Снайпер - Стивен Хантер

– Мне только что дали под зад, Хэп.

– Я знаю, Ник. Мне действительно очень жаль.

– Ты не мог бы подбросить меня в аэропорт? Я имею в виду – после душа?

– Конечно. Здесь уже нечего делать, разве что разгребать и увозить эти развалины. Осталось ждать заключения судмедэкспертизы.

По пути в отель они почти не разговаривали. Ник быстро принял душ, побросал все свои вещи в одну сумку, и через двадцать минут они тронулись. По дороге он заснул. Когда они подъехали к зданию аэропорта, Хэп разбудил его. Часы показывали 5.45.

В самолете он тоже спал. Рейс прибыл в семь часов. В здании аэропорта практически никого не было; естественно, никто его не встречал. Пройдя через пустые коридоры на улицу, он взял такси. Это стоило ему девятнадцать долларов. Без Майры дома было ужасно пусто. Ник старался как-то собраться, убеждая себя, что он все-таки еще довольно молод, или, по крайней мере, не стар, плюс ко всему хороший полицейский, хотя, наверное, не на федеральном уровне, но у него ничего не получалось.

“Просто не дано тебе работать в таких серьезных организациях”, – с горечью подумал он. Потом достал из холодильника банку пива и выпил ее, сидя у телевизора. Но такого удовольствия, как бывало раньше, он не получил.

“Си-эн-эн” транслировала все то, что Ник видел своими глазами. Они даже показали, как негры извлекали из могилы тело собаки все в том же мешке, наполовину раскрытом, который Ник, надрываясь, тащил к багажнику пикапа в тот странный, сумасшедший день. Трудно поверить, что это произошло всего сорок восемь часов назад. Казалось, что все эти события взяты просто из другой эры.

– А теперь, – сказал комментатор “Си-эн-эн”, суровый, хорошо сложенный негр, который гораздо лучше выглядел бы на капитанском мостике эсминца, чем на экране телевизора, – сообщаем, что судмедэкспертиза ФБР по анализу зубов подтвердила, что труп, найденный в руинах баптистской церкви Авроры в Блу-Ай, штат Арканзас, является останками Боба Ли Суэггера, бывшего героя морской пехоты, который предположительно стрелял в президента Соединенных Штатов, но убил архиепископа Сальвадора и в течение пяти месяцев скрывался от властей. Причина смерти – выстрел в голову из винтовки через рот. Выстрел был произведен в тот момент, когда пламя охватило церковь.

“Вот так все и произошло, – подумал Ник, – ты вставил себе в рот ствол карабина и нажал на спусковой крючок”. Было установлено, что никто Боба Снайпера к этому не принуждал и что он сделал все это собственноручно, навеки унеся с собой все свои тайны.

– Итак, – сказал Ник, обращаясь в пустоту комнаты, в которой не было ничего, кроме настенных часов, банки пива и комментатора телевидения, – мы избавились от него. Ай да мы, нечего сказать!

Джули Фенн старалась держать себя в руках и кое-как сумела пережить этот день. У нее в душе все еще теплилась слабая надежда на то, что это неправда. Она ехала домой, почти не замечая великолепия южных красок Аризоны, и думала о Бобе. Но, когда вечером она прочитала опубликованные данные заключения судмедэкспертизы, то поняла, что это конец. Вот и все. Все закончилось.

Как-то незаметно прошел и следующий день. Ей было нелегко, но она была сильной женщиной, в течение долгих лет научившейся хорошо скрывать свои чувства в глубине души и не показывать их посторонним. Наутро она позвонила в клинику и попросила дать ей день или два по семейным обстоятельствам. Доктор Мартин сказал, что не возражает, хотя по его голосу было ясно, что он говорит неправду и ему очень хочется ответить “нет”. Но ее это мало волновало. Доктору Мартину было двадцать шесть лет. И Джули была нужна ему в клинике намного больше, чем он ей. Джули неподвижно сидела на кровати в своем трейлере. Ей хотелось плакать, но слез не было. Она не могла заплакать и поэтому не чувствовала облегчения. Такой развязки и следовало ожидать, причем с той самой секунды, когда раздался тот злополучный стук в дверь и она увидела на пороге человека, который ей снился и которого она одновременно любила и ненавидела все это долгие годы своей одинокой жизни.

Ее могут арестовать за соучастие, или укрывательство, или еще за что-то в этом роде. Самое меньшее, что ей грозит, так это тот отвратительный вид современной славы, когда о тебе начинают печатать пошлые статейки, на обложках журналов появляются твои фотографии и даже самый последний подонок, лапая твое изображение своим липким взглядом, влезает в интимные подробности твоей личной жизни, тем самым раздевая тебя донага и как бы выворачивая наизнанку. И никто, ни один человек, не заговорит с тобой и не скажет, что все эти фотографии и статьи – самая настоящая чушь, которая не имеет к тебе никакого отношения. Ты тот свежий кусок мяса, на который набрасываются изголодавшиеся по сенсации обыватели.

Но, даже когда ты знаешь, что с тобой ничего но случится, потому что мертвые говорить не умеют, все равно не легче. Ей просто нужен Боб, ее Генри Тороу с винтовкой, который так весело ей когда-то сказал:

– Он так же, как и я, жил и бродил по этому свету в одиночестве.

Тогда ее немало позабавило это странное, сделанное с чувством гордости и собственного достоинства замечание о трансценденталисте Новой Англии, которое прозвучало из уст самого опасного человека в Америке.

Как хорошо, когда в доме есть мужчина!

Было время новостей, и она включила телевизор. Шли новости “Эн-би-си”. Том Брокау выглядел сегодня серьезным и взволнованным. Он уже в который раз рассказывал трагическую историю о Бобе, герое морской пехоты, который был сыном тоже героя морской пехоты, о том, что он, к сожалению, настолько замкнулся в себе, что пошел по неверному пути, приведшему его к смерти. Однако умер он с таким донкихотским рыцарством, что в душе каждого наверняка найдется место для восхищения его поступком. Вся история была преподнесена в свете большой любви Боба к своей собаке. Это принесло ему такую небывалую известность, что если бы он был сейчас жив и его действительно разыскивали, то скорее не как преступника, а как национального героя.

– Так получилось, – продолжал Брокау, и в его голосе теперь появились пошловато-ироничные нотки, свойственные дикторам телевидения, – что этот жестокий человек, убивший, как считают, сальвадорского архиепископа, сам умер ради того, чтобы выполнить последний долг по отношению к своему безвинному животному.

Теперь на экране замелькали уже другие лица. Клуб любителей собак написал петицию и собрал подписи, с тем чтобы убедить власти похоронить собаку именно там, где хотел ее похоронить Боб. Потом было интервью с одним сальвадорским генералом, который выразил удовольствие по поводу того, что убийца архиепископа заплатил сполна за свое преступление; однако он был весьма огорчен и недоумевал, почему этому человеку уделяется столько внимания, которое возводит его почти в один ранг со святыми. И это всего лишь за его любовь и доброту к собственной собаке, которую этот убийца-профессионал сам же и убил. Генералу задали вопрос о батальоне “Пантеры”, и он ответил, что они добились больших успехов в расследовании этого дела.

Сразу после этого “Эн-би-си” переключилась на Блу-Ай; здесь показали интервью с адвокатом Сэмом Винсентом, который вполне резонно спросил, на каком основании ФБР и полиция штата Арканзас убили Боба, ведь никто перед этим не доказал официально в суде, что Боб действительно виновен во всех вменяемых ему в вину преступлениях. Но репортера это не интересовало, и он все время старался вернуться в своих вопросах к собаке и к тому, как сильно ее любил Боб.

– Ну хорошо, – в заключение сказал Сэм, – я допускаю, что Боб мог это сделать. Но Суэггер был очень практичный человек, поэтому я совершенно не понимаю, зачем он это сделал. – Старый адвокат, прищурившись, посмотрел в камеру. – Он был не дурак, и такая глупость не в его характере, вот чего вы никак не хотите понять. – Он сплюнул прямо на землю и пошел прочь.

Джули тоже сбивало с толку то, что Боб мог так поступить со своей собакой, и она думала над этим весь вечер, пытаясь найти в его поступке хоть какой-то смысл. Джули проворочалась всю ночь и так и не смогла заснуть, беспрерывно прокручивая в памяти воспоминания прежних дней.

– Боб? Боб Ли? – позвала она в темноте. Ответа не последовало. Она слышала тиканье часов, какой-то тихий, непонятный шум в комнате, звуки проезжающих по дороге автомобилей и где-то далеко-далеко в пустыне протяжный вой койота. Но больше ничего. Или все-таки что-то было? Она определенно чувствовала чье-то невидимое присутствие, ей чудилось, что за ней кто-то наблюдает. Она вздрогнула и достала из-под кровати смит-вессон 32-го калибра, но этой ночью ничего не произошло.

Напившись до чертиков и ничего абсолютно не видя, Ник просидел у телевизора весь вечер. Ближе к одиннадцати, уже слегка протрезвев, он поплелся к кровати. Этой ночью ему приснился сон. В нем все смешалось: и Боб Ли Суэггер, и Майра, и этот сумасшедший спуск по склону горы, когда зеленые щупальца хлестали по лобовому стеклу, пока оно не разбилось. Затем перед его глазами мелькнул угол двери, и он со всей силы ударился об него головой. “Майра! – закричал он во сне. – Майра, я не хотел этого!” Потом он вылез из кабины, достал свой миниатюрный 38-й калибр и тут увидел, что Боб Ли Суэггер и Майра – почему-то босиком – танцуют на зеленой траве. Она была веселой и радостной, на лице ее было написано удовольствие. “Прекратите, или я стреляю!” – закричал Ник, крепко сжимая в руке пистолет. Потом он нажал на курок. Он выстрелил во сне так же реально, как и в жизни; Майра резко откинулась назад, и на спине у нее стало расплываться алое пятно крови. Падая, она закричала: “Ник, ты попал мне в спину, ты попал мне в спину!” Здесь же оказался и Хауди Дьюти, который начал рассказывать всем им, какую ужасную вещь совершил Ник и что теперь его карьере конец. А Боб, медленно танцуя, уплывал вдаль в языках пламени.