АнтиМетро - Андрей Бондаренко

– Как же так? – незамедлительно запаниковал подполковник. – Инструкции не предусматривают такой странной ситуации! А, если, туннельный щит, не дай Бог, не выдержит и треснет? А оттуда такое рванёт и потечёт…

– Что – рванёт и потечёт? – лениво зевнула Таня.

– Да, всё, что угодно! Включая разнообразную химическую и радиоактивную хрень… Что же мне теперь делать, Татьяна Сергеевна?

– Во-первых, отставить неразумную панику! Не слышу ответа!

– Есть, отставить панику!

– Во-вторых, всегда надо рассуждать логически, тщательно анализируя полученную информацию… Если заградительный щит до сих пор не треснул, значит, очевидно, уже и не треснет. Тем более что из-за него, по словам капитана Орлова, не долетает никаких подозрительных звуков и шумов… Опять же, щит абсолютно холодный, и уровень радиации рядом с ним – практически – нулевой. Согласны, подполковник, с этими позитивными доводами?

– Так точно! – заметно повеселел Музыка. – Полностью согласен!

– В-третьих, вам необходимо – как можно быстрее – осмотреть второй туннель, ведущий к «Политехнической». Сработал ли там заградительный щит? Не сработал? В каком он находится состоянии? Какой сейчас рядом с ним наблюдается радиационный фон? Это очень важные вопросы, дорогой мой Николай Николаевич…

– Понял! Сейчас всё сделаем в лучшем виде!

– Подполковник, вы куда? А кто мне обещал – подбросить нас до «Лесной»? Обещания, как меня учил любимый дядюшка, надо выполнять.

– Я всё помню, уважаемая Татьяна Сергеевна! Сейчас, только отдам необходимые распоряжения и тут же вернусь! Минут семь-восемь, не более… Разрешите? Капитан Орлов, за мной!

Дождавшись, когда подполковник и капитан отойдут от мотодрезины на приличное расстояние, Артём попросил:

– А теперь, моя небесная донна, расскажи-ка нам о своих достижениях. Как я понимаю, в этом кожаном бауле находится сыворотка от бешенства? И, судя по не потревоженным пломбам, все её станционные запасы? Как тебе удалось – уболтать этого закостенелого служаку?

– Обычно, – мило засмущалась девушка. – Прозрачные намёки, пространные и неоднозначные обещания, многозначительные паузы, туманный рассказ о неких важных и секретных медицинских экспериментах… Абсолютно ничего хитрого! Правда, пришлось издать соответствующий приказ (рукописный, понятное дело!) об экстренном изъятии соответствующего препарата, и подписать полноценный Акт приёма-передач.

– И как же ты подписывала эти важные документы? Находясь в какой конкретной должности? В каком, собственно, звании?

– Как «ведущий специалист-инспектор ГРУ» – Т.С. Белова-Громова. А, что такого?

– Нет, ничего. Скромная ты у меня.

– А, то! Что есть, то есть, – довольно усмехнулась Татьяна. – А ещё я очень умная, непосредственная, наблюдательная и безумно-красивая… Так, ведь, майор Белов? Не слышу ответа!

– Так точно, госпожа старший специалист-инспектор!

– То-то же… Смотри у меня!

«Может, она и в действительности – ведущий специалист-инспектор ГРУ?», – в очередной раз завёл свою нудную шарманку подозрительный внутренний голос. – «Как-то очень, уж, натурально, братец, получается у твоей любимой жены – играть в важного «армейского начальника». Кстати, она чем-то очень сильно встревожена, нервничает, но тщательно это скрывает. Отсюда и показная бравада, и излишне бойкая речь…».

– Может быть, поцелуешь свою идеальную супругу? – игриво подмигнув, весело предложила Таня. – Стоять на месте, майор Белов! Я же просто пошутила… Увидит ещё, не дай Бог, подполковник Музыка, и начнёт сомневаться, что я являюсь полномочным инспектором из всемогущего Центра. Извини, служивый, но с поцелуями и прочими нежностями придётся подождать до возвращения на «Лесную»…

– Лёшь, отбеги-ка в сторонку на пару минут, – играя желваками на скулах, попросил Артём. – Мне надо пошептаться с любимой девушкой.

Когда Никоненко, закурив, отошёл метров на пятнадцать-двадцать, Татьяна спросила, обеспокоенно заглядывая мужу в глаза:

– Милый, что-то случилось?

– Извини, но именно это я и хотел спросить у тебя. Танюша, что случилось? Я же вижу, что ты чем-то сильно расстроена. Или же – встревожена? И, при этом, усиленно стараешься притворяться беззаботной, шутки шутишь… Так как, товарищ жена, я угадал?

– Угадал, глазастый мой, угадал… Знаешь, пока ничего определённого сказать не могу. Просто, предчувствия всякие мучают – неясные и паскудные. Я же умею, как ты знаешь, предугадывать, пусть, и иногда…

– Да, ты рассказывала, мол: – «Прабабушка – по материнской линии – была ведуньей, за что и попала в 1937-ом году на сталинский лесоповал…». А ты, милая, судя по всему, в неё пошла…

– А, причём здесь, твой дурацкий сарказм? – обиженно надулась Таня. – Я, действительно, предчувствую нечто. Как бы тебе объяснить…

– Хорошие предчувствия? Плохие?

– Мне почему-то кажется, что совсем скоро вся эта история выйдет на другой виток. Вернее, на качественно-новый уровень… Да, и без кровавой бани, видимо, не обойдётся…

Мотодрезина, проехав метро на сто двадцать за «холостой» туннельный щит, остановилась.

– Вот он, тот самый коридор, из которого тогда выскочили голые старухи а, чуть позже, пустынные волки, – оповестила Татьяна. – Мы, Николай Николаевич, двери надёжно заварили. Вход в это помещение строго-настрого запрещён – тамошние пустынные волки, скорее всего, все заражены бешенством. Я вам уже рассказывала…

– Без вопросов, Татьяна Сергеевна! – покладисто откликнулся Музыка. – Нам всё это ни к чему. Коридор-то находится уже за туннельным щитом, со стороны «Лесной», то есть, официально не входит в сферу наших интересов и компетенций. Даже близко не подойдём! Обещаю!

В этот момент Артём неожиданно почувствовал, что засыпает.

«Какой холодный ветер!», – боязливо поёжился внутренний голос. – «Это же… Ничего не понимаю! Мельников, ведь, говорил, что для очередного применения усыпляющего газа нет ни малейших оснований…».

Сознание возвращалось медленно и – откровенно – неохотно. В голове безраздельно властвовала пионерская барабанная дробь, во рту было нестерпимо сухо и горько, ушные (барабанные – опять-таки!) перепонки нестерпимо чесались, глазные веки (веки глаз?) – ни в какую – не желали разлепляться.

«Это уже твоё третье «усыпление», братец!», – подсказал наблюдательный внутренний голос. – «Следовательно, последствия будут пакостными и тяжёлыми, как у Хана и Фюрера – на «Выборгской»… Кстати, ты прихватил с собой волшебные пилюли доктора Геббельса? Молодец, хвалю!».

– Это, мать вашу, форменное безобразие! – заявил скрипучий голос подполковника Музыки. – В отдельной инструкции чётко же сказано, мол: – «Допускается использование экспериментального газа Эн-09/15 только слабой концентрации, рассчитанной – максимум – на один час сна…». Понимаете меня, соратники? Максимум – на один час! А, что получилось по факту? Мы с вами, дорогие мои, проспали больше двух с половиной часов! То есть, на лицо – грубейшее нарушение всех норм и правил! Я, непременно, буду жаловаться руководству! Дойду до самого верха! Естественно, потом, когда всё это безобразие закончится…