Мотылёк над жемчужным пламенем - Кэрри Прай
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Работаю – как и раньше. Учусь – как и раньше. Проклинаю свою мать и её способность плодиться. В целом, делаю всё то, что и раньше, но только без амбиций и всякого желания. Без какой-либо надежды. Бесцельно. Что не скажешь про Звягина старшего, мужчина бодр как никогда. Он быстро полюбился местным. Волонтёры возятся с ним, как с маленьким. Поварихи балуют различными яствами. Пациенты, что помладше, так и ждут от него не то историю чудную, не то пересказ сна хмельного, а потом хохочут так, что травка не нужна. Гена так вообще вешается. Но Анатолий оказался мужчиной избирательным и подпускал к себе отнюдь не всех.
Рослая, донельзя худощавая женщина, несостоявшаяся пианистка, аристократка, жертва наркотиков и просто экстравагантная особа, довольно быстро разглядела в Анатолии родственную душу. Так увлекательно играть в лото могли только те люди, чья жизнь разделялась лишь на непробудный сон и смертельные соблазны. Их сплотила любовь к садоводству и гастрономические вкусы. Кто бы мог подумать, что старый гурман был способен на карпаччо и знал толк в бланшированной? Точно не я. Не могла нарадоваться за новых приятелей, ибо затейливый союз пошёл им на пользу. Ни одной просьбы покинуть ребцентр раньше времени я так и не услышала.
И на кой им эта дружба? Не дети, ведь. Давно не дети.
Появление Кирилла на моём жизненном горизонте было неслучайным. Он обрывал телефон и стращал соцсети – так яро искал встречи; как заведённый просил прощения, чем раздражал ещё больше. Парень желал возобновить отношения, которых никогда и не было. Трепет первого поцелуя, нежность прикосновений, порывы счастья – это не про нас. Я пользовалась им, он пользовался мной, мы как два заядлых фанатика жили по скучному предписанию, за которое не думали нести ответственность.
«Перестань. Это смешно. Нет никаких нас, – неустанно повторяла я, морщась от мужской слабости. – Оставь меня, Кирилл. Твоя жизнь наладится. Желаю удачи».
После изнуряющей беседы с Аришей о купленных отцом – так необдуманно – беспроводных наушниках и новом однокласснике – вылитым Хейли Джоэлом Осментом в юные годы, я с облегчением прерываю телефонный разговор и нехотя шагаю в импровизированный аванзал. Идиотское представление начнётся уже через час, а мне пристанет стать слабо-мерцающей звездой вечера – с выражением читать стихи и натянуто улыбаться, ибо Гена был неумолим. Походил на помешенного.
– Тарасова, почему опаздываешь?! – захлёбывается он, носясь из кабинета в кабинет. – Все уже пришли! Расселись! А я потерял значок «Волонтёра года»! Как я покажусь без него?! Так и знал, что всё пойдёт насмарку! И это в такой ответственный день! Мы опозоримся! Нас застыдят!
Я с весёлым сочувствием смотрю на обезумевшего начальника и указываю на измятый карман простецкой рубашки:
– Он здесь, Гена. Вот твой уродливый значок. Его трудно не заметить.
В голос охнув, он прикладывает руку к сердцу и облегчённо выдыхает.
– Спасибо, Тарасова. Что бы я без тебя делал?
– Продолжил бы драть на себе волосы и искал бы свой значок до завтрашнего дня? – игриво предполагаю я, но он не слушает и беспрерывно поглядывает на часы.
– Так, сейчас начнёт выступать Ибрагимова из венерологического. Она подготовила народный танец. Следом пойдут балдёжники из дневного стационара, покажут несколько миниатюр. А потом пойдёшь ты, Тарасова, – его острый палец протыкает ключицу. – Ты хорошо подготовилась? Не подведёшь?
Я неуверенно киваю, потому что подготовилась паршиво – выбрала первый попавшийся стих из золотого сборника Маяковского, который не удосужилась заучить.
– Хорошо, – содрогается Геннадий. – Очень хорошо. Бегом в аудиторию, все комментарии после отъезда главы. Если всё пройдёт отлично, то напишу тебе лучшую характеристику, с которой тебя с руками оторвут. Я в тебя верю, Тарасова. Успехов.
Или Гена нагло врал, или он был единственным человеком на всей планете, который в меня верил. Даже как-то не хотелось его разочаровывать. Но, увы.
В тёмных закулисьях меня пробило дрожью. В небольшом помещении собралось достаточное количество человек, чтобы умереть от страха и смущения. Большая часть присутствующих состояла из клиентов ребцентра, но едва ли это успокаивало. Компания людей «значимых» заняла первые ряды и довольно предвзято наблюдала за фееричным выступлением Ибрагимовой. Словом, драматический театр превратился в никудышный цирк. Зрители смотрели, а выступали – звери.
Когда настаёт моя очередь, я буквально вцепляюсь когтями в стул, но крайне настойчивая Жанна не оставляет мне выбора и силой выталкивает на сцену. Опустив глаза, я двигаюсь к центру. Медленно и горбясь, будто на каторгу. Кто-то вручил мне микрофон. Кто-то больно хлопнул по спине. Кто объявил моё имя. Кто-то бурно зааплодировал и меня затошнило. Призывным сигналом стала тишина.
Почему они так смотрят? Они ведь смотрят, так?
Не поднимая глаз, я потираю потные ладони и тихо-тихо:
Вошла ты,
резкая, как «нате»,
муча перчатки замш,
сказала:
«Знаете —
я выхожу замуж».
Что ж, выходите.
Вдохнув, глотаю воздух, но кажется, что в горло натолкали ваты. Они молчат. Слушают, не иначе, но как же сложно мне терпеть их взгляды. Я продолжаю:
Ничего.
Покреплюсь.
Видите — спокоен как!
Как пульс покойника...
Последнее получается чуть увереннее, пусть уши краснеют, а кровь ударят в голову. Я мысленно исключаю строки, всё ближе продвигаясь к концу.
Помните?
Вы говорили:
«Джек Лондон,
деньги,
любовь,
страсть»,-
а я одно видел:
вы — Джоконда,
которую надо украсть!
И украли.
Мысли путаются в голове, я забываю концовку. Ищу подсказку в щелях дощатого пола, но вижу только грязные следы ботинок. Меня сражает паника. До боли выламываю пальцы, в надежде выдавить хоть слово, но лишь болезненно дышу.
Дышу. Дышу. Чего-то жду… Позор мне.
Неожиданно раздаются громкие хлопки, я вздрагиваю и невольно поднимаю взгляд. «Ну что застыли, бестолочи?! Браво!» – отдаётся в черепной коробке. Перед глазами пелена, но я пытаюсь уловить оратора – всё без толку. Сердце реагирует на громкие выкрики слишком бурно: стучит в ушах и в горле, даже в животе и коленях. Этот голос кажется мне знакомым. Настолько, что я трусливо сбегаю и прячусь между плотной шторой и коробками с реквизитами.
Дышу. Дышу. Чего-то жду…
– Варя, ты почему ушла? – передо мной вырастает Кирилл, и я готова разреветься от досады и огорчения. Он был тем
