Ересь внутри - Роберт Хейс

— Сейчас будет самое плохое, — с полной сожаления улыбкой предупредила девушка.

Танкуил продолжал шептать проклятие, решительно борясь с болью, но стоило игле проколоть его кожу, и все пошло насмарку. Он задохнулся он боли, и проклятие нарушилось. Свет солнца, шум природы и адская боль в ноге — все это разом нахлынуло на него, и он не сдержал крика. Только оберег бодрствования не позволил ему потерять сознание. Даркхарт обнаружил, что он плашмя лежит на камне и захлебывается слезами.

— Мне нужно продолжать, Танкуил.

Собравшись с духом, арбитр заставил себя вернуться в сидячее положение, вызвал из памяти слова проклятия и стал шептать их снова. Когда чувства опять притупились, он вымученно кивнул.

Девушка наложила пять швов, и каждый был болезненнее предыдущего. Дважды Танкуил забывал текст и вопил от боли. К моменту, когда она закончила, взмокший арбитр хотел только одного — забиться под одеяло с бутылкой какого-нибудь крепкого пойла.

Джеззет прошлась мазью по раздраженной коже, забинтовала ногу, а после присела на камень рядом с Танкуилом. Выглядела она не многим лучше арбитра.

— Я видела, как мужчины падали в обморок, когда их зашивали, — сказала она.

От нее пахло потом, кровью и помоями, но Танкуила это не заботило.

— Хах. Было не так уж и плохо, — соврал он.

Девушка улыбнулась.

— Стоит тебе как-нибудь попробовать залатать себя самому. Это тяжело. Мой наставник любил говорить: «Когда ты станешь Мастером Клинка, меня не будет рядом, чтобы помочь тебе. Ты должна научиться заботиться о себе». Вот я и заботилась… каждый раз.

Джеззет замолчала, а Танкуил не стал продолжать разговор. Голову все еще окутывал туман, мозг работал до отчаяния медленно, и арбитр просто был не в состоянии придумать ответ.

В конце концов Джеззет рывком поднялась.

— У нас осталось несколько часов до захода солнца. Стоит поискать место для ночлега. Тебе нужен отдых.

Танкуил покачал головой и встал следом за ней.

— Нет времени. Нужно двигаться. Чем дальше мы будем от Чада, когда они бросятся в погоню, тем лучше.

— Ты справишься?

Танкуил кисло ухмыльнулся:

— Пустяки. Смотри.

Он сделал несколько шагов, еще слегка кривясь, но в целом неплохо изобразив, что ему почти совсем не больно. Джеззет это не убедило, но все же она кивнула.

— Хорошо. Однако для начала, думаю, тебе стоит надеть штаны обратно.

Черный Шип

Бетрим стоял на часах, когда до него донеслись голоса. За мгновение до этого наемник грыз кусок сушеного мяса, судя по вкусу — чью-то лапу, и был слишком увлечен этим занятием, чтобы обращать внимание на кого-то, кто вздумает к ним подкрадываться. Целую ночь и весь последующий день он ловил на себе мрачные взгляды и слышал в свой адрес злобные оскорбления, а пару раз и неприкрытые угрозы, поэтому сейчас его не особо заботила необходимость что-либо делать на благо остальных. Все когда-нибудь совершают ошибки, и Черному Шипу казалось несправедливым, что за его проступок на него так ополчились.

Но стоило ему услышать посторонние звуки, все эти мысли сию минуту улетучились. Можно сколько угодно ныть и плакаться о своей доле, но перед лицом угрозы всем необходимо держаться вместе, забыв о распрях.

Звуки доносились издалека, но определенно приближались — ночью на равнинах прекрасная слышимость, и собаки были тому подтверждением. Бетрим сбился со счета, сколько раз он вскакивал посреди ночи от долбаного лая, не в силах определить, бесятся псы где-то у черта на рогах или прямо у него над ухом.

Торн легонько толкнул Босса ногой. Южанин всегда спал чутко и проснулся мгновенно. Несколько секунд ему потребовалось на то, чтобы понять, зачем Бетрим разбудил его, и тогда он кивнул — по крайней мере, наемнику так показалось. Таких, как Босс, трудно различить в темноте. Генри проснулась с первым же движением Босса, и в глазах ее, как всегда по пробуждении, заиграла жажда убийства. По правде говоря, это всегда до чертиков пугало Торна, хотя сам бы он никогда в этом не признался.

На четвереньках Бетрим пополз от лагеря в направлении голосов. В это время года трава была высокой — достигала колен стоящего и отлично скрывала человека, припавшего к земле. Единственная проблема заключалась в том, что давно не было дождя и трава стала сухой и ломкой, она шуршала и резалась. Довольно странно было пораниться таким образом, но Бетрим полагал, что именно за это ее стебли и называли «зелеными клинками».

Каждый раз, когда Торн опускал руку на землю, его сердце на мгновение замирало — змеи на равнинах не были редкостью, и стоит только одной тебя укусить…

Бетрим однажды видел человека, укушенного змеей. Они убили тварь, но в этом уже не было смысла. Того парня звали Весельчаком Гартом за его непрекращающиеся шутки и смех. Гарт всегда смеялся искренне, не как Шустрый, и ни разу никому не сказал дурного слова. Укус змеи оборвал его смех. Всего за час его рука сморщилась, стала коричневой и повисла, словно сухая ветка. Парень кричал — кричал, пока не сорвал голос и не стал заходиться в кашле. Все его тело будто начало гнить. Тогда он взмолился о смерти, и они прервали его страдания — одним точным ударом топора Медведь Харви отрубил несчастному голову.

Странным явилось и то, что у Весельчака Гарта практически не шла кровь. Обычно текучая, после смерти она густеет и превращается в этакое желе, но в случае Гарта это произошло, пока он еще был жив. И теперь Бетриму меньше всего хотелось быть укушенным змеей, пауком или какой-нибудь ящерицей, что обитают среди камней, — вообще кем бы то ни было.

Голоса стали громче, и Торн уже мог различить речь. Похоже на болтовню двух товарищей, которых совсем не заботит, что кто-то их может услышать или увидеть. В этот момент справа к Бетриму подполз Босс, а слева его задела Генри.

Один из двух собеседников слегка прихрамывал — должно быть, ранен, а с ранеными всегда проще иметь дело.

— Что они означают? И для чего они нужны? — услышал Бетрим произнесенный женским голосом вопрос.

— Обереги. — Второй голос был мужским.

— Да. Те, что на твоем мече… Что они означают? — снова спросила женщина.

На расстоянии Бетрим не мог сказать, кто из них ранен, — видел в темноте лишь два силуэта.

Босс несколько раз провел рукой перед лицом Торна и пальцами изобразил шаги. Бетрим уловил идею — эти двое просто идут мимо, и если они вдруг не изменят направления, то пусть себе идут и дальше.

— Их три. Первый сохраняет клинок таким же острым, как в тот день, когда он был выкован. На случай, если какой-нибудь идиот забудет воспользоваться точильным камнем, — заговорил мужчина.