людей симптомы являются результатом неосознанных идей, связан­ных с прошлым. Но то, что он предпринимал для достиже­ния изменения, не было похоже на то, что делали последова­тели этой теории.

Классический пример — фобия. Считалось, что фобия вызы­вается прошлой травмой, которую человек вытеснил в бессозна­тельное. Ортодоксальная психотерапия предлагала осознание этой травмы и связанных с ней чувств. Ясно, что терапевтичес­кая интервенция подобного рода не могла бы быть типичной для Эриксона. Даже принимая допущение, что фобия возникла в результате прошлой травмы, работал он с ней совершенно ина­че.

Для примера я приведу случай заторможенной молодой жен­щины, у которой была фобия, связанная с сексом. Предполо­жение заключалось в том, что мать напугала ее разговорами об опасностях секса; затем мать умерла. Эриксон вызвал у молодой женщины регрессию в детство, к моменту, когда мать собира­лась сообщить ей столь устрашающие сведения. Он рассказал девушке, что сначала матери дают советы, которые касаются лишь части проблемы, а позже они рассказывают о проблеме полнее — когда видят, что дочери уже достаточно взрослые, чтобы правильно понять их слова. Затем он подвел девушку к моменту, когда мать предостерегала ее от секса, и выразил со­гласие с ее предостережениями. После этого он обсудил с мо­лодой женщиной, что могла бы мать рассказать ей о сексе, если бы осталась жива. Ведь дочь к тому времени выросла бы и смот­рела бы на секс здраво, и мать поведала бы ей о его положи­тельных сторонах. К сожалению, смерть не позволила матери завершить обучение дочки. Теперь пациентка была готова при­нять то, что мог дать ей Эриксон, — более позитивный взгляд на секс, который, вероятнее всего, дала бы ей мать, если бы не умерла так рано.

Идеи Эриксона о том, как изменять людей, ставили его особняком от остальных терапевтов. Те строили инсайт в про­шлое. Эриксон изменял прошлое, что видно из предыдущего случая, и более полно — в различных случаях с Человеком из Февраля (Хейли, 1986, с. 179. См. также “Человек из Фев­раля”[6]). То, что Эриксон принял и согласился с негативны­ми замечаниями матери, а затем изменил их, было для него очень типично. Он не осуждал мать или ее взгляды на секс, поскольку они были так важны для дочери. Его идея об ис­пользовании техник “приятия” как способа изменить людей до сих пор вызывает споры и непонимание. Терапевтический мир утверждал, что нельзя поддерживать мнение матери о сексе, если ты с ним не согласен. Эриксон же говорил, что, не поддержав его, он не смог бы адекватно общаться с доче­рью. Аналогично, Эриксон был жесток с клиентами, при­выкшими к жесткому обращению. Он считал, что для взаи­модействия это необходимо. Кто в нашей мягкосердечной профессии мог внушить ему эту идею?

Взгляд Эриксона на лечение фобии предполагает, что па­циент должен очутиться в ситуации, вызывающей фобию, при этом следует отвлечь его внимание, а затем сформировать у него новый комплекс эмоций и ожиданий. Он заставлял войти в лифт пациента, боящегося лифтов, внушая ему скон­центрироваться на ощущениях в ступнях. Или же готовил че­ловека к пугающей ситуации, заставляя его представлять стра­хи на экране и тем самым отделять себя от пугающих эмоций. Он мог лечить фобию действием и за пределами кабинета. Однажды, например, пожилой врач пришел к нему на прием в надежде избавиться от “лифтобоязни” (Хейли, 1986, с. 297). Этот врач работал в больнице на шестом этаже и вы­нужден был преодолевать пешком пять лестничных пролетов. Он боялся ездить в лифте, хотя лифт был абсолютно безопа­сен, а лифтерами работали весьма квалифицированные моло­дые женщины. Однако приближалась старость, а вместе с ней и физическая слабость, и ходить по лестнице пешком становилось все труднее и труднее.

Для терапевта есть разные способы объяснить этот страх и его причину и обдумать, как же добиться изменения. А какой под­ход можно считать типично эриксоновским? Я уверен, что у него могли возникнуть следующие предположения и наблюде­ния:

1. Эриксон не спрашивал о прошлых травмах, а рабо­тал над изменением через действие в настоящем. Судя по всему, он предположил, что фобия будет вылечена, если клиент проедется в лифте, не испытывая страха.

2. Поскольку он работал с симптомом, он поинтересо­вался деталями. Так он узнал, что доктор может входить в лифт и выходить из него. Паника возникала, только когда лифт двигался.

3. Как всегда, он внимательно наблюдал за своим кли­ентом и заметил, что пожилой доктор был очень вежли­вым, строгим и чопорным человеком.

На основе этих наблюдений и допущений можно ли угадать, какой будет типичная эриксоновская интервенция?

Эриксон пришел в больницу вместе с доктором и они вдвоем осмотрели лифт. Так как доктор мог входить в кабину и выхо­дить из нее, Эриксон выбрал один из лифтов и попросил лиф­тера, молодую женщину, подержать лифт на первом этаже. Доктор продемонстрировал Эриксону, что может входить и вы­ходить. Эриксон попросил его повторить это еще раз. Однако, когда доктор вошел, лифтер закрыла дверь и сказала: “Я ничего не могу с собой поделать. Мне ужасно хочется вас поцело­вать”. Не в меру щепетильный доктор ответил: “Отойдите от меня! Ведите себя как следует!” Девушка настаивала: “Но я про­сто обязана вас поцеловать!” Доктор приказал: “Сейчас же под­нимайте лифт!” Она нажала на рукоятку, и лифт начал подни­маться. Между этажами она опять остановила лифт и сказала: “Мы между этажами — здесь нас никто не увидит, я хочу вас поцеловать”. “Немедленно поднимайте лифт!” — воскликнул доктор, и она подчинилась. Его “лифтобоязнь” была вылечена с помощью одной-единственной интервенции.