Необъявленная война: Записки афганского разведчика - Ким Николаевич Селихов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В ходе подготовки к операции Ахмад не раз задавал один и тот же вопрос:
— Готова ли? А может, откажешься, пока не поздно? По плечу ли тебе такая тяжесть?
— Да, готова! Выдержу, сделаю, что прикажешь, — отвечала Джамиля.
А вот сейчас, когда до лаборатории остались считанные километры, почувствовала, как страх стал заползать в душу. Скоро она встретится с Адиной. Ей обязательно нужно заглянуть в его глаза, понять умом и сердцем, кто он, человек или хищный зверь? Как же могло случиться в жизни, что скрестились их пути-дороги и она стала женой убийцы… Чем же он ее покорил, подчинил своей воле? Ах да, одержимостью, мечтой о подвиге в науке, чудовищной работоспособностью в своей лаборатории, когда, забывая обо всем на свете, даже о молодой жене, он проводил бесчисленные эксперименты… А когда был рядом с Джамилей, он казался ей мягким, ласковым, добрым профессором, который и мухи не обидит. Вспомнилось, как приехал однажды на виллу с опущенной головой, расстроенный.
— Несчастье? Что-нибудь случилось? — забеспокоилась Джамиля.
— Случилось… Сторожевая собака ощенилась… Пухленькие, слепые кутята. А они их в пропасть… Говорят, лишние, кормить нечем… Жестокие люди, варвары! — и на глазах слезы навернулись.
А здесь ни слез, ни страданий… Холодное, расчетливое убийство сотен людей… Адина не потерял покоя, ему не снились по ночам кошмары, спал сладко, ел, пил, ходил по земле, как человек с чистой совестью, ласкал кровавыми руками ее тело. Джамиле, его жене, поручено от имени народа обезвредить хищного зверя, уничтожить навсегда его дьявольское открытие. Но выдержит ли она это тяжелое испытание, не ослабнет ли ее воля, сумеет ли когда-нибудь честно смотреть в глаза людям та, чьим именем назван препарат смерти?
…Мулла легонько толкает Джамилю локтем. Она вздрогнула, удивилась, что темно вокруг, не заметила, как ночь подкралась.
— Подъезжаем… Сейчас за поворотом караульный пост… Может, остановимся, передохнешь немного перед трудным делом, соберешься с мыслями? — предлагает ей мулла.
— Нет, останавливаться не надо… Со мной все в порядке, — говорит Джамиля, поправляя растрепавшуюся прическу.
— Ну, держись, Джамиля, смотри, не оплошай, на тебя все сироты и вдовы смотрят… Да не даст Аллах остыть твоей злости, пусть на время сердце твое станет каменным при встрече с убийцей! — как заклинание, произнес мулла.
* * *
Лучи фар уперлись в полосатый шлагбаум. Раздался нечеловеческий, гортанный крик. Это часовой, напуская страх на неизвестных, подал свой строгий голос, потребовал остановиться и для острастки еще щелкнул затвором автомата. Мулла выключил мотор, оставил светить одни подфарники, положил руку на баранку и замер в ожидании. Джамиля отчетливо слышит, как пульсирует кровь в висках, выпрямилась, спиной не касается сиденья. Минуты ожидания кажутся вечностью. Вот и началась операция. Удалось ли Ахмаду обеспечить «зеленую улицу» для въезда на территорию лаборатории или надежда только на пропуск? Яркий свет больно ударил по глазам Джамили.
— Аллах послал нам великую радость! Яркая звезда осветила мрак нашей ночи! — услышала она несколько необычное приветствие из темноты. И незамедлительно поспешила с достойным ответом:
— Звезда, слепленная из лести, не радость, а беду приносит!.. — И тут же деловым тоном: — Надеюсь, вам сообщили из штаба господина Бури о нашем намерении посетить мужа?
— О да, почтенная госпожа. Адъютант господина Бури уважаемый Махаммад лично сообщил только сейчас по рации о вашем ожидаемом прибытии. Разрешите представиться, начальник караула Надыр. Добро пожаловать в зону «А»!
У Джамили отлегло от сердца, Ахмад сделал свое дело, караульная служба уведомлена о госпоже профессорше.
— Вам нужен мой пропуск? — спрашивает она Надыра и, не дав ему ответить, тянет через открытое окно машины свою руку… — Вот, пожалуйста, смотрите… Я понимаю, во всем должен быть порядок… Служба есть служба.
Снова вспыхнул яркий луч фонаря, она не видела лица караульного начальника, только губы, отвислые, шевелятся медленно, читая серьезную казенную бумагу… Джамиля только догадываться могла, как нелегко достался Ахмаду этот форменный пропуск в закрытую зону, без всякой подделки, новенький, на хрустящей плотной бумаге. Он разрешал почтенной ханум Джамиле вместе со своим шофером — слугой Абдуразаком пребывать в закрытой зоне «А» в течение трех дней. Документ скреплен печатью и личной подписью самого Бури…
— Желаете позвонить с нашей проходной господину профессору? — любезно предлагает начальник караула.
— Нет, нет! — поспешно отвечает Джамиля… — Без всяких звонков. Хочу преподнести сюрприз мужу, явиться в его дом нежданно-негаданно. Вы меня понимаете?
— Понимаю, понимаю! Именно об этом просил и господин адъютант Махаммад, — говорит Надыр. — Он так и сказал: надо преподнести господину профессору неожиданную радость, дверь открывается и на пороге — очаровательное создание.
— Вы опять мне льстите, молодой человек… А я, между прочим, очень устала с дороги…
— О, извините, извините… Вам нужен сопровождающий?
— Буду признательна! — отвечает Джамиля.
— Эй, Нур! Давай в машину! Покажешь дом профессора!.. Да не перепутай, самый крайний, у обрыва! — командует начальник караула. — Желаю приятно провести время в нашей зоне, ханум, — говорит он на прощание и исчезает в темноте.
ГЛАВА XL
Нет сердца у меня, души и тела нет,
Лишь призрачная плоть — из всех живых примет.
Лишен свободы я, лишен я даже тени —
Отбрасывает тень лишь то, во что одет.
Сана’и Абулмаджд Махмуд ибн Адам
Высоко в горах, где за высоким каменным забором расположились строения лаборатории, по вечерам было дьявольски холодно и сыро. А здесь, в небольшом кабинете, потрескивали сосновые смолистые поленцы в камине, было тепло и уютно. Глоток доброго коньяка и чашечка крепкого кофе по-турецки постепенно снимали усталость рабочего дня, который длился у профессора от зари до зари. Он вытянул ближе к огню босые пятки, удобно уперся блестящей лысиной в
