Камень Грёз - Кэролайн Дж. Черри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Но ты все равно запомнишь. Оно будет возвращаться время от времени, чаще всего по ночам.
– Но то, что было на войне, померкло.
– Когда Элд проявляется при свете дня, это всегда кажется неправдой. Иное дело в лесах, в тени.
– Всякий раз, как я оказываюсь там, я готов ко всему, – промолвил Барк.
– Однажды ты следовал за ней.
И снова повисла тишина.
– Ты говоришь, что было так. Господин, как умер мой отец?
– И ты сейчас спрашиваешь об этом? После стольких лет?
Барк неловко пожал плечами.
– Я никогда не сомневался в нем, не сомневаюсь и сейчас. Но ты был с ним. Я не был.
– Он был у меня за спиной – я не видел, как это произошло. Но время от времени я замечал его в бою. И он был лучшим в тот день из всех, кто выехал на защиту Кер Велла.
– И все же он был за тобой.
– Было непросто идти теми путями, которыми следовал я. Да ты и сам знаешь. Ты был среди тех, кто следовал за ней в тот день.
– Так говорят, – промолвил Барк, и голос его прервался. – Мы сражались у речных стремнин – нас вел король, и Кер Велл был в двадцати милях от нас. Мы никогда бы не смогли преодолеть такой путь, будучи настолько изможденными. Но какая-то тьма опустилась на нас, словно утро и не наступало. И в этой тьме был свет или знамя – я принял его за знамя. Огни, которые мерцают в лесу и указывают путь потерявшимся: те принимают их за кого-то, кто тоже блуждает в темноте, идут за ними, а огни выводят их. Это было очень похоже – сияние во мгле. Я принял его за короля или за его знамя… А может, то был всадник. Да, то был свет, и он горел так ясно в этой тьме, что, кто бы ни увидел его, тотчас шел за ним – и человек, и все другие твари. Но цокота копыт не было слышно, или он доносился очень приглушенно. И словно кто-то звал издали… Потом все осветилось, и снова вокруг нас кипела битва, ничем не отличавшаяся от той, что мы вели у стремнины… Но мы были уже в другом месте, или и вправду сражение уже растянулось на двадцать миль.
– Она вас провела иными путями. Железо не может войти в ее владения, так что одним богам известно, какой тропой она провела вас в тот раз. – Однако и Кирану было известно это, и он похолодел, подумав об этом вторжении во владения Смерти, чуждые Ши и всякому живому человеку.
– Перед нами был свет. Вот и все, что я видел.
– Ну и хорошо. – Киран почувствовал, как похолодел камень на его шее, словно лед, словно невыносимый груз. Все вокруг вновь подернулось дымкой. Он услышал храп и топот копыт скакуна Охотницы, а потом, моргнув, снова оказался на стене среди многоцветья людского мира, и камни стены были теплыми и шершавыми под его ладонями. – О чем бишь я? А как ты видел меня в тот день?
– Как свет. Но рядом была и тень, или мне померещилось, но на твоем лице лежала тень. Но, господин, это чувство не сравнить ни с чем. Стояла такая тишина, такое страшное безмолвие, как если замереть в лесу или в каком-нибудь глухом и древнем месте, где ничего не движется… – Руки Барка покрылись гусиной кожей. Он не привык беседовать об этом. Его передернуло, и, чтобы скрыть свою дрожь, он рассмеялся, облокотившись на стену. Но смех его быстро замер. – Господин, вчера вечером все было точно так же. Даже несмотря на вино.
– Барк, что люди говорят обо мне? Сейчас. Повсюду. Скажи мне правду, даже если она горька. Что они думают обо мне – крестьяне, ткачи, стража? Что я за господин?
Барк замер, словно его пригвоздили к камню, словно то безмолвие, о котором он говорил только что, окутало их обоих.
– Господин, я – твой человек. И все это знают. Что станут они говорить мне? Но у меня есть родня в деревне – близкие матери. Они приходятся родней и Доналу. А в оружейной тебя ругают иногда, как люди ругают тяжелую работу, но, господин, они верны тебе. И говорят, что ты обладаешь Видением. А крестьяне говорят, что земля никогда еще так хорошо не плодоносила и что после войны ее словно зачаровали. И они выставляют плошки с молоком, чего раньше никогда не делали, как говорят старухи, но это надо для того, чтобы удержать волшебные народцы на своей стороне. Чтобы они сражались за нас.
– Плошки с молоком. – Киран изумленно рассмеялся, отступил на шаг и вновь повернулся к Барку. – Да, я видел тех, кто любит молоко.
– Это мелкие твари, – заметил Барк с непререкаемым видом.
– К ним я не испытываю доверия, – рассмеялся Киран, ибо он напугал Барка. – Да. Кое-кому из них даже я не верю.
– А может, и напрасно, господин. Отец мой знавал таких.
– Значит, ему грозила опасность. Я не верю никому из мелкой нечисти. У нас тут всякие водятся. Русалки. Фиатас. Они ловят в свои сети не только мух. Они опасны.
– И все же, господин, поля процветают благодаря им. Земля выжигается ровно и каждый год приносит урожай, и нет зерна, что не давало бы всходов, и яблони растут, как сорняки. Все эти годы деревья плодоносят раньше срока, и дождь не льет на сенокос, а проливается лишь в посевную. Там, где были черные пожарища, уж через год скот и лошади ходят по колено в траве. Хочешь знать, что говорят крестьяне, господин? Что ты скор на суд, но справедлив, что от тебя ничего не скрыть, что стоит тебе взглянуть на человека, и он вспоминает обо всем сделанном им зле, даже если оно было лишь в его помыслах. Так два соседа, поспорившие в Банберне, предпочли уладить все между собой и не идти в суд: соседи рассказали, что им стало стыдно за все совершенные за жизнь проступки. Вот что говорят. Говорят, что лошадь не охромеет, пересекая твои владения, а корова принесет двойню; что молния разворачивается в небе и поражает Ан Бег, минуя твои владения… Если коротко – да, ты любим, господин. Неужто ты никогда не замечал этого?
Взгляд Кирана замутился, цвета поплыли. И легче ему почему-то стало смотреть вдаль, ибо камень пронзил его грудь жалом первозданной волшебной зелени.
– Господин? – спросил Барк.
Киран
