Пугливая герцогиня - Аманда Маккейб

— Да уж, действительно. Сегодня… как вы сказали… дух выбили определенно не из вас. Уверена, Рейберну повезет, если он сможет завтра хотя бы ходить.

Николас самодовольно ухмыльнулся:

— Да, это было неплохо. В гневе я могу быть страшен, если захочу.

— О да! Сомневаюсь, что он когда-нибудь еще осмелится шантажировать женщину.

— Ему не будет дозволено появляться ни в одной светской гостиной Лондона, — сердито заметил Николас. — Если у него в порядке инстинкт самосохранения, он уедет за границу и останется там навсегда. А если он действительно хочет держаться от нас подальше, ему стоит ехать в Канаду или Индию.

Не думаю, что нам стоит об этом беспокоиться. Едва ли он покажется здесь опять.

Эмили снова ополоснула платок, стараясь собраться с мыслями. Теперь она точно знала, чем обязана Николасу, и понимала, что именно должна сказать ему. Она просто не могла подобрать нужных слов. Как может женщина подарить свободу мужчине, которого так отчаянно любит?

— Вы мой очень близкий друг, Николас, — начала она. — Я в неоплатном долгу перед вами за все, что вы для меня сделали.

Он сурово взглянул на нее:

— Я ваш муж, Эмили. О каком долге вообще может идти речь?

— Нет, может. Вы дали мне так много. Подарили дом, семью, положение в обществе и возможность заниматься любимым делом. Вы даже подрались из-за меня! Мой рыцарь Галахад[11]. Наш союз никогда не был таким искренним и открытым, каким должен быть. Даже помолвка состоялась в результате постыдной лжи. Но я хочу положить этому конец. Вы слишком дороги мне, чтобы продолжать это. — «Я люблю вас». Именно эти слова готовы были сорваться с ее губ, но она не позволила себе этого. Сейчас необходимо отпустить его, не пытаясь удержать, как бы ей того ни хотелось. Она старалась не думать о том, какой пустой и безрадостной станет ее жизнь без него. — Я могу найти для себя отдельное жилье или хотя бы переехать в другие апартаменты в Мэннинг-Хаус, здесь ведь очень просторно. Всем остальным совсем не обязательно знать правду. Я больше не навлеку на вас никаких сплетен и слухов.

— Эмили, пожалуйста. — Он пылко взял ее за руку, заставляя взглянуть на него. Невыразимая печаль в его лице затмевала даже след ушиба. Хуже всего, эта рана нанесена ему в самое сердце, и боль от нее он испытывал где-то глубоко внутри. — Что все это значит? Вы что-то еще скрываете от меня?

— Только то, что я видела миниатюру, портрет вашей Валентины, который вы храните в своем письменном столе в Вельбурне. Нет, я не искала чего-то нарочно, просто отстегнулся крючок, и… я увидела ее. Знаю, как вам не хватает ее, я никогда не смогу занять ее место в вашем сердце. Я не хочу, чтобы вы и дальше чувствовали себя обязанным…

— Обязанным? Так вот о чем вы думаете! По-вашему, я не могу отпустить ее? Двигаться навстречу будущему вместе с вами?

— Даже не знаю, что и думать. Когда речь идет о вас, Николас, о нашей жизни, я в состоянии лишь чувствовать.

— Эмили… — Николас поцеловал ее в макушку. От нежного прикосновения ей захотелось расплакаться. — Я дорожу ее памятью и всегда буду дорожить. Я никогда не знал такой любви до встречи с ней. И теперь храню ее портрет, как память о том, чему она меня научила.

— Чему она вас научила? — Эмили была уверена, что Валентина открыла Николасу то, что он открыл ей. Умение любить, искренне заботиться о другом человеке и ставить его счастье превыше своего. Это действительно настоящее чудо.

— Она научила меня заботиться и оберегать того, кого любишь, и каждое мгновение, проведенное с любимым, принимать с благодарностью. Ограждать от любой опасности. Хотя последнее мне удается нечасто.

— О чем вы говорите? Я никогда не видела, чтобы кто-то так самозабвенно заботился о близких, как вы, — горячо возразила Эмили. — Вы так внимательны ко мне и всем вашим братьям и сестрам.

Николас печально улыбнулся:

— К несчастью, я плохо позаботился о Валентине. Она умерла в родах… и бедный малыш тоже.

— Ах, Николас! Мне так жаль… — прошептала Эмили.

Как же он, должно быть, страдал, потеряв женщину, которую бесконечно любил, и ребенка, внезапно оказавшись совершенно одиноким в этом мире, после того как яркой вспышкой в его жизни возникла настоящая любовь. У нее сжалось сердце при мысли об этом. Она обняла его, положила голову на плечо, надеясь хотя бы немного смягчить его боль.

— Моя милая Эмили. — Он поцеловал ее в лоб. — Простите, что я забыл этот урок и подверг вас опасности.

— Глупости! Вы спасли меня, наказав Рейберна. Это не вы подвергли меня опасности, а мое к вам недоверие! — Внезапно ее осенило, она вдруг поняла, что именно он имел в виду. Она чуть отступила, глядя на него в потрясении. — Николас, вы боитесь, что и я могу умереть в родах?

Он лишь безмолвно кивнул, но вся его невысказанная горькая боль была понятна и без слов. Она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы, и стерла их ладонью. Оказывается, он боялся лишиться того, что уже потерял однажды — семьи и счастья, которое они наконец обрели, невзирая на все препоны. Она никогда не думала, что с ней может случиться такое. Настоящее прекрасно, и она готова бороться за это всеми силами.

— Я не могу потерять вас, милая Эмили, едва обретя. Я не думал, что смогу снова полюбить кого-то после Валентины. Но в моей жизни появились вы — самая добрая, чудесная женщина из всех, кого мне доводилось знать, и… вы нужны мне. Я не могу без вас.

Слезы ручьем полились у нее из глаз, стоило ей услышать эти слова.

— Вы даже представить себе не можете, насколько нужны мне, мой рыцарь, — сказала она и снова уткнулась в его плечо, закрыв глаза и слушая биение его сердца, его дыхание, наслаждаясь теплом и силой его тела. Единственное желание — навсегда остаться с ним рядом, упиваться его близостью и осознанием того, что он любит ее. Теперь они принадлежат друг другу. — Я жила вполсилы, пока не встретила вас, — сказала она. — Мир вокруг меня обрел краски, стал таким живым и ярким. Мне постоянно хочется смеяться и танцевать, а танцую я, между прочим, ужасно! Но больше всего мне хочется, чтобы все вокруг были такими же счастливыми, как я.

Николас засмеялся и поцеловал ее в висок:

— Все-все вокруг?

— Ну, может быть, за исключением Рейберна. — Она чуть отклонилась и посмотрела на него. Ей нестерпимо захотелось высказать, как много он для нее сделал, изменил в ее жизни. Он должен знать об ее истинных чувствах к нему. — Николас, вы подарили мне радость жизни. Я горжусь и безмерно счастлива тем, что я ваша жена. Мне было бы невыносимо, если бы жизнь со мной лишила вас радости. Я хочу, чтобы вы были счастливы.