Актеры шахматной сцены - Виктор Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С одной стороны – представитель классического стиля, глубокий стратег, непревзойденный аналитик, с именем которого связана целая эпоха в истории шахмат. С другой – яркий комбинационный талант, импровизатор, ниспровергатель догм и канонов, верящий не столько в правила, сколько в исключения, но прежде всего верящий в себя.
С одной стороны – доктор технических наук, серьезный ученый, сдержанный в выражении своих чувств, сдержанный в жестах, неторопливый, обдумывающий каждый свой шаг, пунктуально придерживающийся раз и навсегда установленного режима. С другой – журналист, острый на язык, мечтавший еще несколько лет назад о карьере эстрадного актера, любитель экспромтов, натура живая, артистическая, легко поддающаяся настроению.
Но и сторонники Ботвинника, и сторонники Таля единодушно сходились на том, что огромным, если не решающим фактором явится победа воли. Матч выиграет тот, кто сумеет навязать противнику свою манеру игры, кто сумеет направлять борьбу в удобное для себя русло, чья воля, характер, выдержка окажутся тверже. В этом состязании характеров важную роль должна была сыграть первая партия, хотя бы потому, что соперники до сих пор никогда за доской не встречались.
Правда, однажды такая встреча чуть было не состоялась. История шахмат, как и всякая история, любит, когда происходят события, на которых как бы лежит печать судьбы, фатума. Шахматные литераторы часто, к примеру, рассказывают, что в 1925 году школьник Миша Ботвинник играл в сеансе одновременной игры против чемпиона мира Капабланки и заставил того сложить оружие. Таль в детские годы мог бы тоже сыграть с Ботвинником, если бы Ботвиннику… не захотелось спать!
Да, был такой случай. В 1948 году, став чемпионом мира, Ботвинник поехал отдыхать на Рижское взморье. Миша Таль быстро разведал, где остановился чемпион, и начал приставать к домашним, чтобы его сводили туда – всего-навсего поиграть! Мать на этот раз по-настоящему рассердилась, и даже доктор Таль, который не умел отказывать сыну, стал на ее сторону. Но добрая душа нашлась: тетя взялась сводить мальчика к Ботвиннику. На звонок вышла женщина. Она взглянула на мальчугана с шахматной доской под мышкой, мгновенно «оценила позицию» и, сказав: «Ботвинник спит!» – быстро захлопнула дверь. Первый поединок пришлось отложить ровно на двенадцать лет…
И вот настало пятнадцатое марта 1960 года, когда они сели друг против друга на сцене Театра имени Пушкина – сорокадевятилетний ветеран, суровый, выдержавший на своем веку немало ударов, и если и не ожесточившийся в многолетней борьбе с конкурентами и претендентами, то, во всяком случае, лишенный какой-либо сентиментальности, – и двадцатичетырехлетний баловень судьбы, взбегавший наверх прыжками через две-три ступеньки…
Рассказывают, что Ботвинник, готовясь к очередному матчу, специально настраивал себя против своего будущего противника, стараясь выискать в его характере, манерах, поступках нечто несимпатичное, что позволило бы ему, Ботвиннику, вступить в бой в состоянии предельной собранности. По-видимому, Ботвинник верил, что такая психологическая самообработка была ему необходима. Но «улики» против Таля Ботвиннику найти было трудно. Во время предварительных переговоров Таль вел себя безукоризненно, охотно принимая все условия, выдвигаемые чемпионом. Придирчивый Ботвинник не имел ни малейшего повода быть недовольным. И все же можно не сомневаться, что Таль – не столько как человек, как личность, но, прежде всего, как шахматное явление – должен был вызывать в нем раздражение.
Ботвинника, человека науки, ученого и по роду деятельности, и по складу ума, характеру мышления, не мог не раздражать тот шум, которым сопровождался каждый новый успех Таля. И прозвища вроде «черной пантеры» или «ракеты из Риги», и разговоры о гипнозе, и черные очки Бенко, и необъяснимое «везение» Таля – все это и многое другое не могло не вызывать у чемпиона мира иронической усмешки.
У человека, который стал чемпионом мира спустя семнадцать лет после того, как одержал первую победу в чемпионате СССР, не могла вызывать доверия головокружительная карьера Таля, которому потребовалось всего два года, чтобы пройти путь от чемпиона страны до претендента на шахматный престол. Ботвинник вступил в переговоры с Алехиным о матче в ту пору, когда еще были в расцвете сил Капабланка, Эйве, Решевский, Файн, когда был молод Керес. Талю достались уже попавший в цейтнот Керес, явно уставший после трех поединков с Ботвинником Смыслов, еще не успевший поверить в себя Петросян. Да и то, что Ботвиннику почти пятьдесят, – это тоже ведь для Таля удача.
В свое время Ботвинник создал стройную, хорошо продуманную систему подготовки к ответственным шахматным соревнованиям, которой Таль откровенно пренебрегал. И то, что Таль отправился на турнир претендентов спустя месяц после операции, и то, что он курил, мог засидеться с веселой компанией допоздна, не следил за своим здоровьем, казалось Ботвиннику, по меньшей мере, легкомыслием, не достойным большого шахматиста.
Но, может быть, горше всего для чемпиона мира было то, что молодой претендент посягнул на самое дорогое для Ботвинника в шахматах – на мудрую логичность древней игры, в которой – Ботвинник не только в это свято верил, но и доказывал! – нет и не может быть ничего случайного, в которой одно с неизбежностью вытекает из другого, игры, в которой царят логика, гармония и разум.
Предельно ясно определил впоследствии ситуацию В. Батуринский, который во вступительной статье к трехтомнику «Шахматное творчество Ботвинника» писал: «Как бы ни были сильны индивидуальные различия в стилях Ботвинника и Бронштейна, Ботвинника и Смыслова, все же многое объединяло этих шахматистов, и прежде всего – признание исторически сложившихся, проверенных жизнью оценок шахматных позиций. А Таль выступал в роли их ниспровергателя».
Итак, слово названо – ниспровергатель. Так разве должен был основоположник нашей шахматной школы, глубоко почитаемый во всем мире лидер советских шахматистов испытывать к Талю чувства симпатии?
Но мы забежали вперед, а ведь нас ждет сцена Театра имени Пушкина.
Еще в Югославии, отвечая после закрытия турнира претендентов на 28 вопросов радиокомментатора, Таль заявил, что начнет первую партию ходом королевской пешки. Он сдержал слово. Ботвинник тоже двинул пешку вперед, но на одно поле. Французская защита. Та самая, которая принесла Ботвиннику так много триумфов в прошлом и так коварно обошлась с ним во втором матче со Смысловым. Талю было ясно, что Ботвинник, избрав эту обязывающую ко многому защиту, наверняка припрятал в каком-то месте мину, и оставалось только ждать, когда она взорвется.
И действительно, вскоре стало очевидно, что Ботвинник готов пойти на необычайно острый вариант, связанный с жертвой одной или даже двух пешек. Психологически это означало вызов Талю. Чемпион как бы говорил своему сопернику: «Ты гордишься своим феноменальным комбинационным зрением, ты уверен, что я буду избегать острых стычек. Так знай – я не боюсь тебя и готов биться с тобой твоим любимым оружием».
Таль принял вызов, его ферзь забрался в тыл черных и уничтожил две пешки на королевском фланге. Правда, за это пришлось заплатить, и дорого: белый король лишился рокировки и обрек себя на хлопотливую жизнь в центре доски.
На 11-м ходу мина взорвалась: Ботвинник вывел слона, которому было поручено совершить покушение на короля белых. Ход был коварным, но – и это было многозначительным симптомом – когда Таль в ответ объявил шах, Ботвинник избрал продолжение, которое могло привести к ничьей повторением ходов. Более острый ход – отступление короля – был отвергнут.
Согласись Таль на повторение ходов, и он подписал бы моральную капитуляцию, ибо это означало признание того, что первая же дебютная неожиданность застигла его врасплох. Таль отверг малодушное решение и хладнокровно вывел коня, после чего Ботвинник, как видно, не ожидавший этого, задумался больше чем на полчаса.
То, что произошло потом, было очень знаменательно. В сложной и запутанной позиции Таль проявил свою обычную изобретательность, и уже на 32-м ходу Ботвиннику пришлось сдаться, тем самым признав, что его психологическая диверсия не удалась: биться оружием Таля ему было не с руки.
Результат этой партии оказал заметное влияние на весь ход матча. Начиная с первого дня Ботвинник находился под тягостным впечатлением того, что противник имеет перевес в счете. Впечатление это с каждой партией усиливалось, так как ни разу затем чемпиону мира не удалось иметь в матче равный счет – случай в практике Ботвинника беспрецедентный. Кроме того, обжегшись в первой же попытке, Ботвинник в дальнейшем старался уйти от продолжений, связанных с риском, даже если это и ограничивало его возможности. (Тем самым, кстати, Ботвинник отдал дань интуитивному стилю. Впоследствии в примечаниях к третьей партии Ботвинник писал: «Когда играешь с Талем, рассматривать подобные варианты – значит попусту терять время. Даже если они ему невыгодны объективно, то субъективно они ему на пользу»).